Но проблемы с Мусиной ревностью и Ритиными писательскими амбициями ни в какое сравнение не шли с тем, что происходило с Юлей – и происходило уже очень давно, совершенно неожиданно разрешившись весьма трагическим способом.

Марина возвращалась с прогулки – вместе со всем колхозом. Дело это было не простое: Ксения Викентьевна, Марина, трое малышей, две коляски: одна большая и другая – двойная прогулочная. Она снизу вызвала Ваньку, но тот пришел вместе с Митей – вдвоем они живо затащили все в лифт. Раздевая Совят, Марина заметила отголоски какой-то детской ссоры: крики, язвительный Мусин смех, потом выскочил красный Митя и исчез за дверью, натягивая на ходу куртку. Марина нахмурилась: она давно замечала, что Муся доводит Митю, а тот относился к ней очень трепетно с самого младенчества.

– Муся! Что там у вас?

Вышла Муся, тоже розовая, но с самым невинным видом:

– Ничего.

Но Ванька, высунувшись в дверь, тут же заложил сестру:

– Мам, она все время Митьку дразнит! Нет бы треснул ее пару раз, а он…

Муся так и зашипела на брата – его-то она уже не рисковала дразнить.

– Так, понятно. Муся, возьми-ка Совят! Я сейчас, – и вышла за дверь. Она знала – Митя все еще стоит у лифта. Увидев Марину, он рванул было по лестнице, но она «остановила» его и усадила на широкий подоконник, присев рядышком. Митя шмыгал носом – точно, плакал. Господи, а длинный какой! Нескладный, рыжий! И уши торчат… Марина невольно представила свою Мусю: маленькая, уверенная в себе кокетка со сверкающими – отцовскими! – черными глазами и копной темных кудрей. Да-а, бедный Митя… Порывшись, она нашла платок и протянула ему:

– Возьми-ка. Послушай, Митя, я знаю, Муся тебе давно нравится. Не переживай ты так. Не надо слишком серьезно к ней относиться, а то она из тебя веревки вьет!

А сама внутренне усмехнулась: вот кто бы говорил!

– Разве я могу… не серьезно?

– Как бы тебе объяснить… Она еще маленькая, а ты уже большой парень, мужчина. Вон, усики пробиваются.

Митя покраснел еще больше.

– Ты к ней попробуй относиться… снисходительно. Как к котенку.

– Как это?

– Котенок. Маленькое существо, забавное, милое. Но может и оцарапать, и укусить. Ты же не станешь на него обижаться, правда? Котенок, что с него взять.

– Да, правда, на котенка смешно обижаться! Ладно, я попробую…

– А если ты перестанешь все время обижаться, ей неинтересно станет тебя изводить. Это я точно знаю. А хочешь, я с ней поговорю?

– Нет! Я сам. Да все равно не поможет ничего, – Митя печально вздохнул. – Разве я могу ей нравиться? Я такой… некрасивый. Вон, Ванька – прямо супермен! И никаких прыщей у него нет…

– Ванька! Да он же спортом отродясь занимается! А тебе кто мешает? Ванька покажет тебе, гантели какие-нибудь купишь. Это все дело наживное. И потом – это я тебе как женщина скажу! – в мужчине красота не главное.

– А что? – Митя осторожно на нее посмотрел.

– Много чего! Надежность, верность. Сила, уверенность в себе. Увлеченность своим делом, талант. Юмор, в конце концов! Я, когда Лёшу первый раз увидела, даже не поняла: красивый – не красивый… Мой мужчина, и все. Понимаешь? А ты просто еще растешь. И прыщи твои пройдут. Я их и не вижу, где они?

Марина втихаря уже чуть «поправила», как она это называла, Митю, добавив уверенности в себе и чуть полечив кожу.

– Не можешь ты быть некрасивым: вон у тебя мама какая прелестная, да и папа вполне симпатичный мужчина, а ты на папу очень похож, так что… Митя!

Марина тут же поняла, что зря сравнила Митю с папой – он так расстроился, что слезы просто брызнули из глаз, и он закрыл лицо руками:

– Я не хочу! Не хочу быть… на него похожим! Не хочу…

Из двери выглянула встревоженная Муся и направилась было к ним, но Марина сделала ей страшные глаза, и Муся исчезла. Марина осторожно «посмотрела» – что ж там такое у Мити по поводу папы? Боже мой… Она обняла мальчика за плечо:

– Расскажи мне, что случилось? – Ей хотелось, чтобы Митя выговорился, да и подробностей она не «видела». Запинаясь и вздыхая, он рассказал:

– У папы другая женщина. Уже давно. И другой ребенок, почти ровесник Илюшке. Мама знала и расстраивалась. Очень сильно. А теперь, после того, как папа сводил их с Илюшкой в гости к той тетеньке и сказал, что летом возьмет их всех с собой в Грецию… Эту тетеньку с ребенком возьмет и Митю с Ильей… Мама совсем стала плохая.

– Зачем же он вас к ней водил, к этой женщине? – изумилась Марина.

– Не знаю! Сказал, мы должны подружиться… с братом. Его Андрюшей зовут. Он тоже рыжий. Как я. Мы не хотим с ними ехать! Илюша… он еще не понимает! А я не хочу.

Митя смотрел на Марину заплаканными глазами удивительного медового цвета и шмыгал носом:

– Тетя Марина, я боюсь. Мама такая странная последнее время. Помогите ей, пожалуйста. Я знаю, вы можете.

