– Если тебе так тяжело,- прощебетала командировочная, – попрошу помочь маму.

Хорошо ей там, в Москве! Начальства никакого, рабочий день сама себе планирует, вечера свободные! А тут вертишься, как стая белок в колесе, и все равно ничего не успеваешь. Организация филиала спотыкалась о каждую кочку, а темпы производства макетов вызывали изжогу. Хуже всего то, что не было времени остановиться и подумать, разложить все по полочкам, найти правильное решение. Сосредоточиться не давал страх что-нибудь не так сделать в отношении непоседливого ребенка. Один раз отвлекся, не услышал звонок напоминателя, и бац – Машку привозит с тренировки какая-то посторонняя мама. Как она меня нашла? По визитке, что ли, которую я ребенку вручил на всякий пожарный? В общем, ехидных замечаний я наслушался на две жизни вперед.

Когда до приезда Кати остался всего день, я решил собраться с мыслями и понять, что все-таки происходит. Подходящий момент выдался только в час ночи, когда вымытый ребенок уже дрых, а одежда, еда и учебники были подготовлены к завтрашнему утреннему бою.

– И что мы имеем? – я торжественно вылил в здоровенный бокал целую бутылку нефильтрованного пива (первую за неделю!). – Местные специалисты работать не хотят, продажи мизерные, накладные расходы непропорциональные. Тупик.

Я отхлебнул из бокала, и тупик показался мне не таким тупиковым.

– Можно, конечно, продолжать биться головой о здешнюю стену. Но это ж не стена! Это болото! Его пробить невозможно! Еще немного, и мне популярно объяснят, что зарплату свою я получаю зря, и нюх потерял, и нечего мне делать с такой «деловой хваткой» в Москве.

Я представил, что навеки застрял в провинциальном хилом филиале, и торопливо отхлебнул еще. А потом еще. Видение не отступало.

– Следовательно, – сказал я себе строго, – нужно срочно что-то менять. Либо сворачивать филиал… за это точно убьют… либо оставлять все на Василия. И чего же я жду? С ним уже договорено, начальство предупреждено.

Чтобы освежить память, я освежил содержимое бокала, а затем – собственное горло.

– А! Вспомнил! Я жду Катю! Послезавтра она вернется, я сдам ей ребенка по описи, а сам брошусь восстанавливать пошатнувшийся авторитет!

Делая обильный глоток, я подивился, как быстро в суете забываются самые толковые планы.

– Осталось дождаться послезавтрева! – отсалютовал я себе пегим от пены бокалом.

Но вместо «послезавтрева» я дождался завтрашнего дня, а вместе с ним – Катиного звонка:

– Как вы там? Справляетесь? Вот и хорошо. Я еще на пару дней задержусь!

Это означало, что и на выходных придется бегать по тренировкам, готовить еду и стирать одежду.

«Вернется, – подумал я, сдерживая ярость, – целый день буду бездельничать!»


**

В неделю я не уложилась. То есть для себя самой я все решила, осталось только убедить в этом окружающих.

Основной вывод: никому мы не нужны! Нужно сидеть тихо у себя дома и максимум, что делать в Москве, – охмурять крупных книжных оптовиков. Но для этого вполне достаточно трех выставок в год с представительскими расходами в пару ящиков коньяка или, еще лучше, в пару ящиков нашей местной водки. В любом случае это обойдется дешевле, чем содержание постоянного работника в столице.

Но шеф у меня въедливый, он потребует обосновать свой ответ, а для этого мне придется встретиться еще с десятком человек, хотя разговоры получаются очень смешные.

– Здравствуйте, я из регионального издательства. А правда вам не выгодно с нами напрямую работать? Вы ведь предпочтете закупать книги в больших книготорговых фирмах, потому что там дешевле и быстрее, а не возиться с мелкими партиями, тем более что неизвестно, продадутся они или нет? Спасибо, я так и думала.

Вот такой вот маркетинг.

С Сергеем общение совсем не складывалось. Если бы он жаловался, если бы он хотя бы внятно объяснил свои проблемы, я бы ему посочувствовала и попыталась помочь, но он же со мной не разговаривает. Он на меня только рычит!

Я же ему не жалуюсь, что устала, как собака, что меня тошнит от людей и машин, что я по Машке соскучилась и очень хочу домой. В конце концов, я все это для него затеяла. Ради него я решила переехать в этот город, ради него пыталась найти себе здесь какое-нибудь применение. Конечно, с ребенком тяжело, кто спорит. А на что он рассчитывал, когда примчался ко мне, думая, что я беременная? Машка уже взрослая девица, к ней по ночам вставать не нужно, из ложечки кормить не нужно, гулять по нескольку раз в день не нужно. А как он собирался растить младенца?

К середине второй недели я поняла, что вместо сочувствия ощущаю злость. В принципе, я могла уехать в среду, но из вредности задержалась до четверга. Накануне Маша мне сообщила, что покупные пельмени не все гадость, есть и съедобные. Я ужаснулась, но успокоила себя тем, что здоровый детский желудок за неделю не испортишь.

