— Где сейчас Дара? — Мирчи знал, что не должен спрашивать, но его сердце разрывалось от боли. Он знал, что такое наркотики, и что посадить на дозу — это значит обречь на медленную и страшную смерть.

— Как только я забрал ее у Шандора, я отправил ее в Швейцарию в наркоклинику. Там она и сейчас. Врачи говорят, что все будет хорошо, она недолго была на наркотиках. Все зависит от ее воли, но она хочет вылечиться, — еще немного помолчав, он произнес: — Через неделю я полечу к ней. До этого к ней не пускали.

Барон моча встал и направился к выходу. Гер понимал, что услышанное о дочери стало для него ударом.

Сделав два шага от стола, Мирчи остановился, затем, повернувшись, подошел к столу и протянул руку Полонскому.

— Спасибо, Герман.

Они молча обменялись рукопожатиями. Сейчас слова были лишними.

ГЛАВА 30

Всю дорогу до дома Мирчи кипел от злости, хотя внешне сохранял спокойствие. Он держал в руке бумаги — именно те, о которых говорила Дара. Тогда он не поверил своей дочери, он поверил Розе. Хотя всегда знал, что Роза — лживая женщина. Но она его жена. Он сам ее выбрал. Она родила ему трех дочек и сына, наследника, к которому однажды перейдет власть и титул барона. Как он мог не поверить Розе? Не мог. Но он ошибся. Понимание этого было слишком болезненно. Хотя даже эти документы не повлияли бы на его решение отречься от Дары. Его дочь совершила то, что невозможно смыть ничем. Но ложь Розы он не собирался оставлять безнаказанной. Она солгала ему, своему мужу, она солгала барону.

Войдя в дом, Мирчи снял со стены нагайку с красиво инкрустированной ручкой. Это был подарок. Он посмотрел на искусную работу мастера, а затем взмахнул нагайкой. Она рассекла воздух с протяжным свистом.

— Роза, — прозвучал грозный голос барона.

Из кухни вышла Роза и по виду своего мужа поняла, что пощады не будет.

— Подойди сюда. Ближе, — Мирчи поигрывал нагайкой, держа ее в руке. — Как ты посмела обмануть меня? Женщина, ты должна уважать своего мужа. Ты нарушила это правило и за это будешь наказана.

Роза нервно сглотнула и сделала шаг к мужу.

— Что я сделала не так? В чем виновата? — как бы она ни боялась Мирчи, но не хотела сдаваться и показывать свой страх.

— Ты обманула меня, не сказав, что Дара звонила. Как ты посмела так поступить?

— Ах, вот оно в чем дело… Да, я не сказала, что эта лживая потаскушка звонила…

— Замолчи. У нее были важные документы, она везла их для меня.

— И ты поверил ей? — Роза смела шагнула вперед, надвигаясь на мужа своей массивной фигурой.

— У нее были эти документы, а ты лгала мне. За это получай.

Мирчи взмахнул нагайкой, и Роза закрыла лицо руками. Удар пришелся на плечи и спину. Он еще раз размахнулся и снова ударил.

Роза, сжав зубы, сносила порку. Ей это было не впервой. Еще в молодости отец нещадно порол ее за любые провинности. Поэтому все происходящее было не вновь. Только сейчас все иначе. Она знала, что Мирчи просто вымещает злость и не более. Дару он не в силах оправдать, она навсегда отвержена цыганами, и, понимая это, Роза готова была снести все, так как победа все равно за ней. Дара больше не является дочерью барона, и это самое главное.

Устав наносить удары, Мирчи бросил нагайку и ушел в свой кабинет. Он знал: ничто не способно вернуть ему его дочь.

* * *

На следующий день привезли Шандора. Сначала у Мирчи было желание увидеть его и даже выместить на нем всю накопившуюся боль — за то, что тот сделал с Дарой. Но злость прошла, и остался лишь холодный расчет. Подозвав к себе цыгана, Мирчи подошел вплотную к нему и произнес:

— Поколи ему наркоту… пару недель. А потом отпусти.

Это было сказано только для цыгана. Он расслышал эти слова и понял их смысл. Цыган кивнул и вышел из дома барона.

Чечар прошел к себе в кабинет и устало опустился в кресло. Ему даже стало жаль Шандора: он помнил его таким самоуверенным, надменным и красивым. Мирчи знал, что будет с ним, когда наркотики станут его жизнью, Шандор перестанет существовать, а то, что останется от него, будет ничтожно и жалко на вид. Как все просто — всего лишь игла в вене, и человек прекращает существовать как человек. Страшная, медленная смерть на конце иглы.

Чечар вздохнул и прикрыл глаза. Он знал, что не переменит решение. Шандор сам избрал свою смерть. То, что он сделал с Дарой Мирчи не простит. Он не верил в швейцарские клиники. Он знал, что тот, кто один раз узнал кайф на конце иглы, никогда не сможет от этого отказаться. Но он был благодарен Полонскому за то, что тот позаботился о его дочери.

Мирчи устало вздохнул.

