– Приготовления к рождественскому концерту – это всегда веселье, – сказала она, – и большой труд.

– Взгляните-ка, мисс Осборн! – окликнул ее мистер Аптон, жестом подзывая к столу, сплошь усеянному эскизами. Обычно он не бывал в школе по субботам, но теперь скорее всего до конца полугодия будет приходить и в выходные.

Едва Сюзанна успела сказать пару слов по поводу эскизов, как хор девичьих голосов привлек ее внимание к возникшему в дверях мистеру Киблу. Его взгляд был обращен к ней.

Должно быть, прибыл виконт Уитлиф.

Он действительно прибыл и ждал ее в передней. Сюзанна вышла к нему, держа в руке свой теплый серый плащ и завязывая на ходу ленты зеленого капора. Питер, одетый, как и в прошлый раз, в плащ с несколькими пелеринами, выглядел очень солидно.

– Здравствуйте, мисс Осборн, – поклонился он ей.

Однако несмотря на его обычную изящную небрежность в движениях и улыбке, Сюзанна заметила в его глазах какую-то настороженность.

– Здравствуйте, лорд Уитлиф, – ответила на приветствие она и тоже с опаской приблизилась к нему.

Между ними длинной тенью пролег вчерашний вечер.

Зато погода с утра не изменилась, даже, кажется, стало еще теплее. Сюзанна почувствовала это сразу, как только они вышли на улицу. С безоблачного неба ярко светило солнце, ветра не было. Что может быть лучше для последней встречи?..

– Не пойти ли нам в Сидней-Гарденз? – спросил виконт Уитлиф, предлагая Сюзанне руку. – Ноябрь, верно, не самое лучшее время для прогулок в парке, но там тихо и чувствуешь себя словно за городом.

Сюзанна подумала, что, несмотря на чудесную погоду, в парке они, наверное, будут почти одни.

– С удовольствием, – ответила она, и они двинулись по направлению к площади Сидней-плейс, через дорогу от которой располагался парк.

По пути они вспоминали лето, общих друзей и знакомых в Сомерсете, потом говорили о школе, о хлопотах, связанных с подготовкой рождественского концерта, на который в радостном предвкушении съезжалось множество гостей – родители, родственники, друзья девочек и учителей, а также высокопоставленные персоны Бата. Затем разговор перекинулся на сестер виконта Уитлифа, на их мужей и детей, а потом темой беседы стал окружавший их парк, в это время года пустынный, но все равно живописный и умиротворяющий, если бы не ватага из восьми человек, которую они встретили у входа. Впрочем, и они уже собирались уходить, так что Сюзанна с виконтом Уитлифом в самом деле оказались почти единственными посетителями.

Подходящая обстановка для расставания, раз уж этому суждено случиться, думала Сюзанна. Они оба пребывали в безмятежном и радостном настроении и понимали друг друга с полуслова. Ушла неуместная и неожиданная страсть, которая сыграла роковую роль в их последний день в Баркли-Корте. Вслед за страстью исчезло и смущение от вчерашней попытки виконта Уитлифа загладить перед Сюзанной свою вину. Сегодня ничто не мешало им болтать и смеяться, наслаждаясь обществом друг друга и редким для ноября погожим днем.

Именно такими, решила Сюзанна, она и сохранит в памяти их отношения. Не нужно слез. Они вместе провели чудесные две недели, и им было так же хорошо и легко, как сейчас, – за исключением первого и последнего дня в Баркли-Корте, конечно.

– Смотрите, лабиринт! – воскликнул виконт Уитлиф, когда они, поднявшись в гору по круто уходящей вверх тропе, увидели ровную, высокую изгородь. – Я знал, что где-то здесь есть лабиринт. Как по-вашему, найдем мы выход?

– А если не найдем и останемся там навсегда? – проговорила Сюзанна. – Вдруг мы, не сумев добраться до центра лабиринта или выбраться оттуда, останемся здесь, обреченные бродить кругами до конца своих дней?

– Похоже на жизнь, не правда ли? – поддержал ее Уитлиф.

Оба рассмеялись.

– По крайней мере, – прибавил он, – мы заблудимся вместе.

– Хорошее утешение, – согласилась Сюзанна, и они снова расхохотались.

Однако постепенно их благостное умиротворение стало сходить на нет: мысль о том, что в действительности им не удастся плутать вечно, причиняла острую боль. В конце концов они найдут и центр, и выход, завершив тем самым прогулку.

И вот тогда уже наступит конец.

Виконт Уитлиф взял ее за руку, и они вошли в лабиринт. Несмотря на перчатки, Сюзанна ощущала жар и силу его руки. Она вспомнила, как они, сплетя пальцы, гуляли по Сомерсету во время бала.

Войдя в лабиринт, они много раз ошибались и вынуждены были менять направление, но в итоге, после бурных споров и шуток, добрались-таки до центра лабиринта, где их ждала пара деревянных скамеек для отдыха.

– Полагаю, – заговорил виконт Уитлиф, устроившись рядом с Сюзанной на скамейке, – нам следовало прийти сюда с большим запасом носовых платков. Тогда мы могли бы, роняя их, отмечать пройденный путь. Вы знаете, как отсюда выйти?

– Нет! – рассмеялась Сюзанна.

– Слава Богу, – сказал он, снова завладевая ее рукой, – что нас здесь не поджидает семиглавое чудовище или что-то в этом роде.

