– Надеюсь, я получу от мисс Томпсон только хорошие известия о моем старшем классе, – объявила она. – Буду рада узнать, что вы не позволили младшим спалить школу дотла или поднять в Бате уличный бунт.

Девочки рассмеялись, у некоторых на глаза вновь навернулись слезы.

– Ни за что, мисс, – пообещала одна из них.

– Спасибо, – продолжала мисс Мартин, – что вы пришли сюда только ради того, чтобы попрощаться со мной. Я тронута до глубины души. А теперь отправляйтесь в класс вместе с мисс Уолтон и постарайтесь наверстать упущенные минуты урока, но сначала помашите на прощание мне, а заодно и Эдне с Флорой.

Значит, и у нее есть чувство юмора, правда, своеобразное и суховатое, заключил Джозеф, когда мисс Мартин оперлась на предложенную руку Джона, приподняла подол платья и плаща и вошла в экипаж, присоединившись к уже сидящим в нем двум девочкам.

Джон вернулся на козлы, Джозеф кивнул ему, подавая знак трогаться.

Маленькая кавалькада двинулась в сторону Лондона, горстка школьниц махала ей вслед платочками и всхлипывала, опечаленная разлукой с подругами, которым предстояли выход в большой суровый мир и самая настоящая работа – так объяснила Джозефу Сюзанна. Этих девочек учили «из милости» – они не платили за обучение. Таких учениц мисс Мартин принимала в школу каждый год.

Увиденное и позабавило, и растрогало Джозефа. Ему словно открылся совершенно чужой мир, от столкновений с которым он был надежно защищен положением и состоянием родителей.

Позади, возле школы, остались дети, не имевшие ни родителей, ни средств к существованию.


К тому времени как путники остановились на ночлег на постоялом дворе «Белый барашек» в Мальборо, где Клодия предусмотрительно сняла две соседние комнаты – одну для себя, вторую для Эдны и Флоры, – ее не покидали мысли о том, почувствовала ли бы она себя более разбитой и больной, если бы путешествовала в наемном экипаже, как собиралась.

По опыту прошлого Клодия знала, что такое вполне вероятно. В экипаже маркиза Аттингсборо было чисто, рессоры мягко пружинили, пухлая обивка сидений смягчала тряску. В ощущении усталости и боли во всем теле было виновато плачевное состояние дорог, а также долгие часы, проведенные в пути.

Одно утешение: экипаж целый день был предоставлен им троим – Клодии и ее двум подопечным. Маркиз проделал весь путь верхом, меняя верховых лошадей на тех же постоялых дворах, где меняли упряжных. Клодия лишь мельком видела его в окно, во время кратких привалов им было некогда даже перемолвиться словом.

Всякий раз, видя маркиза в окно экипажа, Клодия с досадой отмечала, что в седле он выглядит неотразимо. Его костюм для верховой езды был сшит по последней моде, маркиз держался на коне непринужденно и легко даже после многочасовой поездки. Несомненно, он считал себя подарком небес всему роду человеческому, особенно его прекрасной половине – втайне Клодия признавала, что для таких выводов у нее нет никаких оснований, но даже не попыталась изменить свое мнение. Конечно, маркиз очень любезно предложил ей свой экипаж, но он же сам признался, что сделал это, дабы произвести впечатление на друзей и родных.

Всюду, где они останавливались, услуги им оказывали незамедлительно и со всей старательностью, что и радовало Клодию, и возмущало. Она знала, что путешествие в наемном экипаже – совсем другое дело. Ей и девочкам даже приносили напитки прямо в карету, избавляя от необходимости ждать своей очереди в общем зале, вместе с другими спешащими, толкающимися, неучтивыми путешественниками.

Тем не менее день выдался долгим и утомительным, почти все время в экипаже царило молчание. Поначалу девочки были явно подавлены и не склонны к разговорам, хотя и посматривали на проплывающие за окном пейзажи. После первой остановки, освежившись и немного подкрепившись, они слегка оживились, но изо всех сил старались не опозорить свою директрису, поэтому подавали голос, только когда она обращалась к ним.

Флора провела в школе почти пять лет. Все ее детство прошло в лондонском сиротском приюте, с тринадцати лет она оказалась предоставленной самой себе. Эдна осиротела в одиннадцать: ее родители погибли, пытаясь защитить свою лавку от грабителей, хотя, как оказалось, поживиться в ней было почти нечем. Во всяком случае, их дочь осталась без гроша. К счастью, мистер Хэтчард нашел ее, как в свое время Флору, и отправил учиться в Бат.

В зале «Белого барашка» Клодии пришлось ждать, пока хозяин закончит неспешную беседу о рыбалке с другим постояльцем. Все это время двое других мужчин, недостойных именоваться джентльменами, глазели на Флору и Эдну и перестали скабрезно ухмыляться только после гневного взгляда Клодии.

Она многозначительно уставилась на хозяина постоялого двора, но тот сделал вид, будто не замечает ее. «Подожду еще немного, – решила она, – и заговорю сама».

В этот момент дверь, ведущая в конюшню, отворилась, снова закрылась, и все переменилось, будто по мановению волшебной палочки. Разговор о рыбалке оборвался, словно не имел ровным счетом никакого значения, болтливый постоялец оказался забытым. Хозяин подобострастным жестом потер рука об руку и расплылся в заискивающей улыбке.