Сергей встретил меня на вокзале раздраженный.

– Давай быстрее, я опаздываю на работу.

– С каких это пор ты к девяти на работу ходишь? До моего отъезда ты в это время только вставал.

Ответом было угрюмое молчание. Мы подъехали к дому.

– Давай быстрее, я занесу сумку и поеду.

– Езжай. Только машину оставь мне, у Маши сегодня английский.

– А как я поеду? Ты не могла мне раньше сказать? Я же без машины ничего не успею!

– А ты не мог сам догадаться? Ты вообще можешь хоть чуть-чуть вперед думать? И желательно не только о себе?

Мы вошли в квартиру.

– Боже! – вырвалось у меня, – а нельзя было за две недели хотя бы пропылесосить?

Сергей ушел, хлопнув дверью.


**

Как в хорошем… или плохом?., как в типичном любовном романе, я считал дни до встречи с любимой. И каждый день случалась какая-нибудь непредвиденная гадость. Первыми кончились продукты. Как человек давно холостой, я прекрасно понимаю, что холодильник – не скатерть-самобранка, еда в ней сама не появляется. При опустошении следует сходить в магазин (местный вариант – на рынок) и затариться поплотнее. Поэтому я и не паниковал. Но тут выяснилось, что холодильник пуст, хотя и полон.

Парадокс объяснялся просто: Машка не хотела есть те продукты, которые у нас еще были. Чаще всего ей хотелось «чего-нибудь вкусненького», а в стандартные пищевые термины она это словосочетание переводить отказывалась. Я купил два килограмма апельсинов. Она с удовольствием съела один. Не килограмм, а апельсин. На мое предложение продолжить искренне удивилась:

– Я же их уже ела! А есть у нас что-нибудь вкусненькое?

В результате каждый вечер приходилось приносить домой по чуть-чуть киви, бананов, винограда и прочей витаминосодержащей еды. Сам я этим питаться не мог и потому добавлял в нашу потребительскую корзину пачку пельменей. Пельмени Машку заинтересовали, и она потребовала порцию и себе. Съела два, надулась и ушла в комнату читать.

Утром, правда, попросила еще. То ли за ночь пельмени повкуснели, то ли ребенок проголодался, но на сей раз была съедена целая тарелка. А когда вечером я предложил Машке вареники, она даже добавки попросила. И правильно! Пища должна быть грубой и простой!

С Машей мы ладили неплохо. Единственное, что меня не устраивало – это необходимость участия в подвижных забавах. В конце концов мы пришли к соглашению: я отвечаю на все вопросы и играю во все игры, но лежу при этом на диване. Я даже научился смотреть телевизор под веселое детское щебетание. Человек ко всему привыкает.

Единственное, что расстраивало девочку – это телефонные разговоры с мамой. Она тут же начинала плакать. Я разделял Машину обиду, но старался не давать воли чувствам. Катю уверял, что все нормально, а не требовал ее немедленного возвращения к семье, как это сделал бы любой нормальный мужчина.

В последнюю ночь перед возвращением мамы ребенок устроил жуткую истерику. Не помню, что послужило поводом, но Маша рыдала в голос и требовала маму немедленно. Какая Катерина все-таки легкомысленная! Утром истерика почти повторилась, но я успел задавить скандал в зародыше, сдал ребенка учителям и помчался на вокзал.

Видно было, что Катя не слишком рада возвращению в пенаты. Она всю дорогу брюзжала, вытребовала машину на весь день (хотя я опаздывал на встречу), а дома еще и принялась пилить меня за якобы беспорядок.

С трудом не сорвавшись на банальную ругань, я отправился на работу на общественном транспорте. Жуткое ощущение! Трясясь на задней площадке троллейбуса, я размышлял о причинах Катиной холодности. Может, она нашла там кого-нибудь? Вряд ли. Таких дураков, как я, еще поискать. А потом выставить на Красной площади с табличкой на груди: «Он связался с провинциалкой, у которой есть ребенок и нет совести».

Весь рабочий день я копил злобу и подбирал нужные слова для холодных ироничных упреков. Перебрав ряд убийственных вариантов, остановился на таком начале разговора: «Теперь понятно, почему ты не надела обручальное кольцо!» – «Почему?» – спросит она. Дальше я не придумал, но все равно эффектное начало.

С работы специально вернулся попозже. Если спросит, скажу, что за эти две недели накопилась критическая масса нерешенных проблем. Думаю, намек очень прозрачный. Но начну все-таки с обручального кольца.

Дверь я открыл своим ключом – было уже время укладывания Маши. Ступил в прихожую и остановился. Наверное, у меня действительно был бардак. А теперь стал порядок и уют. Или это Катины духи создают такую атмосферу? Подумать я не успел. Из Машиной спальни выскользнуло мое чудо в желтом халате и беззвучно прижалось ко мне.

Вместо убийственной фразы про кольцо я – совершенно неожиданно для себя – прошептал:

– Как я по тебе соскучился!

– И я! – Кошка уткнулась носом промеж моих ключиц. – И я тоже! Мяу! Какой ты небритый!