- Ты сегодня такая красивая, - просто и без пафоса произнес он. - Ты всегда красивая, но сегодня - особенно.

- Спасибо… Это все платье.

- Нет, - Игорь улыбнулся одним уголком губ. - Вчерашнее, красное, было лучше.

Катя даже не знала, что ответить на такое откровение. Игорь никогда не был жаден на комплименты. Обычно они сыпались у него с языка как слова-паразиты. Но чтобы так, искренно, без шуточек - такого не наблюдалось давно.

- Ты снова крупно проигрался? - она нахмурилась.

- Вдрызг! - хохотнул Баренцев.

- Блин, Игорь! Ну сколько можно?

- Пока не отыграюсь! Хотя в последнее время… Ты вкалываешь как проклятая, а я проклят в игре.

- Не равняй нас!

- Так я для тебя стараюсь! Хочу вернуть… что забрал.

После крошечной доли откровенности эта извечная отговорка закоренелого игромана вызвала у Кати раздражение. Ей захотелось взять Игоря за ухо и, как нашкодившего мальчишку, вывести за дверь.

Будто почувствовав опасность, Баренцев тут же перевел разговор в другое русло.

- Кать, ну скажи ты мне честно, - он подпер голову рукой, - зачем тебе бар? Я ведь несколько лет занимался им, занимался, но… Он прорва. Бездонная.

- Работал он. Конечно.

- Как мог! Столько сил уходило, и никакого удовольствия.

- Ах, так ты от горя просаживал в карты все заработанные деньги? – этот вопрос Катя задавала Игорю уже столько раз, что даже злости не осталось. Злилась она только на себя. За то, что закрывала глаза раньше, за то, что слишком поздно опомнилась.

- Я пытался все уладить. Честно. Еще тогда. Надеялся, что отыграюсь. Это ведь так просто!

- А когда для тебя что-то было сложно? Твои жизнь как программа с двоичным кодом. Вместо «единицы» – удача, а вместо «нуля» – провал.

- Может и так.

- Так! Именно так!

- Но я не умею иначе. Сам не умею, – Баренцев взъерошил свои волосы. – Ты нужна мне. Знаю, не веришь… Но… Черт! Столько времени прошло, но я скучаю по «нам». Все еще не могу смириться, что упустил тебя.

От этих высокопарных слов у Кати зубы свело оскоминой. От одной мысли, что когда-то любила этого мужчину, что жила с ним под одной крышей, спала в одной кровати, целовала, строила планы на будущее, хотелось забраться в какой-нибудь укромный угол и напиться там коньяка до полной потери памяти.

- А ведь можно еще все исправить. - Игорь поднял на нее свои по-собачьи несчастные глаза.

- Даже слышать не хочу! – обрубила Катя.

- Я знаю. Ты правильная, хорошая. Ты любишь этот бар, будь он проклят. Любишь таким, какой он есть. Но если у меня…

- О, Боже! - Катя вскочила со своего места. - Опять двадцать пять! Игорь, я не дам тебе денег!

- Катенька, я…

- Слышать этого не хочу! Достало, - вырвалось со стоном. - Ты безумен. Тебе лечиться надо.

- Но я знаю отличный выход!

- Ты знаешь. Петрович знает. Все знают и спешат меня облагодетельствовать. А я не хочу! Понимаешь? – ее трясло от злости. – Мне не нужны ваши «отличные выходы»! Мне нравится этот бар! Такой, какой он есть. На этом месте! Неужели сложно понять?

Игорь стушевался. Даже его сдобренная алкоголем смелость меркла перед таким напором. С Катей никогда не было просто. Упрямая, горячая, она превращалась в волчицу, когда опасность грозила чему-то или кому-то важному для нее. Однако сейчас, перед лицом угрозы, бывшая жена стала вовсе непрошибаемой. С такой Катей Игорь не знал, как общаться. Он и хотел помочь, и понимал реальное положение вещей, но совершенно не представлял, как донести до нее свои мысли.

***

Как Катя ни старалась, но Игорь не стал повторять незаметный уход Петра Петровича. Заказав себе новую порцию водки, он уставился отсутствующим взглядом в стол перед собой. К счастью для других посетителей, молча. Удовлетворившись этим результатом, Виноградова махнула на бывшего рукой и вернулась за барную стойку. Грег без просьбы поставил перед ней чашечку ромашкового чая и тут же переключился на других клиентов.

Слова Игоря задели за живое. В том, что касалось бара, он был абсолютно прав. Еще до развода “Градус Баллинга” вытеснил из ее жизни не только мужа, но и почти все прежние интересы. Круг общения сузился до персонала, а из подруг осталась одна Мэрилин. Та тоже любила лишь свою работу. Ни один из многочисленных мужей не смог конкурировать с брачным агентством. Работа давала гарантированную отдачу. Работа не играла в карты, не шлялась по кабакам и не воровала ее бутерброды. Среди приходящего и уходящего она всегда была надежным форпостом.

Сейчас, по прошествии нескольких лет со смерти отца, Катя горько сожалела, что слишком поздно поняла эту истину. Ее надежда на Игоря стала роковой для бара, и расплата за годы удобной жизни теперь настигла. Пришлось постигать искусство быть сильной. Привыкать к дисциплине, к графику, к ответственности. Сдерживать свои желания. Чем сильнее хотелось уткнуться лбом в мужскую грудь - тем жестче одергивать себя. Чем заботливее был любовник - тем настойчивей искать в нем изъяны.

