– А сам как думаешь?! – выкрикнула я, сжав кулаки.

– Понятия не имею, жупа, вот честно.

От злости у меня на щеках вспыхнули красные пятна.

– Думаешь, я позволю кому-то из подруг уйти отсюда с тобой, Уэсли? Ты глубоко ошибаешься, – выпалила я. – Ты отвратительный бабник и тупица! Надеюсь, пятна на рубашечке не отстираются! – И прежде чем в гневе уйти, я повернулась и добавила: – И зовут меня, к твоему сведению, не жупа. А Бьянка. Мы с тобой со средней школы в одном классе, самовлюбленный козел!

Никогда не думала, что найду в себе смелость сказать это, но, к счастью, от проклятого техно закладывало уши, и никто, кроме Джо, не слышал моей тирады. А тот наверняка подумал, что у меня проясто сдали нервы. Расталкивая толпу, я пробралась в центр зала и стала искать девчонок. А увидев, схватила их под руки и потащила к выходу.

– Эй! – запротестовала Джессика.

– Ты что? – спросила Кейси.

– Пошли прочь из этой дыры, – выпалила я, продолжая тащить за собой отбивающихся подруг. – В машине объясню. Ноги моей больше в этом притоне не будет.

– А можно я хоть с Харрисоном попрощаюсь? – взмолилась Джессика, пытаясь вырваться.

– Джессика! – Я так резко повернулась к ней, что шея аж хрустнула. – Он гей! Тебе ничего не светит, смирись уже! Мне нужно уйти поскорее. Пожалуйста!

Я вытащила их на стоянку. Ледяной январский ветер обжигал лицо. Здесь Кейси и Джессика сдались и перестали вырываться, прижавшись ко мне с двух сторон. Их сексуальные наряды были совсем не предназначены для прогулок на холодном ветру. Мы вместе добежали до моей машины, расцепившись лишь у переднего бампера. Я нажала кнопку на брелке, и мы тут же забрались внутрь моего «Сатурна»,[2] где было чуть теплее, чем снаружи.

Кейси свернулась калачиком на переднем сиденье, поджала ноги и, стуча зубами, процедила:

– Ну почему так рано, Би? Еще же только пятнадцать минут десятого!

Джессика с обиженным видом устроилась сзади, завернувшись в старый плед, как в кокон. (Моя старая печка редко соглашалась работать, и на всякий случай я всегда держала в машине несколько пледов.)

– Я там поругалась кое с кем, – призналась я, со всей силы воткнув ключ в зажигание. – Выплеснула на него кока-колу, а дожидаться ответа не хотелось.

– С кем? – спросила Кейси.

Этого вопроса я и боялась. Ведь знала, как они отреагируют.

– С Уэсли Рашем.

Послышались восторженные охи и ахи.

– Да бросьте вы, – разозлилась я, – он же шлюха в штанах! Терпеть его не могу. Трахает все, что движется, и думает членом. То есть мозг у него микроскопический.

– Сомневаюсь, – со вздохом ответила Кейси. – Би, ты единственный человек на свете, кто не считает Уэсли Раша совершенством.

Я повернулась и посмотрела через плечо, чтобы выехать со стоянки задним ходом, и одновременно смерила Кейси гневным взглядом.

– Да он полный придурок.

– Неправда, – возразила Джессика. – Жанин рассказывала, что он недавно говорил с ней на вечеринке. Она была с Викки и Анджелой, а он просто подошел и сел рядом. И вел себя очень мило, между прочим.

Все понятно. Значит, Жанин, по его мнению, тоже была жупой. Интересно, кто в тот вечер ушел домой с Уэсли – Викки или Анджела?

– Он классный, – пропела Кейси. – А ты просто злючка, как обычно. – Она мило улыбнулась мне в зеркало заднего вида. – Что он такого сделал, что ты облила его колой? – Теперь в ее голосе угадывалось беспокойство. Долго же она соображала! – Он тебе что-то сказал, Би?

– Нет, – ответила я. – Ничего он не сказал. Просто он меня бесит.

Жупа.

Я неслась по Пятой улице, и это прозвище звенело у меня в ушах. Я не нашла в себе смелости рассказать подругам о новом оскорблении, только что пополнившем мой словарный запас. Но взглянув на себя в зеркало заднего вида, поняла, что Уэсли был прав: я действительно была непривлекательным и никому не нужным «довеском» к основному товару. Джессика с ее идеальными формами, тонкой талией и теплым, приветливым взглядом карих глаз. Кейси с ее безупречной кожей и длиннющими ногами… Куда мне с ними тягаться?

– Давайте-ка завалимся еще на другую вечеринку, раз ушли так рано, – предложила Кейси. – Вроде в Оак-Хилл что-то намечалось? Анджела сегодня говорила. Один парень из колледжа приехал домой на рождественские каникулы и закатил пирушку. Хотите пойти?

– Да! – Джессика встрепенулась, стряхнув одеяло. – Да, пойдем! Раз вечеринку устраивает парень из колледжа, там будут и другие парни из колледжа! Правда, круто, Бьянка?

Я вздохнула.

– Нет. Не круто.

– Да брось. – Кейси потянулась и сжала мою руку. – Танцевать не обязательно, слышишь? И мы с Джесс обещаем не подпускать к тебе симпатичных парней, раз ты их ненавидишь. – Она ухмыльнулась, видимо, решив, что ее слова поднимут мне настроение.

