Поэтому возвращаться домой он не хотел. Там была она, и Шандор чувствовал, что может сорваться. Лучше провести ночь со шлюхой, чем приехать в свой дом и увидеть ее холодный взгляд.

Зазвонивший телефон вывел его из бури размышлений. Ответив на вызов, он слушал то, что ему говорил незнакомый голос. Из массы слов, объяснений и извинений Шандор наконец вынес суть происходящего. Полонский женится, а Дару приглашают спеть на его свадьбе.

— Ты-то кто, дядя? — осознав сказанное, спросил Шандор.

— Я веду всю программу праздника. Я тамада. Очень вас прошу не отказывать в приезде Дары. Мне сказали, что вы ее продюсер. Мой заказчик готов заплатить любые деньги за ее выступление.

Выслушав это, Шандор задумался. Сначала он хотел послать этого назойливого типа, но потом другая мысль пришла в его голову. Дара ведь холодна к нему, потому что еще любит Полонского. Тогда разочарование в любви — самое лучшее для нее, что он может сделать. Он покажет ей правду. Только сначала она споет, а потом узнает, для кого она пела и в честь чего. Шандор цинично улыбнулся и ответил абоненту, что он готов обсудить денежную сумму и детали выступления певицы.

Тамада выдохнул с облегчением. Эта Лера Полонская просто выела ему весь мозг с выступлением цыганки на своей свадьбе. Хотя за такие деньги он сам с радостью отдал ей мозг на поедание. Ему пришлось приложить усилия для поиска именно этой цыганки. Знакомый конферансье, который вел концертную программу на дне рождения владельца "Мятного риса", дал ему телефон отца цыганки. Позвонив по этому номеру, он нарвался на неприятный женский голос, который представился Розой. Только почему-то выслушав его, этот голос смягчился. Перезвонив, женщина продиктовала телефон продюсера певицы, которого звали Шандор.

Когда все детали были обговорены, Шандор вспомнил и спросил:

— А кто тебе мой телефон дал?

— Я звонил отцу этой девушки. Но трубку взяла женщина, она дала ваш телефон.

Шандор сразу догадался, кто эта женщина. Конечно, Роза. Причинить падчерице боль — такого случая она не упустит. Хотя он не лучше нее. Нет, лучше. Она ненавидит Дару и готова сжить ее со свету, а он ее любит и готов дать все. Только ему нужна взаимность, а не этот холод во взгляде.

* * *

Жизнь Дары в доме Шандора протекала размеренно и спокойно. Земля за окном укрылась снегом. Приближался Новый год, который она так любила. Только все в ее жизни изменилось, и она с безразличием ожидала этого праздника. Приезды Шандора пугали, а когда он уезжал, она выдыхала, и напряжение, скопившееся в ней, превращалось в еще большую пустоту. Она часто думала о своей жизни и о произошедшем с ней. Конечно, в ее мыслях постоянно был Полонский. Он ворвался в ее жизнь, все круша на своем пути, а потом просто выкинул ее. Раньше у нее была ненависть к нему, а сейчас вообще ничего не осталось. Внутри была выжженная пустыня и ничего более. Хотя мысли о ребенке от Гера все равно причиняли боль. Она пыталась разобраться в себе. Потеря ребенка — это самое страшное, что может произойти в жизни женщины. И ее терзания был понятны. Только ребенок ассоциировался с их любовью и с ним. Она потеряла не просто абстрактного ребенка, она потеряла его ребенка, зачатого в ночь, когда они любили друг друга. Можно ли любить того, кого ненавидишь? Она не знала. Просто знала, что в ту ночь она любила, потому и появился этот плод любви. Но сберечь его она не смогла. Ненависть Гера разрушила ее жизнь и убила зарождающуюся жизнь. Значит, она должна его ненавидеть? И она ненавидела эти глаза цвета меда, которые превращались в глаза зверя без жалости и сожаления. Она ненавидела его руки, доставляющие ей боль, а потом наслаждение, которое она и сейчас забыть не в силах. Она ненавидела его за ненависть, за то, что он был ослеплен ею настолько, что не видел ее саму. Или видел? Она вспоминала, как танцевала в клубе, как он смотрел на нее, и от этого взгляда терялась, не понимая его. Она вообще его не понимала. Почему он так к ней относится, за что ненавидит? Она не понимала, почему он так жесток.

Дара думала о Гере каждый день — о том, что было между ними и чего не было, — и пыталась найти ответы на свои вопросы.

Шандор, как всегда, приехал неожиданно. Но его женщины привыкли к этому. Еда всегда была заранее приготовлена, а в доме царила идеальная чистота. Не снимая ботинок и оставляя лужицы от осыпающегося снега на паркете, Шандор прошел в гостиную и сел на диван. Одна из женщин подбежала к нему и стала снимать ботинки с ног. Дара как раз находилась в этой комнате: она протирала пыль и теперь, смотря на Шандора и стоящую у его ног на коленях цыганку, не знала, остаться ей или уйти.

— Пошла вон, — Шандор пнул ногой цыганку, которая, подобрав его ботинки, быстро вышла из комнаты. — А ты подойди.

Это уже относилось к Даре. Она неуверенно пошла в его направлении.

— Ближе.

На лице Шандора играла коварная улыбка. Дара сделала еще шаг, он схватил ее за руку и потянул на себя. Она упала в его объятия, потеряв равновесие. Шандор поймал ее и вдавил в спинку дивана, а сам оказался сверху.