На личную жизнь не было времени. Без второго администратора, без бухгалтера максимум, что можно было себе позволить – редкие фантазии о далеком безоблачном будущем. Когда Мэрилин просила ее описать это будущее, Катя обычно отшучивалась: «Современная кофемашина, просторная квартира поближе к бару и «Ярис» с новым кузовом». Открывать настоящие желания было боязно даже лучшей подруге. Вначале – потому, что боялась спугнуть мечту. Потом, спустя год напряженного труда в баре – потому, что стало неловко говорить об обычных женских желаниях.

Но это касалось будущего, счастливого и спокойного. Пока же сквозь усталость и мигрень приходилось тянуть груз долгов.

***

Тупая ноющая боль с каждой минутой становилась все сильнее. Катя давно избавилась бы от нее с помощью ибуфена, но любимого и надежного лекарства в аптечке не оказалось. Там не было даже обычного анальгина. Слабительное, валидол и стопка бинтов - все, чем бар мог помочь своим посетителям и персоналу. В довершение всего выкупленная застройщиком ближайшая аптека уже месяц была закрыта.

Весь мир будто сговорился против одной несчастной женщины. В сложившейся ситуации Кате оставалось лишь пить ромашковый чай, надеясь, что травам под силу справиться со спазмами. Самовнушение помогало слабо, но у Виноградовой не было иного выхода. Отпивая мелкими глотками чай, она изо всех сил пыталась загнать подальше в подкорку свой скепсис. «Мне становится легче. Мне хорошо,» - как мантру повторяла она. И вот на пятнадцатой минуте, когда начало казаться, что магия ромашки действует, кто-то коршуном встал за спиной. Навязчиво близко. Не двигаясь. Явно дожидаясь, что на него обратят внимание. Как результат, почти удавшийся ромашковый фокус лопнул, словно мыльный пузырь.

- Кто там? – кивнула бармену Катя. Голова болела так сильно, что не хотелось оборачиваться.

- Э… – Грег открыл рот, чтобы ответить, но посетитель жестом приказал молчать. – Клиент.

- Какой ты загадочный, - хмыкнула хозяйка. – Петрович, что ли, вернулся?

- Мм… По поводу отчества я, честно говоря, не уверен, - Гришка почесал затылок. – Но это точно не Петр Петрович.

- Радует, – послышался вздох облечения. – И все же, кто там? Игорь?

- Ваш бывший по-прежнему недвижимость, так что вновь мимо.

- Какая у нас замечательная угадайка! – восхитилась Катя.

- Очень! – ответил вместо Гришки тот самый «клиент». - Милая, значит, я не первый и не второй в твоем списке?! – возмущенный, словно ревнивый муж, Роман Воинов вышел из-за Катиной спины.

Катя вымученно улыбнулась. Вроде бы сил не было улыбаться, а как увидела его – не удержалась.

- А если бы я еще там постоял? – сурово спросил Роман. - Имена скольких мужиков ты бы назвала?

- Голова болит. Жутко.

- Голова, значит…

- Да. Это уважительная причина?

- Вот на что, а на головную боль женщины мне еще не жаловалась. Старею, видимо, - отшутился Роман и, обняв Катю за талию, уселся рядом. – Что случилось?

- Случилась жизнь, - Виноградова пожала плечами.

- Неожиданно подкралась и по голове?

- Неожиданности – это по твоей части, - прозвучал многозначительный ответ.

- Кто-то же должен привносить в твою будничную жизнь чудо!

- Чудо? – Катя откашлялась. – Скромность у всех журналистов не в чести или только у избранных?

- А тебе нравятся скромники?

- Скромность красит мужчин.

- Врешь! Тихоня и минуты возле тебя не продержится. Сольешь его при первой же возможности, - Воинов жестами изобразил, будто дергает за шнурок сливного бочка. – Фьють, и нет Ромео.

- Ну, ты и…

После «и» цензурные выражения у Кати закончились. Некоторые горячие словечки так и рвались у нее с языка. Если бы не посетители, она высказала бы Роману все, что думает о нем и о его пантомиме. Но клиенты уже оглядывались на колоритную парочку, а Гришка как-то подозрительно топырил ухо.

Хозяйка бара сдержалась. Надула губы. И в качестве намека, чтобы драгоценный гость не расслаблялся, едва слышно отбарабанила пальцами по столешнице похоронный марш.

Но Роман будто бы и не услышал. Пока собеседница молча переваривала возмущение, он в своем фирменном беззаботном стиле взял ее чашку и жадно отхлебнул.

- Тьфу! – закашлялся Воинов. - Что за дрянь ты пьешь?

- Чай, - Катя что было силы стала колотить его по спине, якобы спасая. – Ромашковый!

- Э-то же от-ра-ва! – по слогам, с трудом уворачиваясь от ударов, проворчал Воинов. - Неудивительно, что у тебя болит голова.

- Ромашка полезна!

- Так я тебе и поверил! От такой гадости, небось, и помереть можно.

- Знаешь… Рома, – Катя набрала полную грудь воздуха, - у меня сейчас так сильно болит голова, а ты так виртуозно усиливаешь эту боль, что смерть уже не кажется плохим итогом.

- То есть про голову это была не отмазка? – Воинов сощурился.