Она взялась рукой в перчатке за верхнюю перекладину ворот, недалеко от его локтя, повернулась к нему, но ее лицо осталось почти неразличимым в темноте.

– А разве вы поступаете иначе? – спросила она тоном строгой учительницы, требующей ответа от ученика.

Он усмехнулся:

– Тому, кто с рождения носит титул маркиза и знает, что когда-нибудь станет герцогом – со всем состоянием, привилегиями и ответственностью, которые прилагаются к этому титулу, – не суждено думать о выборе нового пути. Этого он просто не может себе позволить. Мешает долг.

Правда, однажды он предпринял рывок к свободе…

– Выбор есть всегда, – возразила она. – Незачем облегчать себе жизнь. От исполнения долга можно отказаться – или же исполнять его, тратя поменьше душевных и физических сил. А можно действовать целеустремленно и решительно, с намерением преуспеть.

– Надеюсь, это не завуалированный вопрос, мисс Мартин? – рассмеялся он. – Вы не собираетесь спросить, к какой из этих трех категорий отношусь я?

– Нет! – Клодия покачала головой. – Прошу прощения, я просто привыкла поучать своих девочек. Признаться, я считаю, что решимость, энтузиазм и целеустремленность искупают любые грехи и помогают преодолевать любые препятствия. Бездействие – вот чего я терпеть не могу. Сидеть сложа руки – значит понапрасну тратить время.

В таком случае он наверняка заслужил бы ее осуждение. Да, он хорошо учился в школе и всегда стремился к совершенству. С самого детства он был неутомимым и ненасытным читателем, проводил немало времени с управляющим своего отца, узнавал все, что полагается знать хорошему хозяину и крупному землевладельцу, пристально следил за событиями в верхней и нижней палатах парламента, поскольку готовился стать членом последней – разумеется, если переживет отца. Но отца все его старания только раздражали. «Ты как будто ждешь не дождешься моей кончины», – сказал он однажды, когда насквозь промокший, грязный и счастливый Джозеф вернулся в Энбери после осмотра новой дренажной канавы.

Именно поэтому взрослая жизнь Джозефа была преимущественно праздной – как у большинства его сверстников. Он следил за делами в скромном поместье Уиллоугрин, которое отец подарил ему на двадцать первый день рождения, но бывал там не так часто, как надлежало, потому что не хотел оставлять Лиззи в Лондоне. Жизнь Джозефа не была отмечена ни особыми пороками, ни излишествами – в отличие от жизни большинства тех же сверстников. Он выдавал жалованье слугам, вовремя оплачивал счета и щедро жертвовал средства на благотворительность. Азартными играми не увлекался, дамским угодником не слыл. Чередой кратких амурных связей, относящихся к временам своей ранней юности, он и вправду мог похвалиться, но потом появилась Соня, затем Лиззи, а незадолго до нее была Барбара. В то время Джозефу не исполнилось и двадцати пяти.

Он сжал пальцы на перекладине ворот, разжал их, глядя вдаль, на светлую полосу угасающего заката. Уже несколько лет его жизнь была безрадостна и пуста, словно утратила краски – все, кроме многочисленных оттенков серого. Пассивная жизнь, растительное существование.

Но теперь наконец его подталкивают к гигантскому шагу, которого он намеренно избегал долгие годы. Год еще не успеет завершиться, как он станет супругом Порции Хант. Изменит ли этот брак его жизнь к лучшему, придаст ли ей сочный колорит? Сразу после свадьбы он постарается исполнить свой основной долг – обзавестись наследником. Может, рождение ребенка вернет ему вкус к жизни… правда, при мысли о будущем отцовстве у него щемило сердце, как от горя.

Потому что Лиззи будет всегда.

Джозеф вдруг спохватился и понял, что они молчат уже некоторое время, а он по-прежнему сжимает и разжимает пальцы в нескольких дюймах от руки мисс Мартин.

– Думаю, нам пора возвращаться, – произнес Джозеф, спуская ногу с нижней перекладины ворот на землю. – Ветер похолодал.

Она снова зашагала рядом с ним, но попыток возобновить разговор не предприняла. Как ни странно, в ее компании Джозеф ощущал непривычное спокойствие и умиротворенность. Пригласи он на прогулку мисс Хант или почти любую другую знакомую даму, он счел бы своим долгом поддерживать светскую беседу, даже если бы им было нечего сказать друг другу.

Мисс Клодия Мартин – женщина, достойная уважения, думал Джозеф. Твердости характера ей не занимать. Пожалуй, он смог бы даже привязаться к ней, если бы узнал поближе.

Ее дружба с Сюзанной его уже не удивляла.

– Завтра утром отправляемся в то же время? – осведомился он уже на постоялом дворе, сопровождая мисс Мартин вверх по лестнице.

– Мы с девочками будем готовы вовремя, – отрывисто пообещала она, снимая перчатки. – Благодарю вас за прогулку, лорд Аттингсборо. Я нуждалась в ней, но ни за что не решилась бы разгуливать в незнакомых местах одна. Увы, быть женщиной не всегда удобно.

Он улыбнулся и принял ее протянутую руку. Но вместо того, чтобы вежливо пожать и отпустить ее, чего ждала мисс Мартин, поднес к губам.