– Я не всех симпатичных парней ненавижу, – буркнула я. – А только одного. – Но потом вздохнула, повернула на шоссе и направилась в сторону съезда на окружную дорогу. – Ладно, поехали. Но с вас мороженое. Два шарика.

– Идет!

2

Субботняя ночь или раннее утро воскресенья – самое тихое время. По коридору разносился глухой папин храп, но когда я вернулась домой примерно после часа ночи, это был единственный звук, нарушавший тишину. А может, я просто оглохла от басов на вечеринке в Оак-Хилл? Если честно, потеря слуха казалась не такой уж печальной перспективой. Ведь тогда мне бы никогда больше не пришлось бы слушать техно. Пожалуй, я была даже двумя руками «за».

Заперев входную дверь, я вошла в темную пустую гостиную. В глаза бросилась открытка на кофейном столике – мама прислала ее из какого-то очередного города, куда ее забросило. Я даже не стала ее читать. До утра с ней ничего не случится, а сейчас я слишком устала. Еле переставляя ноги, я поднялась в свою комнату.

Сдерживая зевок, повесила пальто на спинку стула и шагнула к кровати. Головная боль вроде утихла, я сбросила кеды и зашвырнула их в угол. Я ужасно устала, но увидев гору чистой одежды и белья на полу у кровати, не смогла перебороть свою любовь к порядку. Упаду, но сложу белье, прежде чем лягу спать!

Я бережно поднимала вещи и складывала их по одной – так аккуратно, что если бы кто-то смотрел на меня, мне стало бы неловко. Джинсы в одну стопку, рубашки в другую, белье – в третью. Я расправляла складочки, и отчего-то это действовало успокаивающе. Идеальные стопки росли, а мой ум освобождался от лишних мыслей, тело расслаблялось, а злость на предыдущий вечер, громкую музыку и приставучих озабоченных кабанов утихала. С каждой ровной складочкой я рождалась заново.

Сложив всю одежду, я встала, оставив стопки на полу. Сняла свитер и джинсы, провонявшие в душном баре и на вечеринке, и бросила в корзину, стоявшую в углу комнаты. Душ можно и утром принять. Сейчас я слишком устала.

Но прежде чем забраться под одеяло, я посмотрела на себя в большое зеркало на противоположной стене. Изучила свое отражение новым взглядом, воспринимая себя иначе. Непослушные рыжеватые волосы торчат во все стороны. Большой нос. Широкие бедра. Маленькая грудь. Ну да. Жупа. И как я раньше не замечала?

Вообще-то, я никогда не считала себя особо привлекательной и хорошо понимала, кто в нашей троице настоящие красотки: Кейси и Джессика, худосочные блондинки. Но раньше мне не приходило в голову, что своей невзрачностью я оттеняла эту великолепную парочку. А теперь благодаря Уэсли Рашу я это увидела.

Правильно говорят: меньше знаешь – крепче спишь.

Я запахнулась в одеяло, пряча свое обнаженное тело от всевидящего зеркала. Уэсли – живое доказательство того, что внешняя красота обманчива, так почему же его слова так меня ранили? Я же умная. И добрая. Кому какое дело до того, как я выгляжу? Была бы красоткой, приходилось бы мириться с приставаниями таких дятлов, как Уэсли. Боже упаси! Значит, в том, чтобы быть жупой, есть свои преимущества. Не так уж это и плохо, в конце концов.

Чертов Уэсли Раш! Поверить не могу, что он заставил меня переживать из-за такой ерунды.

Я закрыла глаза. Утром обо всем забуду. И больше не буду думать ни о каких жупах.

* * *

Воскресенье прошло прекрасно: тихо, никто не мешает – восторг. Вообще-то, без мамы в доме всегда было тихо. Вот когда она возвращалась, дом наполнялся шумом. Постоянно звучала музыка, смех, что-то происходило, повсюду хаос. Но она никогда не задерживалась больше, чем на пару месяцев, а когда уезжала, все замирало и останавливалось. Папа, как и я, был не слишком общительным. Он или работал, закопавшись с головой в бумаги, или смотрел телевизор. Без мамы в доме Пайперов обычно царила тишина.

А уж наутро после того, как я вынужденно подверглась клубно-вечериночному натиску, тишина в доме казалась раем.

Но понедельник… понедельник выдался ужасным.

Понедельники, разумеется, всегда ужасны, но этот… этот побил все рекорды. Все началось еще перед первым уроком, когда Джессика ввалилась на испанский с заплаканными глазами и потекшей тушью.

– Что с тобой, Джесс? – заволновалась я. – Что стряслось? Все нормально?

Должна признаться, в тех редких случаях, когда Джессика приходила в класс не в настроении, я действительно начинала волноваться. Ведь обычно она была такой жизнерадостной, что чуть не прыгала на месте, и хихикала, не переставая. Поэтому когда она вошла с таким понурым видом, я не на шутку испугалась.

Джессика грустно покачала головой и упала на свое место.

– Все в порядке, но… я не смогу пойти на школьный бал! – Из ее шоколадно-карих глаз брызнула новая порция слез. – Меня мама не пускает!

И это все? Она из-за какого-то бала так меня напугала?

– Почему? – спросила я, пытаясь сделать вид, что мне не все равно.