Анна Мулен - Прованс и другие истории

Самой красивой и «фотогеничной» каланкой по разным источникам признана «Ан-Во» (En-Veau). Но туда сложнее всего попасть. Вне сезона можно припарковаться на паркинге «Gardiole». Но проще все это посмотреть с моря, поплыв на кораблике из порта Кассиса, правда, эти кораблики не останавливаются в гаванях, что не позволяет искупаться. Морские прогулки по каланкам длятся от сорока пяти минут (обзор трех каланок) до двух часов (обзор девяти каланок). Короткий маршрут прекрасно подходит для детей. Но нужно не забывать о ветре.

Они мчали по сумеречной départementale29, вдоль которой простирались луга и пастбища и изредка мелькали типичные провансальские домики. Впереди, прямо над дорогой, повис лунный диск, совершенно белый и круглый, поражающий своей величиной и яркостью.

В салоне же их автомобиля, подобно луне, повисла гнетущая тишина.

Лиза предложила эту поездку в Монпелье на выходные всем вместе, чтобы немного развеяться. Хотелось воспоминаниями об их первом совместном отпуске, проведенном в этом городе, освежить в памяти то время, когда все только начиналось, когда они были молоды, беззаботны и сильно влюблены. Напомнить, почему вообще когда-то их охватили эти взаимные чувства. Ведь были же причины…

Только опять дети никак не хотели засыпать, кричали и тормошили друг друга, а заодно и папу, который не мог сконцентрироваться на дороге. В итоге, когда дети наконец заснули, оба уже были совсем не в настроении и ехали, каждый погруженный в свои мысли.

Может быть, все дело в полнолунии? Пейзаж «одноэтажного» Прованса наводил ее на мысли о том, как раньше деревенские жители видели ночь лишь в лунных очертаниях и верили, что луна способствует разным психическим обострениям.

Больше всего она боялась превратиться в одну из тех семей, которые вообще не разговаривают. Которые могут ужинать, сидя в ресторане друг напротив друга, не проронив ни слова. Однажды, возвращаясь из отпуска после долгой изнуряющей поездки на машине и мечтая только об одном – выпить по стаканчику и расслабиться, они зашли в первый попавшийся бар где-то на Лазурном берегу и медленно потягивали пиво под вечерний шум волн, листая сообщения в телефоне. Вдруг одна из девушек из шумной компании пососедству, весь вечер болтавшей на французском, сказала своей соседке на чистом русском:

– Вон посмотри, эти двое, пришли вроде в бар вместе и даже не разговаривают!

Лизу как током ударило.

– Мы целый день ехали на машине и устали от разговоров.

Девушка сделала виноватую гримасу – не ожидала, что кто-то ее поймет, и вернулась к разговору в своей компании. Но в глубине души Лиза была согласна с той девушкой и всячески старалась поддерживать разговор, чтобы не допустить повисшее молчание, особенно в людных местах, чему Поль явно не всегда был рад. Ведь он-то, наоборот, любил помолчать.

Часто наблюдая за пожилыми парами, обедающими в ресторане или гуляющими по улице, держась за руки, она думала, будут ли они по-прежнему вместе «когда им будет шестьдесят четыре»30. Будут ли они так же садиться в машину и сквозь ночную мглу мчаться к новым приключениям?

Лиза точно знала, за что когда-то полюбила своего мужа. Поль стал для нее той опорой, которой ей так не хватало. Она рано стала самостоятельной, о чем только мечтали многие ее сверстники. Но ей всегда хотелось обрести надежный тыл в лице мужчины, скрыться за его широкой спиной от всех невзгод. Ведь скольких ошибок, как ей казалось, можно было бы избежать, сколько острых углов обойти.

Но в какой-то момент она поняла, что это чувство защищенности эфемерно, что в своей борьбе она по-прежнему одна, и никто не будет решать ее проблемы, кроме нее самой.

Она была зла на Поля, что не может пожаловаться ему, что он не может успокоить ее и поддержать, потому что сам плохо спал, устал и не знает, что делать. Она была зла на него за то, что при всех ее стараниях быть идеальной женой и мамой, ее вновь и вновь одолевало чувство вины и недовольства собой.

А может, вообще пора забыть о таком понятии как любовь? Может, у них просто больше нет ничего общего.

Эти слова доносились из автомобильных динамиков, и Лиза вдруг подумала, что, возможно, он и прав, старина Элтон. Ну, не сошлось, не срослось. Она вспомнила свой недавний вечер с Эрве. Может быть, искушение – первый признак того, что все идет не так. Да что говорить, мир вообще полон боли, а люди невыносимы. Как говорил Эрих Фромм, мы давно уже погрязли в égoïsme à deux32, заменяя свою базовую потребность в настоящей любви лишь социальной ролью в ячейке общества, дающей иллюзию спасения от одиночества.

С другой стороны, с чего она вдруг решила, что может перекладывать на Поля ответственность за свои эмоции и взваливать на него миссию по осчастливливанию себя? Если в сердце нет любви к себе, то разве кто-то со стороны сможет эту пустоту заполнить? Если чаша пуста, чужой любви всегда будет мало.

