Мэри Бэлоу - Просто любовь

– Это… – несколько мгновений казалось, что Дэвид не сможет подобрать слова для объяснения того, что он имел в виду. Он указал на рисунок и сделал знак пальцами. – Это как раз остается там. Это плоско.

Мистер Батлер повернулся, чтобы взглянуть на него, и Энн вновь была поражена его удивительно симпатичной внешностью и добротой, выражавшейся в том, что он уделял столько времени и внимания ребенку.

– Ты когда-нибудь рисовал масляными красками, Дэвид? – спросил он.

Дэвид покачал головой.

– Их вообще нет в школе, – сказал он. – Мистер Аптон считает, что только акварель является подходящей для леди. А я там – единственный мальчик.

– Акварельные краски прекрасно подходят и для джентльменов тоже, – произнес мистер Батлер. – А масляные краски также прекрасно подходят и для леди. Некоторые художники пользуются только одними или другими красками. А некоторые – используют оба вида красок при различных обстоятельствах. Но существуют художники, которым необходимо писать маслом. Я полагаю, что ты, возможно, один из них. Рисование маслом помогает создать текстуру изображения. Масляные краски помогают художнику успешно завершить рисунок на холсте. Некоторым они также помогают рисовать со страстью, если ты достаточно взрослый, чтобы понять, что это означает. Возможно, твоя мама сможет поговорить с мистером Аптоном, когда вы вернетесь в школу, чтобы понять: есть ли шанс, что он сможет научить тебя рисовать маслом. Однако, и эта твоя акварель – очень, очень хороша. Спасибо тебе за то, что позволил взглянуть на нее.

Дэвид с сияющим лицом повернулся к Энн.

– Как ты думаешь, мама, мистер Аптон будет учить меня? – спросил он.

– Мы поговорим с ним, – ответила она, улыбаясь ему и опять убирая локон с его лба, прежде чем взглянуть в сторону мистера Батлера, который пристально смотрел на нее.

Попросив позволения покинуть их, мистер Батлер пожелал всем доброго утра и надел свою шляпу, прикоснувшись рукой к ее краю.

– Ох, Сид, – сказала леди Росторн, когда он вернулся обратно на свою тропинку. – Я так хочу, чтобы однажды ты смог придти и рисовать вместе с нами.

Он оглянулся.

– Не думаю, Морган, – сказал он, – что Вулфрику доставило бы большое удовольствие, если бы я столь неправильно использовал время, за которое он мне платит.

В течение нескольких секунд, пока она наблюдала за тем, как он уходит, Энн размышляла о том, что он сделал, чтобы получить такое увечье. Он хромал. Но как только Энн об этом подумала, он выровнял свой шаг и пошел нормально.

– Мистер Батлер, – взволнованно сказал Дэвид, едва лишь тот оказался за пределами слышимости, – Он – монстр.

– Дэвид! – крикнула Энн.

Графиня опустила руку ему на плечо.

– Монстр? – переспросила она.

– Именно так называет его Александр, – объяснил ей Дэвид. – Он говорит, что он очень уродливый, а в штормовые ночи подстерегает детей, чтобы съесть их печень.

– Дэвид, – резко сказала Энн. – Мистер Батлер – управляющий герцога Бьюкасла. Он был храбрым солдатом во время войн против Наполеона Бонапарта, которые ты изучал на уроках истории, и он был страшно ранен во время сражения. Он – человек, которым следует восхищаться, а не превращать его в монстра.

– Я только повторил то, о чем говорил Александр, – запротестовал Дэвид. – Это было глупо, и я скажу ему об этом.

– Я выросла в Линдсей-Холле, Дэвид, – начала графиня, занимаясь мытьем своих кисточек и приводя в порядок принадлежности для рисования. – Мои братья, сестра и я играли вместе с мальчиками Батлеров из соседнего поместья. Я была самой младшей в семье, и обычно их раздражала. Если они могли, то оставляли меня одну, когда уходили играть. Кит Батлер был моим героем, поскольку, как правило, он сажал меня к себе на плечи, чтобы я могла не отставать от них. Но именно Сиднем всегда был самым добрым по отношению ко мне, он больше всех готов был разговаривать со мной и слушать меня так, словно я была настоящей личностью. Он был тем человеком, кто поддержал меня в моем стремлении рисовать, когда я захотела этим заняться. Когда его привезли домой с войны смертельно больного и чудовищно искалеченного, я почувствовала, будто какая-то малая часть меня умерла. Я думала, что он уже никогда не будет прежним, и, конечно же, я была права. Он стал другим человеком и уехал сюда. Те, кто не знал его раньше и те, кто не стремится узнать его сейчас, возможно, всегда будут смотреть на него и видеть монстра. Но ты и я – художники. Мы знаем, что настоящая суть вещей находится глубоко внутри, и она всегда прекрасна, поскольку это – просто любовь.

– Он разбирается в живописи, – сказал Дэвид. – Я хотел бы, чтобы он мог показать мне, как пользоваться масляными красками. Но он не сможет, ведь так? У него нет руки.

– Нет, он не сможет, – печально сказала графиня. – И… ох, дорогой, мы здесь, должно быть, уже слишком долго. Сюда идут Джервис и Джошуа, чтобы утащить нас домой.

«Настоящая суть вещей всегда прекрасна, поскольку это просто любов»ь.

