Все это страшно досаждало Питеру. Но он, возможно, стерпел бы и это, если б не навалившаяся на него хандра. Несмотря на душевный подъем, с которым он, вернувшись домой, выпрыгнул из экипажа, Питер никак не мог избавиться от уныния, шлейфом тянувшегося за ним из Харфорд-Хауса.

Ему казалось, что все рухнуло.

В конце концов по прошествии нескольких недель Питер рассудил – и его рассуждения казались весьма здравыми, – что можно, пожалуй, снова уехать, а вернуться только к началу следующего года, когда уже придет черед весенних хлопот. Начало года более удачное время – даже идеальное! – для начала новой жизни. Впрочем, вернуться домой можно и на Рождество. Тогда здесь непременно будет кто-то из обожаемых сестер и многочисленных племянников и племянниц.

И Питер снова отбыл в Лондон, сославшись на необходимость наведаться к портному и сапожнику. В Лондоне, в постоянном поиске развлечений, он вернулся к существованию, с каждым днем становившемуся все более праздным. Удивительно, как много удовольствий можно найти даже в такое время абсолютного затишья светской жизни, как октябрь.

Эта жизнь означала для Питера привычное удобство.

Вот только развлечения не всегда его развлекали.

То, что прежде его забавляло, теперь вдруг перестало отвлекать от явного недовольства собственной жизнью.

Из писем матери Питер узнал, что в гостиной повесили новые картины. Комната теперь выглядит гораздо живее, чем все остальные в доме, и мать подумывает о переменах в столовой.

Боже правый, нужно как-то остановить ее.

Барбара, старшая сестра Питера, осенью приехавшая с мужем на несколько дней в Лондон, заговорила о Рождестве.

– Надеюсь, на Рождество увидеть тебя в Сидли, – сказала она. – Мы с Кларенсом тоже собираемся туда с детьми, и если ты, Питер, не приедешь, там будет очень, очень тоскливо. Кроме того, матушка опять созывает гостей, а посему тебе сам Бог велел присутствовать на правах хозяина.

– Гостей? – Питер поморщился. – Кого на этот раз?

Барбара щелкнула языком, а Кларенс, глядя на шурина, молча повел бровями.

– Не имею представления, – ответила сестра. – Но уж кто-нибудь да будет. Маменька о тебе заботится, Питер. Она желает видеть тебя остепенившимся. Как глупо с твоей стороны упрямиться лишь потому, что пять лет назад Берта Грантем пришлась тебе не по вкусу и ты молчал об этом до самого последнего момента!

Ни одна из сестер Питера не знала, что именно произошло пять лет назад, и посвящать их в подробности он не собирался.

Питер снова встретился глазами с зятем, и тот подмигнул ему.

– Я сам в свое время найду себе невесту, Барб, – проговорил Питер. – А о Рождестве я подумаю.

Однако мысли о новой невесте, которую присмотрела для него мать, лишь усугубили его отчаяние. Прошло почти два месяца с тех пор, как он покинул Сомерсет, но подавить в себе ужасное чувство вины ему так и не удалось.

Господи, да он же соблазнил невинную девушку!

Этому нет оправданий. Никаких.

Всякий раз, как Питер вспоминал тот злосчастный день и место, где все произошло, к горлу подступала дурнота. И не думать об этом раз двадцать на дню он не мог.

Теперь, узнав о самоубийстве отца Сюзанны, он стал мучиться еще больше. Он не был причастен – даже косвенно – к этой трагедии. И трагедия эта вовсе не была связана с тем, что случилось этим летом. Просто… Осборн ему нравился. И ему нравилась его дочь.

Каждый раз, когда голова Питера готова была лопнуть от подобных мыслей, он, чтобы отвлечься, бросался на поиски очередного развлечения.

В конце концов на исходе октября Питер решил, что перемена обстановки может его взбодрить, и отправился на недельку-другую погостить к своей кузине Лорен, виконтессе Равенсберг, в Элвесли-Парк, что в Уилтшире. Там она жила со своим мужем, Китом, тремя детьми и родителями Кита, графом и графиней Редфилд. Они всегда были рады видеть у себя Питера, и он, приезжая к ним погостить, всегда там отдыхал душой.

Они с Лорен любили друг друга, возможно, потому что росли порознь и увиделись впервые, лишь когда Питер, достигший совершеннолетия, обнаружил однажды по возвращении из своего очередного похода в ворохе почты приглашение на ее свадьбу. Пока ему не исполнился двадцать один год, его почта никогда не попадала к нему непосредственно в руки, и он не только никогда не видел Лорен, но почти ничего о ней не слышал, кроме того, что, не исключено, ее распущенная мать, вдова старшего брата его отца, покойного виконта Уитлифа, с кем-то прижила дочь. Вернувшийся домой только накануне, Питер тем не менее поехал на свадьбу и обнаружил, что Лорен мила, очаровательна и явно из породы Уитлифов, ибо глаза у нее того же редкого оттенка, что и у него.

Итак, Питер отправился в Элвесли, где замечательно провел время. Он часами просиживал с Лорен и графиней Редфилд, играл с детьми, катался верхом и вел с Китом и графом дискуссии на темы политики и сельского хозяйства, ездил с визитами к соседям, в том числе к герцогу и герцогине Бьюкасл, где забавлялся уже с их младенцем, чем немало позабавил герцогиню и ее сестру, мисс Томпсон, которая со смехом заметила, что ребенок обычно никого к себе не подпускает, кроме мамы с папой. «И бабушки», – присовокупила миссис Томпсон с укоризной.