Как же все тяжело и неоднозначно. Ему приходится уничтожить Шандора за то, что он уничтожил его дочь. Дара — не его дочь, он отрекся от нее, но при этом хочет мстить тому, кто причинил ей боль. Полонский спасает Дару, и Мирчи не жалел, что пожал ему руку. Герман всегда вызывал у него уважение. Он был и остается серьезным противником, однако отдал ему документы на землю. И заботится о Даре. Вот так бывает в жизни. Жизнь вообще удивительна и непредсказуема.

"Дара, дочка… прости".

Мирчи знал, что никогда уже не сможет принять ее. Но заставить его разлюбить свое дитя никто не в силах.

* * *

Посадив цветок в клумбу, Дара встала и отряхнула с рук землю. Затем взяла лейку и полила посаженный цветок. Видя, что все сделано правильно, она залюбовалась цветком. Он еще не распустился — только стебель, листья и бутон. Дара подумала, что теперь каждый день будет приходить и поливать его, ожидая, когда он расцветет. Ей нравилось сажать цветы. Это ожидание чуда, когда из бутона появляется цветок… оно завораживает. Извечный круговорот жизни: сначала стебель, потом бутон, затем яркий цветок, дарящий радость от его созерцания, и вот его листья опадают на землю. Но она не грустила по засохшему цветку, зная, что он опять расцветет.

Дара была рада, что ей позволили заниматься цветами. Хотя она поняла, что ей готовы позволить многое, конечно, в пределах разумного. Врач, хорошо говорящей по-русски, очень долго выяснял у нее чем она хочет заниматься, пока находится в их клинике. Он предлагал ей разные развлечения, чтобы она могла найти себе хобби. Дара не понимала, как приготовление еды может быть развлечением. Она любила готовить, но сейчас не хотела — и уж тем более не считала это хобби. И вышивание для нее не было хобби — столько одежды она перештопала, что заниматься этим больше не хотела. Когда она сказала, что ей нравится мастерить оригами, врач оживился, и вскоре у нее было все для этого. Но делать поделки из бумаги тоже скучно, и тогда Дара попросила разрешения ухаживать за цветами в клумбах. Она не понимала, почему ее просьбе так радуется доктор, ведь она видела, что за клумбами смотрит садовник. Но ей разрешили, и выдали разные лопатки и грабли с ведерочками, и еще привезли рассаду. Вот этим она и стала заниматься, решив, что, наверное, это и есть хобби. Мысли о том, чтобы петь, у нее не возникало, внутри нее было тихо и пустынно. А петь с пустотой в душе она не хотела.

— Красивый цветок.

Дара вздрогнула от звуков этого голоса и обернулась.

— Извини, я не хотел напугать тебя, — Гер отступил на полшага, видя испуг в глазах девушки.

— Мне разрешили сажать цветы, — ответила Дара, понимая, что не готова была увидеть здесь Гера.

Прошло уже столько времени, как она здесь. Правда, первые месяцы она смутно помнит. Только потом, когда боль ушла, она стала воспринимать действительность. Вот тогда врач рассказал о ее лечении от наркотической зависимости. И о том, что за все это платит господин Полонский. Она долго осознавала эту информацию, а потом просто приняла ее как факт. И самое основное, что она приняла как данность, — то, что она за границей, в Швейцарии. Об этой стране она узнала в школе. Дара не поверила бы что она за границей, но все вокруг говорили на непонятном ей языке, и только несколько человек из персонала — на русском.

— Почему бы тебе это не разрешили? Ты ведь не в тюрьме, а в дорогом санатории, и здесь все делают для комфорта клиента.

Дара обвела взглядом сад и высокий забор. Конечно, это не тюрьма, здесь все очень красиво. Но этот забор и то, что она не может выйти отсюда…

Гер уловил ее взгляд.

— Это все для твоей же безопасности. Хотя я понимаю — тяжело жить, никуда не выходя отсюда, — видя, что Дара так и стоит перед ним с пустой лейкой в руке, он продолжил: — Вот поэтому я и хотел пригласить тебя прокатится. Съездим в город, пообедаем. Посмотришь, как здесь красиво. С доктором я договорился, он разрешил.

Это стало слишком неожиданным для нее. Она уже привыкла к неспешному и размеренному ритму жизни в санатории. Хотя она понимала, что это клиника, но все здесь так по-домашнему уютно, что создавалось впечатление, будто она здесь на отдыхе.

Дара не была готова сегодня увидеть Полонского. Она вообще не была готова его увидеть. Девушка думала, что Гер отправил ее сюда и все. Зачем ему приезжать и навещать ее, да и еще приглашать посмотреть мир за стенами клиники? Но она очень хотела увидеть мир за стеной. Шел уже апрель месяц. В себя она пришла в конце февраля и все это время была заперта здесь. Это тяжело. Опять ее свобода ограничена, а она хотела свободы.

— Хорошо, — неуверенно произнесла Дара, оценив, как хорошо выглядит Полонский. Этот темный костюм, полурасстегнутая рубашка, шарф на шее, легкое пальто. До слепящего блеска начищенные ботинки, руки в перстнях. Дара поправила на себе кофточку и посмотрела на свою юбку. Конечно, одежду ей здесь дали хорошую — и много, ей столько и не надо. Да только рядом с Гером она в этих вещах смотрится нищенкой.

Гер понял, в чем причина ее смущения.

— Мы заедем в магазин, и ты сама выберешь одежду, какую захочешь. Я не хочу, чтобы это тебя смущало.