Обернувшись, Клодия обнаружила, что чудо совершил не кто иной, как вошедший маркиз Аттингсборо. Даже если бы хозяину постоялого двора не сообщили о прибытии важной персоны – а ему наверняка доложили о ней, – об аристократическом происхождении свидетельствовал весь облик вошедшего, в том числе его самоуверенная надменность, которая так раздражала Клодию.

– Милости просим в «Белый барашек», милорд! – разливался соловьем хозяин. – Наш постоялый двор – самый гостеприимный во всем Мальборо. Чем могу служить?

Вот так гостеприимство! Клодия напомнила о себе взглядом и уже собиралась заговорить, но маркиз опередил ее:

– Если не ошибаюсь, мисс Мартин и ее спутницы пришли первыми.

Хозяин постоялого двора с большим искусством изобразил изумление, словно все три упомянутые дамы только что соткались из воздуха.

Клодию затрясло от возмущения, направленного, как ни странно, прежде всего на маркиза Аттингсборо, невиновного в том, что ее считали ничтожеством, пока не выяснилось, что она знакома с титулованным джентльменом. В чем Клодия не нуждалась, так это в заступниках.

– Мисс Мартин! – с показным радушием заулыбался хозяин. Клодия нахмурилась. – Ваши комнаты готовы. Можете сразу занять их.

– Спасибо… – начала было Клодия.

– Надеюсь, – прервал ее маркиз, – это лучшие комнаты во всем доме?

– Всем нашим гостям обеспечен комфорт, милорд, – заверил хозяин. – Но самые дорогие спальни уже заняли мистер Космен и его кузен.

Маркиз подошел и встал рядом с Клодией. Она не видела его лица, но не сомневалась, что хозяин разглядел его выражение. Маркиз не произнес ни слова, не издал ни звука, но после неловкой заминки хозяин прокашлялся.

– Но два джентльмена, – произнес он, – будут счастливы уступить свои комнаты таким очаровательным дамам, а сами займут другие, выходящие окнами на конюшню.

Только что упомянутые комнаты доставались Клодии всякий раз, когда она останавливалась на этом постоялом дворе. Она прекрасно помнила, как непрестанный шум, конское ржание и свет фонарей, бьющий в окна, мешали ей спать.

– Дамы должны занять комнаты окнами на улицу, – продолжал хозяин, снова улыбаясь Клодии. – Я решительно настаиваю на этом.

Можно подумать, она собиралась возражать! Вместе с тем ее так и подмывало возразить и потребовать неудобные комнаты окнами во двор. Она вовсе не желала быть обязанной за свой комфорт маркизу Аттингсборо. Она независимая женщина и не нуждается в защитниках мужского пола!

– А отдельная столовая у вас есть? – спросил маркиз, прежде чем Клодия успела вставить хоть слово.

У нее дрогнули ноздри. Неужели придется стерпеть новое унижение?

– Но мистер Космен… – забормотал хозяин и осекся, глядя на маркиза. – Разумеется, столовая будет предоставлена в полное распоряжение дам, милорд, ведь все остальные сегодняшние постояльцы – джентльмены.

Клодия прекрасно понимала, что произошло: маркиз Аттингсборо просто-напросто вскинул аристократическую бровь. А хозяин постоялого двора чуть не вылез из кожи вон в припадке услужливости. Гнусность, и это еще мягко сказано. И причиной всему – титул маркиза, его голубая кровь. Он всего-навсего праздный… повеса, а все вокруг кланяются, пресмыкаются перед ним, потому что он носит громкий титул и вдобавок до неприличия богат.

Ну что ж, пусть, а она не станет ни кланяться, ни пресмыкаться. Клодия повернулась к нему. Маркиз обаятельно улыбнулся и вдруг подмигнул.

Ей не померещилось: он в самом деле подмигнул!

Несмотря на целый день, проведенный в седле, он был великолепен. Стоя в непринужденной позе, он похлопывал хлыстиком по своему кожаному ботфорту, выглядел стройным, гибким, мужественным и… Довольно, пора знать меру. Даже пахло от него приятно, по-мужски – хорошим одеколоном и чуть-чуть лошадьми.

Клодия уставилась на него, сжав губы в тонкую линию. Подмигивание на миг выбило ее из колеи, а теперь было уже слишком поздно заявлять, что ей подойдут и тесные комнаты окнами во двор и ужин в общем зале.

Эдна и Флора тоже не сводили с маркиза глаз – точнее, благоговейно таращились на него. Это Клодию не удивило.

– Идемте, девочки, – бросила она. – Мы уходим в наши комнаты, если нам покажут дорогу.

И она шагнула к багажу, стоящему у двери.

– Багаж дам будет доставлен в комнаты без промедления? – осведомился маркиз, явно обращаясь к хозяину.

– Конечно, конечно, милорд, – встрепенулся хозяин и щелкнул пальцами. У Клодии вновь дрогнули ноздри. – Сию секунду распоряжусь.

Не один, а сразу двое слуг возникли словно из-под земли, подхватили чемоданы и саквояжи и понесли их к лестнице.

Клодия зашагала за ними, девочки – за ней.

Как и следовало ожидать, комнаты оказались просторными и уютными, с видом на окраины города и тихие поля за ними. В этом временном пристанище было чисто и светло, так что даже Клодия не нашла, к чему придраться. Девочки завизжали от восторга, бросились к окну, присели у подоконника и засмотрелись вдаль. Клодия ушла в свою комнату и вздохнула: слишком уж бросалась в глаза разница между этими роскошными апартаментами и неудобной каморкой, которую она занимала раньше. Вытянувшись на кровати, она позволила себе расслабиться.