Энн уже пошла дальше, но вдруг остановилась. Она посмотрела на часы, что-то прикинула и быстро приняла решение.

— Почему нет? — сказала она себе.

Она вошла в салон. Интерьер был столь же привлекательным, как входная дверь и вывеска: светло-зеленые занавеси, кресла, окрашенные под серебро, эстампы с изображениями цветов в серебряных рамах на зеленых стенах. К ней вышла девушка в зеленом халате.

— Чем могу служить, мэм?

— Я хотела бы знать, найдется ли здесь герой, который согласится заняться моими волосами, — объяснила Энн. — У меня не так много времени, я встречаю поезд в двенадцать сорок пять.

— Думаю, мы справимся, — ответила девушка. — Как раз сейчас я свободна.

— Выходит, мне повезло.

Энн прошла в кабину, также отделанную в зеленых и серебряных тонах.

— Здесь очень мило! — воскликнула она.

— Рада, что вам нравится, — ответила девушка.

— Вы хозяйка этого салона?

Девушка кивнула.

— Я мечтала завести собственный салон пять лет, в сущности все то время, что была в армии, — сказала она. — И теперь, когда мечта осуществилась, я с трудом верю, что это правда.

— А почему вы обосновались здесь? — поинтересовалась Энн. Ей казалось, что если не Бонд-стрит в Лондоне, то какой-то другой, более оживленный город подошел бы больше.

— Здесь живет моя мать. Она очень старенькая и ни за что не согласилась бы оторваться от своих корней, — ответила девушка. — Кроме того, я подумала, что пора этому городу начать просыпаться. Вы знаете, здесь никогда прежде не было дамской парикмахерской.

— И как идут дела?

— Сейчас у нас как раз столько клиентов, сколько мы в состоянии обслужить. У меня две помощницы, причем одна из них вошла в дело как партнер. В дальнейшем мы надеемся расширить наше предприятие: возможно, у нас появится маникюр и даже косметический кабинет. Но мы не настолько честолюбивы, чтобы замахиваться на все это сразу.

Она вымыла голову Энн чуткими и опытными руками и вытерла их почти насухо, затем положила ей на плечи свежее полотенце и взяла в руки расческу.

— Сделайте мне прямой пробор, — попросила Энн. — Кое-кто уверяет, что он пойдет мне больше.

Лилит провела прямую и чистую линию в густых темных волосах Энн.

— И как вы хотите их уложить?

— Не имею представления, — сказала Энн. — Что-нибудь простое и легко выполнимое.

Девушка отступила на шаг и окинула Энн взглядом.

— Да, вам надо носить волосы на прямой пробор, — сказала она, — и приподнять их с боков, чтобы они падали на плечи тяжелыми прядями по сторонам лица, а концы подвернуть внутрь крупными завитками. Вы согласны?

— Звучит превосходно, — одобрила Энн. — Но не знаю. Никогда серьезно не занималась собой.

— А я могу утверждать, что вы и не нуждались в этом, — заявила Лилит. — Миллионы женщин отдали бы фунты и фунты, чтобы иметь такую кожу и вьющиеся от природы волосы, как у вас.

Энн улыбнулась про себя. «Это уже третий человек, который делает мне комплименты сегодня. Не пойму, что со мной произошло, — думала она. — Возможно, это эффект замужества».

Лилит начала работать, молча и сосредоточенно добиваясь, чтобы волосы легли именно так, как ей хотелось, создавая прическу со всем воодушевлением настоящего художника.

Неожиданно тишину нарушили голоса в соседней кабине.

— Привет, Молли. Я так и думала, что найду тебя здесь.

— Привет, дорогая. Я надеялась, что ты навестишь меня. Садись и возьми сигарету.

Послышался звук отодвигаемого кресла, и первый голос, несколько жеманный, но несомненно принадлежащий не простолюдинке, спросил:

— Что нового в наших краях? Я только вчера вечером вернулась из Шотландии.

— Только не говори мне, что не слышала о Джоне Мелтоне!

— А что с ним? Я целую вечность о нем вообще ничего не слышала.

— Моя дорогая, он женился!

— Женился? Боже мой! На ком? И почему об этом молчат газеты?

— Это как раз то, что все хотели бы знать. Видимо, он женился на ком-то абсолютно неизвестном. По крайней мере, так сказала Анджела, она звонила мне утром. Джетлисы были приглашены вчера в Галивер на обед, чтобы познакомиться с невестой.

— Ну и какая она?

— О, они говорят, хорошенькая. Очень спокойная. Не из тех, кого, как нам кажется, выбрал бы Джон или, скорее, его мать.

— А что говорит Мегера леди Мелтон? Ей не понравится быть вдовствующей.

— Ну, Анджела говорит, будто Джетлисам показалось, что она в ярости. Похоже, девушка — дочь нищего врача, а как ей удалось окрутить Джона, никого не касается.

— А что обо всем этом говорит Вивьен?

— Держу пари, ей горько, как от хины. Думаю, она считала, что в конце концов получит Джона, особенно после того, как открыто обращалась с ним как со своей собственностью. Помнишь, как она вела себя на балу у Дрейтонов в прошлом году?

