Еще несколько лет назад Джон первым вскочил бы в лодку, но в последнее время он постоянно просыпался с мучительной головной болью, и перспектива встать чуть свет, а потом мерзнуть с удочкой в руках совсем не привлекала его.

– Я подумаю, – сказал он, отлично зная, что думать не станет.

Джорджина застегнула темно-бордовый бюстгальтер и натянула футболку. Ее взгляд переместился к зеркалу, висевшему над комодом, и она недовольно поморщилась. Футболка из мягкого черного хлопка, обтягивая грудь, ниже груди висела мешком. Джорджина заправила футболку в шорты, но это лишь зрительно увеличило ее грудь и попку – те два элемента ее фигуры, которые она совсем не хотела подчеркивать. Поэтому она выпустила футболку наружу, бросила свои туфли в чемоданчик и достала оттуда сникерс. Усевшись на край кровати, она содрала с батончика коричневую обертку и вонзила зубы в шоколад. Ощутив во рту вкус сникерса, она испытала самую настоящую эйфорию. Блаженно вздохнув, Джорджина улеглась на голубой шерстяной плед и принялась рассматривать люстру на потолке. В плоской белой тарелке абажура она разглядела двух дохлых бабочек. Продолжая с удовольствием есть батончик, она прислушалась к приглушенным голосам Джона и Эрни, доносившимся через деревянную дверь, и обнаружила, что низкий тембр голоса Джона действует на нее успокаивающе. Возможно, дело было в том, что на много миль вокруг он был для нее единственным знакомым человеком, а может, она просто чувствовала, что он не такой подонок, каким пытается казаться.

Покончив с батончиком, Джорджина подумала, что пора бы позвонить Лолли, но потом решила, что с этим можно подождать. Она совсем не жаждет услышать упреки тетки. Затем она сказала себе, что надо встать, но вместо этого закрыла глаза. И стала вспоминать, как познакомилась с Вирджилом в парфюмерном отделе универмага «Ниман-Маркус» в Далласе. Ей сейчас просто не верилось, что всего лишь месяц назад она работала консультантом и предлагала покупателям узкие полоски плотной бумаги с образцами духов «Фенди» и «Лиз Клейборн». Она бы и не заметила Вирджила, если бы он не подошел к ней. И она не согласилась бы в первый же день поужинать с ним, если бы после работы он не ждал ее в лимузине с букетом роз. И если бы она не чувствовала себя такой одинокой, а ее будущее выглядело бы более определенно, она вряд ли согласилась бы выйти замуж за человека, которого почти не знала.

Вчера вечером она попыталась сказать Вирджилу, что не может выйти за него. Хотела отменить свадьбу, но он не желал ее слушать. И сейчас она была в ужасе от содеянного, однако не знала, как все исправить.

Дав волю слезам, которые она сдерживала весь день, Джорджина тихо плакала в подушку Джона. Она оплакивала свою разрушенную жизнь и пустоту, которую ощущала в душе. Будущее выглядело страшным и неопределенным. Из родственников у нее не было никого, кроме пожилых тетки и дядьки, которые жили на социальное пособие и чья жизнь вращалась вокруг сериалов вроде «Я люблю Люси».

А здесь она не знала никого, кроме мужчины, предупредившего ее, что ей нечего рассчитывать на его доброту. Джорджина вдруг почувствовала себя Бланш Дюбуа из «Трамвая "Желание"» и увидела нечто мистическое в том, что фамилия Джона была Ковальский. Это было больше, чем просто совпадение.

Джорджине было страшно и одиноко, но в то же время она испытывала облегчение оттого, что ей больше не надо притворяться. Не надо делать вид, будто одобряешь жуткий вкус Вирджила и готова с радостью носить ту дрянь, что он накупил.

Измученная слезами, Джорджина заснула. Но поняла она это только после того, как резко проснулась и села на кровати.

– Джорджи?

Джорджина повернулась к освещенному солнцем дверному проему. Опершись руками о косяк, в дверях стоял мужчина. На его запястье она увидела серебристые часы, надетые так, что циферблат находился на внутренней стороне руки. Джорджина несколько мгновений с недоумением таращилась на мужчину.

– Ты голодна? – спросил он.

Джорджина непонимающе захлопала глазами, и тут наконец до нее дошло. Джон переоделся, и теперь на нем были джинсы «Ливайс» с продранной коленкой и обтягивающая мощную грудь белая майка с узкими бретельками. Майку пересекала надпись «Чинуки».

– Если ты голодна, предлагаю попробовать похлебку, которую приготовил Эрни.

– Я просто умираю с голоду, – сообщила Джорджина и спустила ноги с кровати. – А который час?

Джон оторвал одну руку от косяка и посмотрел на часы.

– Почти шесть.

Надо же, она проспала два с половиной часа, а чувствует себя еще более уставшей, чем раньше.

Джорджина вспомнила, что проходила мимо ванной, когда Джон провожал ее в комнату. Она подняла с пола свой чемоданчик.

– Мне нужно несколько минут, – сказала она и направилась к двери. Проходя мимо комода, она постаралась не смотреть на свое отражение в зеркале. – Я быстро, – добавила она.

– Поторопись. Мы уже садимся, – заявил Джон, но даже не двинулся с места.