— Я дал тебе достаточно времени, чтобы восстановиться. Теперь хочу получить благодарность за все, что я для тебя делал.

Дара успела отвернуть лицо, и губы Шандора проскользнули по ее щеке.

— Я не просила тебя помогать мне.

— Неблагодарная.

Шандора это злило. Он грубо зафиксировал подбородок девушки и приблизил свои губы к ее губам.

— Если укусишь — так отделаю, что мама не горюй, — выдохнул он в ее губы.

Его угроза была реальна. Дара закрыла глаза, чувствуя его губы на своих губах. Сопротивляться было глупо. Шандор скор на расправу, значит, нужно потерпеть. И она терпела его сухие, горячи губы, его язык, который проник в ее рот. Поцелуй был пошлым. Даре было неприятно, но она терпела из последних сил. Когда Шандор наконец прекратил терзать ее рот и отстранился от нее, она открыла глаза. Он увидел в них ненависть.

Правильность его решения она сейчас подтвердила сама. Возможно, поведи она себя по-другому, он бы не стал причинять ей эту боль. Но она не оставила ему шансов. Он хочет разбить ее сердце, чтобы она навсегда забыла того, кого любит, и полюбила его. Или хоть попыталась сделать вид, что любит.

Шандор грубо оттолкнул девушку, и Дара, чувствуя, что свободна, соскользнула с дивана.

— Стой. Это еще не все, — видя намерение Дары уйти, сказал Шандор, — завтра за тобой заеду и поедем в ресторан — петь будешь. Должна же ты хоть чем-то быть полезна. А то живешь в моем доме и пользы не приносишь, — видя, что девушка молчит, он продолжил: — Из машины пакеты забери. Там твоя одежда. Завтра чтобы к восьми вечера была готова и ждала меня. Тебе все ясно?

— Да.

Выбежав из гостиной, Дара поняла, что избежала самого страшного. Того, что она боялась озвучить даже в мыслях, — близости с Шандором. Сегодня ей повезло. Как долго ей еще будет везти, она не знала. Его намерения в отношении нее были слишком очевидны. И когда он предложил за проживание в его доме спеть в ресторане, Дара обрадовалась. Это самая легкая расплата за все. Она будет петь, плясать, убираться в доме, готовить и вообще делать все, кроме постели с Шандором.

Поэтому она побежала во двор, где стояла машина, и, увидев пакеты на заднем сиденье, поняла, что это все куплено для нее. Добежав до своей комнаты, она закрыла дверь. Напряжение уходило, пакеты выпали из рук, а Дара сползла по двери и, сев на полу, обхватила коленки руками, сжавшись в комочек. Ее трясло от того, что могло произойти. Дара понимала, что должна что-то предпринять. Только что? Бежать? Ее ищет полиция, домой ее не примут, денег у нее нет, на дворе зима. Это тупик. Посмотрев на пакеты, она повеселела. По крайней мере, завтра она отработает Шандору свое проживание, а что будет потом… Лучше об этом не думать.

* * *

То, что сегодня день его свадьбы, Гер вспомнил лишь в обед. Ему напомнила его секретарша. Конечно, он помнил о свадьбе, но то, что это сегодня, стало неожиданностью. Он удивленно взглянул на секретаршу, которая еще раз повторила, что сегодня суббота и через полчаса его ждет внизу машина, чтобы он успел переодеться и поехал в ЗАГС.

Переведя взгляд на календарь на столе, Гер действительно увидел, что сегодня суббота, и на календаре было написано кратко, как приговор, — "ЗАГС в 17.00". Он кивнул секретарше, а когда она выходила из его кабинета, попросил кофе. Затем откинулся на спинку кресла и ослабил узел галстука. Время пролетело незаметно, хотя чему удивляться? Он сейчас практически живет на работе. То поездки в Питер по делам. Корабли, поставка грузов за рубеж. То здесь дела с нефтебазой. Встречи, переговоры, контракты. Хотя все было не так. Гер знал правду — он просто не мог находиться с Лерой.

Конечно, он сказал, чтобы она переехала к нему. А как должен еще поступить мужчина, зная, что его женщина беременна? Лера переехала в его квартиру, и он понял, что такое ад. Ее вещи в неимоверном количестве, ее присутствие везде, во всех пяти комнатах его огромной квартиры, и это еще не самое страшное. Самое страшное — ее непрекращающаяся болтовня. Причем смысл сказанного было сложно уловить. Да она и сама-то не знала. Она просто говорила о том, что ее волнует, то есть о вещах. Наверное, беременность так влияет на мозг женщины, что он полностью атрофируется. Поэтому Гер был терпелив, но выносить ее болтовню просто не мог. Теперь в своей квартире он только ночевал, и то редко, стараясь ездить в командировки или засиживаясь на работе допоздна и заставая Леру спящей.

Всю организации их свадьбы Лера взяла на себя. Гер был рад — чем бы дитя ни тешилось. Он только оплачивал счета, которые она присылала, и не хотел даже вникать, за что они. А вот Лера считала своим долгом подробно рассказать, что она решила купить или заказать на это событие. Ее подробные рассказы о бантиках на стулья в зале сводили его с ума. А сколько было разговоров о ее платье. Гер понимал, что уже ненавидит это платье. Но он терпел и слушал об очередной рюшечке, которую по совету дизайнера она закажет из-за границы, чтобы ее нашили на подол.