Впрочем, сказать «замечательно провел время» в те дни можно было лишь с натяжкой. Питеру никак не удавалось справиться с разъедавшим его изнутри чувством беспокойства и недовольства собой.

Именно тогда в его судьбу самым невероятным образом вмешалось провидение.

Впрочем, в том, что произошло, возможно, и не было ничего такого уж поразительного. Вскоре по прибытии в Элвесли Питер узнал, что немного разминулся с Сиднемом Батлером, деверем Лорен, который приезжал домой со своей молодой женой, в девичестве мисс Анной Джуэлл и – какое невероятное совпадение! – учительницей в батской школе для девочек мисс Мартин… а также одной из близких подруг Сюзанны. А находясь в гостях у Бьюкаслов, Питер вспомнил, что леди Холлмер, сестра Бьюкасла, по мнению Сюзанны, имела какое-то отношение к их школе.

Позже, почти спустя неделю своего пребывания, Питер узнал, что Лорен с герцогиней Бьюкасл готовят свадебный завтрак-сюрприз для новобрачных, которые тихо обвенчались в Бате по особому разрешению. Лорен взялась за это дело, поскольку Сиднем приходился ей деверем, а герцогиня – потому, что он являлся управляющим имением Бьюкаслов в Уэльсе.

Дамы уговорились созвать в Бат как можно больше родственников и друзей – всех, кого только удастся собрать за столь короткий срок, потом заманить туда под благовидным предлогом новобрачных и удивить их пышным торжеством по случаю их бракосочетания в Верхних залах.

– Мы все едем в Бат, – как-то раз за чаем объявила Питеру Лорен. – И хотели бы, чтобы ты поехал с нами, Питер. Правда, Кит? Но я предвижу, что поездка в Бат и свадебный завтрак тебя вряд ли прельщают. Скорее всего ты предпочел бы вернуться домой, но если так, мне, право, будет казаться, будто я тебя выгнала. – Она рассмеялась. – Поэтому поехали с нами. Сделай мне приятное.

Питер не ожидал, что ее слова могут вызвать в его душе такой переполох.

Его звали – причем настойчиво – в Бат. Мало того – если он туда поедет, то наверняка увидит Сюзанну. Ведь она, вне всяких сомнений, будет присутствовать на свадебном завтраке на правах подруги невесты и ее бывшей коллеги.

Он сможет встретиться с ней.

Хотя она, подумал Питер, наверное, его видеть не хочет. К настоящему времени она, должно быть, уже возненавидела его лютой ненавистью, как самого отъявленного злодея. И разве можно ее за это упрекать? Ведь кто, как не он, обольстил ее, сделал самое что ни на есть непристойное предложение, а потом как ни в чем не бывало проводил в Баркли-Корт, весело откланялся в присутствии Эджкомов – и прости-прощай: уехал, даже не оглянувшись.

Тогда он утешал себя тем, что она сама все это находила естественным.

Что касается новобрачных, то тут у Питера закрались кое-какие подозрения, хотя ни Лорен, ни герцогиня ни словом, ни намеком не дали этого понять. Новоиспеченная миссис Батлер, по-видимому, ждала ребенка – обстоятельство, объяснявшее и поспешность, с которой был заключен брак, и тайное венчание. Питер припоминал, что Анна Джуэлл провела летом месяц в Уэльсе – об этом упоминала Сюзанна – и, без сомнения, в том самом имении, где служил управляющим Сиднем. И ездила она туда, кажется, с Холлмерами.

Эти рассуждения вдруг навели Питера на мысль, что, возможно, и Сюзанна…

От одного этого предположения по спине у него пробежала дрожь, накатила дурнота.

Но тогда она дала бы ему знать. Написала бы.

Написала?

Питер прекрасно знал, что она ничего не стала бы предпринимать.

Господи Боже! Ему стоило об этом подумать раньше и раньше попытаться узнать правду. Ведь именно так подобает поступать истинному джентльмену… если в таком положении вообще возможно оставаться джентльменом. А может, он просто до сих пор не хотел об этом думать, гнал от себя эту ужасную мысль? Ведь не болван же он в самом деле. Ему ли не знать, к каким последствиям может привести женщину связь с мужчиной?

Возможно, он предположил, что если заглушить в себе эту мысль, то ничего не случится.

Все это в беспорядке промелькнуло в голове Питера за какие-то секунды, в то время как он сидел, с радостной улыбкой глядя на Лорен.

– У меня нет никаких планов, – проговорил он, – и я с радостью поеду повидаться с Сиднемом и пожелать ему счастья. Да, я буду счастлив поехать с вами.

А он-то думал, что никогда больше не увидит Сюзанну Осборн.

И даже полагал, что недели через две забудет, как подло с ней поступил. Возможно, то, что он постоянно возвращался к этому, говорит о его совести, однако и в заслугу себе это обстоятельство ставить нечего.

Но сейчас он едет в Бат. И почти наверняка увидит ее еще раз.

Питер убедил себя, что ему необходимо ее увидеть. Хотя, будь его воля, поехал бы куда-нибудь еще. Но ему действительно нужно было выяснить, не стал ли он причиной более серьезных нежелательных последствий. И с его стороны было очень неблагородно не сделать этого раньше.