Он заполнял собой весь проем, и Джорджина была вынуждена остановиться.

– Разреши. – Если он думает, что она будет протискиваться мимо него, то жестоко ошибается.

Джорджина постигла тонкости этой игры еще в десятом классе. Поэтому сейчас ее охватило своего рода разочарование, вызванное тем, что Джон использует уловки всяких ничтожеств, считающих, будто у них есть право прижаться к женщине и заглянуть ей в вырез. Однако когда она подняла на него глаза, то с облегчением увидела, что его брови сурово сведены вместе, а взгляд направлен вовсе не на грудь, а на рот. Джон опустил руку и большим пальцем провел по ее нижней губе. Он был так близко, что Джорджина ощутила запах его одеколона – после целого года работы с парфюмерией она легко распознавала ароматы.

– Что это? – спросил Джон, показывая ей измазанный шоколадом палец.

– Мой обед, – ответила Джорджина и почувствовала приятный трепет где-то в низу желудка. Она вдруг поняла, что Джон на нее совсем не сердится. Проведя языком по нижней губе, она спросила: – Сейчас лучше?

Джон медленно опустил руки и внимательно посмотрел на нее.

– Лучше, чем что? – поинтересовался он. Джорджина решила было, что он вот-вот улыбнется и опять продемонстрирует ей ямочку на щеке, но вместо этого он повернулся и пошел по коридору. – Эрни просил узнать, что ты будешь пить – пиво или воду со льдом? – бросил он через плечо.

На попе его джинсы были выношены чуть сильнее, чем в остальных местах. Задний карман топорщился от торчавшего из него бумажника. На ногах были точно такие же резиновые сланцы, как у деда.

– Воду, – ответила Джорджина, хотя предпочла бы чай со льдом.

Она прошла в ванную и подправила макияж. Проведя по губам бордовой помадой, она улыбнулась своему отражению. Она не ошиблась в Джоне. Он не ублюдок.

Когда Джорджина спустилась в крохотную столовую, Джон и Эрни уже сидели за столом.

– Простите, что так долго, – извинилась она. Джорджина мысленно отметила, что мужчины не отличаются хорошим воспитанием, если приступили к еде, не дождавшись ее. Она села напротив Джона и, достав бумажную салфетку из оливково-зеленой салфетницы, расстелила ее на коленях.

– Перец там. – Эрни указал ложкой на красно-белую банку, стоявшую в центре стола.

– Спасибо, – поблагодарила она старика.

Вообще-то Джорджина редко приправляла еду перцем, но, съев первую ложку похлебки, она поняла, что Эрни без перца жить не может. Похлебка была густой, наваристой и, несмотря на обилие перца, очень вкусной. Выпив немного воды, Джорджина огляделась по сторонам.

– Мистер Максвелл, вы живете здесь круглый год? – спросила она, решившись начать беседу.

– Это один из домов Джона. Я все еще живу в Саскатуне.

– Это далеко?

– Достаточно близко, чтобы ходить на матчи.

Джорджина поставила стакан на стол и взялась за ложку.

– Хоккейные?

– Естественно. Я хожу почти на все. – Эрни поглядел на Джона. – Но я до сих пор не могу успокоиться, что пропустил тот майский матч, когда был хет-трик.

Джорджина ничего не понимала в хоккее. Она родилась и выросла в штате, где вся жизнь крутилась вокруг футбола, но и этот вид спорта Джорджина ненавидела всем сердцем. Иногда ей в голову закрадывалась мысль, что она единственный человек в Техасе, который испытывает отвращение к жестоким видам спорта.

– Замечательная похлебка, – сказала она в надежде, что беседа повернет в другую сторону и затронет более веселые темы. – Вы сами приготовили ее?

Эрни взял стоявшую рядом с его миской бутылку пива.

– Естественно, – ответил он и глотнул пива.

– Просто изумительно. – Для Джорджины всегда было важно нравиться людям, а сейчас тем более. Поняв, что на Джона тратить дружелюбие бесполезно, она обратила свои чары на его деда. – Вы начали с белого соуса? – поинтересовалась она, заглядывая в голубые глаза старика.

– Ну да. Но фишка хорошей похлебки – в соке моллюсков, – сообщил он, продолжая жевать, и стал в подробностях излагать рецепт.

Джорджина сделала вид, будто впитывает каждое его слово, будто все ее внимание сосредоточено только на нем, и через несколько секунд дед Джона готов был есть из ее рук. Она задавала вопросы, комментировала его выбор специй и при этом краем глаза следила за Джоном, который, в свою очередь, наблюдал за ней.

– А Джона вы научили готовить похлебку? – поинтересовалась Джорджина, пытаясь втянуть в беседу и Джона.

Джон откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

– Нет, – коротко ответил он.

– Когда я здесь не живу, Джон ест в городе. Но когда я здесь, то забочусь о том, чтобы у него был хороший запас продуктов. Я люблю готовить, – сказал Эрни. – А он нет.

Джорджина лучезарно улыбнулась старику:

– Я искренне верю в то, что одни люди рождаются с любовью к готовке, а другие – нет. Вот что я хочу вам сказать. – Она легонько прикоснулась к его морщинистой руке. – У вас талант от Бога. Не каждый способен приготовить настоящий белый соус.