Только она сама может по-настоящему любить себя.

В самом деле, только она сама может достичь душевной гармонии, одобрять себя и поддерживать в себе ощущение нужности. Только она сама может заботиться о своем теле и душе. Излечивать своего «внутреннего ребенка», даря любовь и заботу собственным детям. Только она сама может научиться замечать любовь в мелочах, в еле уловимых деталях.

Вот она гладит его рубашки, совершает привычные механические движения, думая о своем. И вдруг ее пальцы начинают с нежностью разглаживать воротнички, а на душе становится на мгновение тепло, а лицо озаряет мимолетная улыбка. Эти рубашки как будто напомнили ей его очертания, его запах, его тепло… И вот она уже ждет вечера, чтобы поскорее обнять его.

А вот она вечером подъезжает к дому, его машина уже припаркована, она ставит свою машину рядом, и ее сердце наполняется радостью оттого, что он тут, что он дома и ждет ее.

На ее глаза наворачиваются слезы. Музыка грустна, но, черт возьми, как же красива! Эти переходы бурлящих гитарных струн в звон пианино вызывают мурашки по всему телу. Мышцы постепенно расслабляются. Становится тепло и уютно.

И пусть ей не двадцать, пусть влюбленность не кипит больше в крови. Но как же хорощо быть здесь и сейчас. В этой машине. Мчаться навстречу этой сюрреалистичной луне. Смотреть на его руки, скользящие по рулю, думать о том, сколько в них красоты и мужественности, и радоваться, что когда-то она доверила им свою судьбу…

По привычке, он держит правую руку на переключателе скоростей, хоть это и машина с автоматом. Она улыбается про себя и аккуратно накрывает его руку своей.

Марсель ассоциируется с цветом морской лазури не только потому, что символ города – голубой крест, а на эмблеме марсельского футбольного клуба «Олимпик», главного соперника парижского «Сен-Жермена», голубые буквы ОМ. Но еще и потому, что здесь буквально каждой клеточкой чувствуется близость моря, и море как ничто другое влияет на жизнь города.

Второй (после Парижа) по величине город Франции, Марсель вобрал в себя контрасты большого шумного города и приморского курорта, как какие-нибудь Барселона или Рио. Здесь старый порт, где мирно покачиваются маленькие парусники, соседствует с огромным индустриальным портом, куда приплывают гигантские торговые и круизные суда.

Здесь шикарные виллы соседствуют с полуразвалившимися старинными домиками в типичном провансальском стиле.

Время тут застыло в каждой трещинке, а в тридцатиградусную жару люди в деловых костюмах спешат на работу, не забыв бросить в сумку шлепанцы и плавки, чтобы после работы пойти на пляж. Огромный хаотический поток людей и машин заставляет крепко держаться за руль, всегда быть начеку и внимательно смотреть на указатели, потому что сигнал GPS рискует потеряться в одном из пересекающих город подземных туннелей. Здесь, выходя из главного провансальского аэропорта, чувствуешь себя как будто в маленькой деревеньке, где тебя сразу же окутывает влажный воздух и запах моря.

Марсель – самый старинный город во Франции, основанный фокейцами (греками из Малой Азии) примерно в 600 году до нашей эры. Раньше он назывался Массалия или Массилия. Отсюда у южан любовь к культуре вина и оливкового дерева.

Марсель специфический город. В отличие от многих других крупных туристических центров Франции, он может сразу не вызвать восторг, а порой даже наоборот. Для кого-то Марсель – слишком разношерстный. Для кого-то – настоящий.

В начале шестидесятых годов Марсель стал главным пунктом прибытия во Францию эмигрантов, в основном, из Алжира. В 1960-х и 1970-х годах, чтобы справиться с массовой иммиграцией, пошла застройка комплексов социального жилья, сформировав трущобы «ситэ» в северных кварталах (по разным данным, население Марселя магрибского происхождения достигает тридцати процентов). Безликие многоэтажки возвышаются над городом и поражают развивающимся по ветру разноцветным бельем, сушащимся прямо на окнах из-за отсутствия балконов. Именно в одном из таких «ситэ» вырос Зинедин Зидан, один из величайших игроков в истории футбола.

Чтобы по-настоящему влюбиться в Марсель, его нужно хорошо изучить. Потому что его красота не нарочито бросается в глаза и ослепляет, как в том же Париже, а прячется в деталях, в закоулках, в потайных двориках. И тогда ты начинаешь ощущать живой пульс этого города. И тогда можно и правда влюбиться в него – не за какой-то внешний лоск, а за его характер.

Например, вполне может не впечатлить ансамбль зданий Старого порта архитектора Фернана Пуйона (1912—1986) – результат отстройки города после военной бомбардировки в 1944 году. Но Пуйон вырос в Марселе, был чрезвычайно изобретательным человеком и придумывал разные способы строительства дешевого жилья, много работал в Иране и Алжире, где был главным архитектором всех курортов, и даже написал об этом книгу.