– Конечно, я помогу, ну что ты. Не бойся, все будет хорошо. Знаешь что? Я прямо сейчас и схожу к маме. Илюша где, дома? Ты забери его к нам, ладно? Давай, приходи с Илюшей, я тебя дождусь и пойду.

«Бедная Юлечка!» – думала Марина. Когда Аркаша женился на ней, она только-только поступила в институт. Родители Юли были простыми людьми – папа шофер, мама медсестра, так что их дочка просто трепетала от окружившей ее роскоши и смотрела на Аркашу как на бога. Маленькая, трогательная, какая-то вся кругленькая и уютная, она оказалась очень хозяйственной – такая хлопотливая курочка. Но замкнута, застенчива и молчалива была почище Марины и никогда ничего личного не обсуждала, хотя Марина относилась к ней с дружеской нежностью, как к младшей сестренке. После рождения Илюши у нее словно что-то разладилось: сразу ушло молоко, мальчик все время плакал, а сама Юля бледнела и худела. Теперь, зная, что ребенок «той женщины» почти ровесник Илюше, Марина была уверена: именно этим и были вызваны все Юлины беды – она узнала про соперницу! Марина зашла домой, где Муся засуетилась вокруг нее с видом напроказившего котенка.

– Что, вертихвостка? Стыдно тебе?

– Это что, Митя из-за меня плакал?!

– Еще не хватало! Из-за такой мелкой занозы, как ты, плакать! Муся, я тебя прошу: умерь свой пыл! У Мити сейчас очень тяжелое время – дома неприятности. Так что вы с Ванькой должны его поддержать. Он сейчас придет с Илюшей, будь поласковей.

– А что случилось? Мам?

– Потом. И не лезьте к нему с расспросами! Ты поняла?

– Поняла…

Перед дверью в Юлину квартиру Марина помедлила и прислушалась. Там было тихо и мрачно. Она позвонила. Подождала. Потом позвонила еще раз, настойчивей. Да что же она не открывает-то?! Надо было ключи взять у Мити.

– Юля! Открой, это я Марина!

И Марина забарабанила рукой в дверь, одновременно нажимая на звонок…


Примерно в это же самое время Анатолий стоял, прислонившись к машине, и смотрел вверх, где ветер гнал легкие серые облака, открывая временами полоски бледно-голубого, выцветшего за лето сентябрьского неба. «Воздух-то какой, – думал он, – хоть ложкой ешь!» Зазвонил мобильник – взглянув на экран, Толя удивился:

– Марина! Привет! Что-то случилось? Аркаша? Нет, он в Женеве… Ну да, я тоже! Только я тут отъехал… недалеко. А в чем дело?

Он долго слушал, хмурясь:

– Нет, я не знал. Вот сукин сын! Да говорю же – не знал. Так. Бог ты мой! Я понял. Хорошо. Я согласен. Так. Я привезу его. Ладно. Пока!

Выругался, ударив кулаком по черному глянцевому боку машины, и закричал в полный голос:

– Лёшка-а! Злотников!

Леший вышел из кустов, застегивая джинсы:

– Чего ты орешь-то? Я здесь.

– Твоя звонила! – и предъявил Лешему мобильник, как доказательство.

– Моя? Какого хрена она тебе звонила?! – Он достал собственный, посмотрел – ни сообщений, ничего.

– Она думает, я в Женеве.

– А-а! Вот теперь мне все понятно! Все логично: она думает, ты в Женеве, поэтому и звонит! А про меня думает, что я в Питере, поэтому и не звонит! Просто и ясно!

Вокруг была явно не Женева, да и на Питер мало похоже – джип стоял на ухабистой грунтовой дороге посреди дремучего соснового бора.

– Или случилось что?!

– У вас – ничего! – Анатолий вдруг рассердился. – Давай-давай, поехали! До ночи, что ли, тут куковать! По дороге расскажу. Трындит, трындит! Зачем, почему!

Машина, взревев, умчалась. Настала такая глубокая тишина, что стал слышен легкий шелест опадающих на землю сосновых игл. Из кустов вышел лось, постоял, посмотрел сначала налево, потом направо – и плавным размашистым шагом перешел дорогу, ухватив по пути ветку с куста орешника…

Аркаша несколько удивился, когда в аэропорту его встретил сам Анатолий, но не рискнул ничего спросить: хозяин – барин! Он думал, что тот повезет его в офис или к себе, но скоро догадался, что едут они на Плющиху. Выходя из машины, он хотел было захватить портфель, но Анатолий не дал: «Виктор разберется с вещами, пойдем». Ключ почему-то никак не хотел открывать дверь, и Анатолий сказал:

– А ты попробуй позвонить.

Аркаша позвонил. Дверь открыла Марина и, кивнув, отступила. Анатолий слегка подтолкнул его в спину: «Проходи!» – и Аркаша прошел в комнату, заметив краем глаза какие-то чемоданы и коробки в прихожей. Он все еще ничего не понимал.

– Здравствуйте, Алексей Михайлович! – растерянно сказал он, увидев сидящего на диване Лешего.

– Привет, – мрачно откликнулся тот и отвернулся.

Марина с Анатолием тоже уселись на диван, и теперь Аркаша стоял перед ними, как подсудимый перед трибуналом.

– А что случилось? Где Юля, мальчики?

– Мальчики у нас, – ответила Марина. – С ними все в полном порядке.

– А… Юля? Где она?

У Аркаши вдруг подкосились ноги, и он сел на стул, как будто нарочно для него приготовленный – посреди комнаты, напротив «трибунала».

– А Юля в больнице, – сказала Марина, внимательно глядя на Аркашу.

– В больнице? Что с ней? Она… что? Что она сделала?!