Она решительно высвободила руку, отвернулась, не произнеся ни слова, и скрылась в комнате. Отчетливо щелкнул дверной замок.

Досадный промах, понял Джозеф и нахмурился, глядя на закрытую дверь. Мисс Мартин не из тех женщин, которым часто целуют руки. Ее рукопожатие было крепким, почти мужским, а не безвольным и вялым, как у женщин, ждущих от мужчин проявлений галантности.

Черт, как же он сглупил!

Он сошел с лестницы и отправился на поиски хоть какой-нибудь компании. Судя по шуму, доносящемуся из общей столовой, большинство постояльцев и не думали укладываться спать.

Вот и хорошо. Потому что Джозефа внезапно охватило непривычное и тоскливое чувство одиночества.


Флора задремала, склонив голову набок и приоткрыв рот. Эдна задумчиво смотрела в окно экипажа. Как и Клодия.

Однако она хмурилась и наблюдала главным образом за маркизом Аттингсборо, который успел сменить коня и выглядел таким же свежим и элегантным, как вчера утром, при выезде из Бата. Все-таки он удивительно хорош собой и обаятелен. Мало того, как ни досадно в этом признаваться, он прекрасно умеет поддержать компанию. Вчера Клодия осталась всецело довольна и прогулкой, и беседой. Нечасто ей удавалось провести вечер в обществе джентльмена.

А потом он все испортил и заодно напомнил о первом впечатлении, которое произвел на нее, одним-единственным жестом: поцеловал ей руку, желая спокойной ночи. И теперь Клодия была страшно зла на него. Ведь ей казалось, что они ведут разумный разговор на равных! Она не какая-нибудь пустоголовая кокетка, поэтому в крохах его галантности не нуждается!

Клодия заметила, что вновь начинается дождь: все утро он то начинал моросить, то утихал. Но на этот раз одной изморосью небеса не ограничились. Не прошло и нескольких минут, как дождь усилился.

Экипаж остановился, кучер слез с козел, послышались голоса, потом распахнулась дверца, и по ступенькам подножки поднялся маркиз. Клодия поспешно подвинулась, освобождая место на сиденье рядом с собой. Однако сиденья в экипаже не отличались шириной, а пространство внутри кареты – размерами. Маркиз вмиг занял и то и другое. Флора вздрогнула и проснулась.

– Дамы, – заговорил маркиз, улыбаясь и роняя капли дождевой воды повсюду, в том числе и на обивку сиденья, – прошу меня простить, но пока не кончится дождь, часть пути я проделаю вместе с вами в экипаже.

– Карета ваша, – пожала плечами Клодия.

Он с улыбкой повернулся к ней, и она невольно вспомнила теплое прикосновение этих губ к ее руке.

– Надеюсь, лишних неудобств я вам не доставлю, – произнес он, – и путешествие будет не слишком утомительным. Впрочем, рассчитывать на это не стоит. Путешествия всегда утомительны.

И он одарил улыбкой каждую спутницу.

В присутствии маркиза Клодия вдруг ощутила нечто вроде удушья – на редкость нелепое ощущение. Почему дождь начался так некстати? В карете запахло сырой тканью и мужским одеколоном. А еще лошадью, как вчера. Несмотря на все старания Клодии вжаться в стену, на каждом дорожном ухабе она соприкасалась плечом с маркизом.

До чего же глупо было так разволноваться – будто она девчонка или жеманная старая дева. Какой вздор!

Маркиз расспрашивал девочек о школе, подбирая слова так, что даже Эдна отвечала вразумительно, а не просто краснела и хихикала. Вскоре обе ученицы почувствовали себя непринужденно. И конечно, маркиз ничуть не смущался, словно каждый день разъезжал в экипаже с двумя вчерашними выпускницами школы и их директрисой.

– Вчера вы говорили, – продолжал маркиз, устроившись в углу и согнув длинные ноги в заляпанных грязью ботфортах так, чтобы не стеснять попутчиц, – но Клодия не могла не замечать их, – что уже знаете, чем займетесь, и твердо рассчитываете на успех. А о чем вы мечтаете? Всем людям свойственно мечтать. Как бы вы жили, если бы сбывалось любое ваше желание?

Флора выпалила, не особо задумываясь:

– Я вышла бы за принца! Жила бы во дворце, сидела на золотом троне, день-деньской носила бриллианты и меха и спала на пуховой перине!

Все невольно заулыбались.

– Фло, чтобы сидеть на троне, надо выйти замуж за короля, – напомнила неисправимая реалистка Эдна.

– Ну, это легко устроить, – отмахнулась Флора. – Отец принца может трагически погибнуть через день после нашей свадьбы. У моего принца будет двадцать младших братьев и сестер, у меня – десяток малышей, и все мы заживем во дворце одной большой веселой семьей!

От полноты чувств она вздохнула и засмеялась. Последние подробности растрогали Клодию: она знала, что Флора на свете одна как перст.

– Достойная мечта, – заметил маркиз. – А вы о чем мечтаете, мисс Вуд?

– Я? – переспросила Эдна. – Открыть лавочку, какая была у мамы с папой, только книжную. Целыми днями меня окружали бы книги, я продавала бы их людям, которые любят книги так же, как я, и… – Она осеклась и зарумянилась.

За всю поездку Клодия впервые услышала из ее уст такую продолжительную речь.