— Ну, значит, Джон оставил ее с носом. Но я не хотела бы быть на месте невесты, если Вивьен запустит в нее свои коготки.

— Уж если она сумела окрутить Джона, она сумеет и о себе позаботиться. Мне любопытно посмотреть на нее. Давай съездим в Галивер.

— Нет уж, дорогая моя, уволь. Атмосфера Галивера вызывает у меня аллергию, а выдерживать взгляды леди Мелтон выше моих сил. На любого, кто не входит в число ее близких друзей, она смотрит так, как будто его кошка вскормила.

— О да, это правда!

Раздался взрыв смеха. Щеки Энн пылали. С чувством огромного облегчения она обнаружила, что Лилит закончила укладку и уже придвигает к ней фен. Пристроив колпак над головой Энн, она включила его, и продолжение разговора потонуло в шуме аппарата.

«Так вот что думают о Галивере за его пределами», — думала Энн. Видимо, он совсем не был тем обиталищем романтики и красоты, каким его изображали иллюстрированные газеты. И сама она не ошиблась в определении характера Вивьен. Для нее было важно получить подтверждение того, о чем она только догадывалась: Вивьен хотела выйти замуж за Джона.

Но почему тогда Джон не женился на ней? Она была бы, думала Энн, очень подходящей хозяйкой Галивера, и достаточно очевидно, что леди Мелтон одобряла ее.

Отделенная шумом фена от остального мира, Энн сидела и размышляла. Она познакомилась с несколькими новыми людьми за последние сорок восемь часов.

Мужчины ей понравились. Первым был Доусон Баркли, секретарь Джона. Она видела его совсем недолго, но сразу почувствовала к нему расположение и доверие. Это человек, которого одобрил бы отец, и она без колебания оставила на его попечение Майру и близнецов. Чарлз и Синклер, оба стали ее друзьями, и Энн знала, что будет дорожить их дружбой.

Но совершенно другими — и тут Энн вздохнула — оказались женщины.

Ее свекровь была сильной, жесткой и устрашающей. Почти невозможно было поверить, что она любит или хотя бы привязана к кому-то, даже, Энн была уверена, к собственному сыну. Если это не так, почему она возражала против брака Джона без ее одобрения? Или она боялась, что невестка будет ей противоречить? Но Энн не могла представить себе леди Мелтон, которой кто-нибудь противоречит. Дом и состояние принадлежали Джону, но управляла всем его мать, управляла так эффективно и умело, демонстрируя такие деловые способности, которые могли бы обеспечить ей место у руля индустрии, но которые почему-то казались неестественными и неприятными в пожилой знатной женщине, леди Мелтон. Этим утром за завтраком она говорила Джону об усовершенствованиях, уже проведенных ею в имении, и об изменениях, которые сделает вскоре. Слушая ее, Энн поняла, что не многое может укрыться от взора леди Мелтон. Она имела полное представление о каждой детали в состоянии дел, и, когда Джон возразил против какой-то мелочи, она привела неопровержимые доказательства своей правоты. «Что произойдет, если все это придется делать мне?» — в тревоге думала Энн. Она сама хорошо разбиралась в медицине, поэтому была в состоянии сразу определить компетентность, если сталкивалась с ней, и отдавала должное леди Мелтон в этом отношении, но в то же время не могла не думать, как раздражает мужчин такая узурпация власти.

«Озабоченная деловая женщина, — решила для себя Энн. — А все, что было в ее натуре мягкого, женственного, нежного, подавлено или вырвано с корнем».

Энн отдавала себе отчет в том, что испытывает к свекрови неприязнь и что в этом она неодинока. Однако она боялась обнажить даже перед собой свои подлинные чувства к Вивьен. До этого ей не встречались подобные женщины, и она не верила, что они существуют за пределами романов. Отточенная изощренность и красота, которая могла быть жестокой и ядовитой, но оставалась притягательной, рот, который мог завлекать и с улыбкой говорить убийственные жестокости, казались Энн феноменом, недоступным ни пониманию, ни объяснению. Она невольно вздохнула. Как жить рядом с такими людьми, не говоря уже о том, чтобы противостоять им?

Только с Чарлзом она чувствовала себя по-настоящему легко, по крайней мере пока он не говорил вещей, приводящих ее в смятение, или не смотрел на нее взглядом, в котором таилась опасность.

«Похоже, что он флиртует с каждой встреченной женщиной», — сказала себе Энн и поняла: она с неохотой верит тому, что внутреннее чутье говорит ей правду. Уж очень приятно, когда тебя уверяют, будто ты хороша собой, будто обладаешь шармом, который прежде, в спокойной, лишенной событий жизни Литтл Копл, никак не проявлялся.

Мысль о доме перешла в мысль о близнецах, Энн посмотрела на часы: пора! Она уже хотела позвать Лилит, но та сама зашла в кабину и убрала фен. Осторожно расправила она волосы расческой, придав им форму тяжелой блестящей волны, затем, бросив последний оценивающий взгляд, сказала:

— Ну вот. А теперь посмотрите на себя.

Энн повернулась к зеркалу. Ей показалось, что она смотрит в незнакомое лицо. Прав был Чарлз или нет? Какие-то доли секунды она не была уверена, что перемена ей нравится.