В тишине парка Сидней-Гарденз, в центре лабиринта, ничего не стоило забыть об окружающем мире, неизбежном течении времени, эфемерности дружбы между мужчиной и женщиной – и очень просто поверить в абсолютное совершенство мгновения.

Они просидели молча, должно быть, минут пять, а может, и все десять. Но из опыта прежних встреч они уже знали, что порой слова не нужны. Они умели общаться без слов.

Через какое-то время Сюзанна осознала, что ее плечо прижато к плечу виконта, их бедра слегка соприкасаются, а ее правая рука без перчатки, которая непонятно каким образом оказалось у нее на коленях, покоится в его руке.

Наконец виконт Уитлиф, сделав глубокий вдох, медленно выдохнул.

– Жаль, что я в детстве не бунтовал против чрезмерной опеки, – произнес он. – Да и возможно ли это было? В моих ли силах? Жаль, что мы с вами не подружились еще в детстве. Я знал вашего отца, но не вас. Если б только мы с вами тогда были знакомы, если б только мне сообщали о происходящем в моем доме и вокруг, даже когда я находился в школе, возможно, я мог бы поддержать вас после смерти вашего отца. Хотя вряд ли я смог бы вас утешить. Именно ему этого не удалось бы никогда.

– Рано или поздно каждый переживает тяжелую утрату, – сказала Сюзанна. – Эта участь не минует даже детей. У меня это в прошлом.

– Сюзанна… – Виконт Уитлиф зубами стянул другую перчатку и, сжав руку Сюзанны, обнял ее за плечи. – Я разговаривал с Тео Маркемом, когда был дома. Я знаю о вашем отце.

Сюзанна хотела было подняться, чтобы высвободиться из его объятий, но так и осталась неподвижно сидеть. Что нового мог рассказать ему Теодор Маркем?

– Я не считаю его поступок смертным грехом, – поспешно заявила Сюзанна. – Мне нет дела до того, что говорит по этому поводу церковь. Я не согласна с ее запретом хоронить самоубийц по-христиански. Бог, обрекающий на вечные муки человека, доведенного до самоубийства другими, которые имеют возможность жить дальше и каяться, замаливая свои грехи, был бы в высшей степени несправедлив и безжалостен. Если б Господь был таким, я бы стала убежденной атеисткой.

– Вы думаете, вашего отца довели до самоубийства? – спросил виконт Уитлиф.

Сюзанна ждала, что он скажет дальше, но он молчал.

– Кто знает? – отозвалась она. – Он унес свои тайны с собой в могилу. Но ведь теперь это не важно, не так ли? Он обрел покой. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Сюзанна до сих пор, уже став взрослой, порой чувствовала на него обиду. Она так и не простила отца за то, что он предпочел ей вечный покой.

– Мне очень жаль, – сказал виконт Уитлиф. – Я его любил. Он частенько занимал нас с Тео. Мне и вообразить не под силу, как вы страдали, потеряв его.

Он, разумеется, не мог знать, какую боль причиняли его слова Сюзанне. Она всегда подозревала, что отец мечтал о сыне. Он никогда не был с ней резок. Напротив, он, казалось, любил ее. Однако занимался с ней крайне редко.

Ей всегда не хватало отцовского внимания. И Сюзанна подумала, что, возможно, именно неизбывная тоска по родительской любви вчера вечером дала ей силы сказать виконту Уитлифу «нет». Ибо она хорошо помнила, каково это – чувствовать, что обожаемый тобой человек, тот, от которого зависишь, кому должна хранить верность и подчиниться, принадлежит тебе не всецело.

– И не надо, – сказала она, когда виконт Уитлиф поднес ее руку сначала к губам, а потом прижал тыльной стороной к своей щеке. – Ни к чему взваливать на себя чужое бремя. Это позволительно лишь близким людям. Мое бремя – это мое бремя, и я до сих пор несу его на себе. Мне посчастливилось выжить и даже неплохо устроиться в жизни.

Виконт Уитлиф, закрыв глаза, склонил голову, продолжая обнимать Сюзанну. Их сцепленные руки снова легли ей на колени.

– Почему вы сбежали? – спросил Уитлиф.

– Меня не пустили к нему, – ответила Сюзанна. – Они собирались похоронить его за церковной оградой. И не знали, что дальше делать со мной. Я стала для них обузой. И потом, я не их круга… я вообще, если уж на то пошло, сама по себе. Они не знали, куда меня пристроить. И я предпочла уйти сама, не дожидаясь, пока они от меня избавятся. Мне захотелось самой распоряжаться своей судьбой.

– Что навело вас на мысль, будто они хотят от вас избавиться, – спросил виконт Уитлиф, – что вы стали для них обузой?

– Я слышала, как это сказала леди Маркем, – объяснила Сюзанна. – И я не ошиблась, я все правильно поняла: обуза – значит «неприятная забота». А она употребила в отношении меня именно это слово, прибавив, что я не могу у них оставаться.

– И тем не менее, – продолжал Уитлиф, – они вас потом еще долго искали.

– Это вам сказал Теодор? – спросила Сюзанна.

– Тео тогда был в школе, – ответил Питер. – Как и я. Мне это сказали леди Маркем и Эдит. Не далее как нынче утром.

Сюзанна вся подобралась, но уже в следующий момент напряжение ее отпустило, она склонила голову виконту Уитлифу на плечо и прикрыла глаза.