Могло ли это утверждение быть верным? – размышляла Энн. Действительно ли это было так?

– Ну, дорогая, – окликнул граф супругу, как только он оказался в пределах слышимости. – На сей раз, ты это сделала?

Он шагнул к мольберту графини и положил руку ей на плечо.

– Не совсем, – печально рассмеялась она. – Но я никогда не прекращу пытаться сделать это, Джервис.

Она склонила голову набок и прижалась щекой к его руке. Это был краткий и весьма незаметный жест. Но он сразил Энн своим намеком на близость между супругами.

Тем временем Джошуа высказывал Дэвиду комплименты по поводу его рисунка, нежно приобняв мальчика за шею.

На обратном пути к дому Джошуа шел рядом с Энн, неся рисунок и мольберт Дэвида, в то время как мальчик убежал вперед мимо деревьев, а затем через лужайку, широко раскинув руки в стороны и изображая из себя воздушного змея, несомого ветром.

– Дэвид сказал, что вы собираетесь сделать из него грозного боулера в крикете, – сказала Энн.

Джошуа рассмеялся.

– Дэвид станет вполне сносным игроком, если будет упорно трудиться, – ответил он. – А вы, Энн, собираетесь присоединиться к игре сегодня днем, или опять решите праздновать труса, как это сделали вчера, и вновь спрячетесь на берегу?

– Я пообещала пойти на прогулку, – ответила Энн.

– Вы пообещали, ей-богу! – сказал Джошуа. – Наверняка какому-нибудь лентяю. Этому не бывать. Скажите мне его имя, и я им займусь.

– Я собираюсь на прогулку с мистером Батлером, – сказала она. – С управляющим герцога.

Ее щеки пылали. Энн надеялась, что не слишком заметно, как она покраснела. И почему она покраснела?

– В самом деле?

Он взглянул на Энн и продолжал смотреть еще некоторое время, пока они в молчании шли дальше.

– Джошуа, – сказала она, наконец. – Я просто собираюсь с ним на прогулку. Я встретила его вчера на берегу, и мы некоторое время прогуливались вместе. И он спросил, не желаю ли я сегодня вновь пойти прогуляться.

Джошуа улыбнулся.

– А я-то себя спрашивал: почему вы остались на берегу? – сказал он. – А у вас там было тайное свидание.

– Глупости! – рассмеялась Энн, но почти тотчас же успокоилась. – Я не хочу, чтобы вы поощряли Дэвида называть вас кузеном Джошуа.

– Вы бы предпочли обращение «сэр» или «милорд»? – спросил он. – Но ведь он мой кузен.

– Нет, – запротестовала она.

– Энн, – сказал он. – Альберт был мерзким негодяем. Ради вас, Дэвида и Пру, я рад, что он мертв. Но он был моим двоюродным братом, а Дэвид – его сын. Я – родственник Дэвида, а не просто посторонний человек, интересующийся его судьбой. Пру, Констанс и Частити – его тетки, и они вполне готовы признать этот факт. А Дэвиду нужны все родственники, которых можно найти. У него нет ни одного родственника с вашей стороны, по крайней мере, ни одного, о котором вы позволили бы ему узнать.

– Потому что они не желают знать его, – выкрикнула она.

Джошуа вздохнул.

– Я расстроил вас, – сказал он. – Мне жаль. Искренне жаль. Фрея уверяет, что точно знает, что вы чувствуете, и посоветовала мне уважать ваше желание воспитывать Дэвида одной. Но позвольте ребенку называть меня кузеном, Энн. У всех других детей есть кто-то, кого они могут называть папой или дядей. Как, например, в случае с Дэйви. – Эйдан и Ева всегда активно поощряли его не забывать своего умершего отца.

Энн могла бы продолжать спорить и дальше, несмотря на то, что она признавала обоснованность всего того, что он сказал, а также его доброту в признании родственником внебрачного ребенка. Вот только ей самой было трудно признать существование таких родственных отношений. Но в этот момент графиня Росторн повернулась в их сторону, что бы поделиться с ними каким-то замечанием, и они продолжили остаток пути вчетвером.

Энн наблюдала за игрой в крикет еще в течение нескольких минут перед тем, как ускользнуть, чтобы отправиться по подъездной дорожке в направлении коттеджа с соломенной крышей, на который она обратила внимание еще в день приезда. В конце концов, она была не единственной, кто не участвовал в игре. Герцогиня забавлялась с малышами чуть поодаль, а герцог наблюдал за супругой с обычным для него суровым выражением лица, хотя держал на руках их сына, тепло укутанного в одеяло. Никто, казалось, не заметил исчезновения Энн. Она понадеялась, что и Джошуа тоже не обратит на это внимания.

Сама мысль о том, что Бедвины знают, куда она идет, и сделают из этого совершенно неверные выводы, была ужасающей. Это не было романтическим свиданием, но они, конечно же, подумают, будто она пытается обмануть одинокого, искалеченного человека.

Свернув с дороги, Энн, с некоторым волнением, приблизилась к коттеджу. Были ли там слуги? Что они подумают о незнакомой женщине, стучащейся в дверь и спрашивающей мистера Батлера?

Однако ей посчастливилось не узнать этого. Энн еще не успела даже дойти до невысокой каменной стены и деревянной калитки, которые огораживали прелестный цветник перед беленьким домиком, как дверь отворилась, и вышел Сиднем Батлер.