– Ничего из этого я и не собираюсь у тебя отнять. Я просто хочу занять в твоей жизни прочное место. Любое, на которое ты согласишься.

Эллисон взглянула вниз и увидела, что ее руки судорожно сцеплены на коленях. Усилием воли она заставила себя их разжать.

– Посмотрим, – наконец прошептала она, понимая, что того, что сегодня случилось, невозможно было избежать. После того, как Тони узнал правду, их жизнь уже никогда не будет прежней.

В тот вечер Коул допоздна работал в кабинете. Он хотел дать Эллисон время спокойно принять ванну и не пропустить момент, когда вернется Тони. Ранчо большое, мальчик мог сбиться с пути, пойти не в ту сторону. Он отпустил ему еще час на блуждания, решив, что если он за это время не появится, то пойдет его искать.

Эллисон встревожилась, когда Тони не появился к обеду.

Коул убедил ее, что мальчик не мог потеряться, поскольку они ехали к ручью по одной из главных дорог на ранчо. Коул понимал, что Тони вернется, когда почувствует в себе силы выйти на люди.

Прошло еще полчаса, и Коул услышал, как входная дверь тихо открылась и закрылась. Он отложил ручку и вздохнул с облегчением: его расчет оказался верным. Коул тихо вышел в коридор 1 увидел, как Тони на цыпочках подходит к лестнице.

– Ты, наверное, проголодался? – тихо спросил Коул. Тони от неожиданности замер. – Я попросил кухарку оставить тебе еду. Почему бы нам ее не разогреть?

Тони медленно повернулся к Коулу и посмотрел на него покрасневшими глазами. Лицо у него было в грязных потеках, но взгляд – прямой и ясный. Очевидно, Тони пережил серьезную внутреннюю борьбу и нашел для себя решение – в его лице появилась недетская серьезность.

Коул направился в кухню, молясь, чтобы Тони пошел за ним. Он вынул из холодильника тарелку с мясом и поставил ее в микроволновую печь. Не оглядываясь, спросил как можно будничное:

– Что будешь пить?

И с облегчением услышал ответ:

– Если есть, молоко.

Налив молока, вынув разогретую еду, Коул пошарил в буфете и нашел кекс. Он разрезал его пополам и разложил на две тарелки. Когда он подошел к столу, Тони был поглощен едой. Коул налил и себе молока, взял вилку и сел напротив.

Он не спеша ел кекс и ждал. Тони быстро опустошил тарелку, жадно проглотил кекс, но при этом не обнаруживал признаков сытости. Коул тайком улыбнулся, вспомнив, какой у него был аппетит в этом возрасте.

– Я, наверное, должен извиниться за то, что убежал, – мрачно сказал Тони.

– Твоя мама очень волновалась, когда ты не пришел к обеду. Она сказала, что ты никогда не упускаешь случая поесть.

Тони ухмыльнулся и, наконец, посмотрел Коулу прямо в глаза.

– Она права.

– Неудивительно. Ты быстро растешь и вообще уже почти взрослый.

– Еще бы. У вас, наверное, был шок, когда вы узнали, что я ваш сын. Да?

Значит, мальчик думал и о чувствах других, а не только о собственных. Хороший признак.

– Да, я пережил настоящий шок.

– Я помню, как мы встретились в тот день на берегу. А как вы меня узнали?

Коул улыбнулся, вспомнив, как он тогда был ошарашен.

– Ты очень похож на Коди, когда ему было четырнадцать. Мне показалось, что я вижу его.

Тони кивнул, глядя в тарелку.

– Мама обычно говорила мне, что я очень похож на отца. А мне кажется, на вас я не очень похож.

– Неужели? Тогда в тебе больше семейных черт.

– Вы пригласили нас сюда потому, что я ваш сын?

– Частично да, – согласился Коул. – Мне хотелось поближе познакомиться с тобой. И побыть рядом с твоей мамой.

Тони кивнул и отвел глаза.

– Да, я об этом догадался.

– Твоей маме, не по своей вине, пришлось многое пережить.

– Я знаю.

– Ты, наверное, не удивишься, если я скажу, что очень люблю твою маму. И всегда ее любил. Потерять ее было для меня страшным ударом. Тем более это случилось, когда я и так был почти раздавлен целой цепью несчастий. Наверное, поэтому я тогда ничего не предпринял, чтобы найти ее. Я думал, она сама решила порвать со мной и уехать. Ведь я не получил от нее ни единого письма. Мне ничего не оставалось, как смириться с ее потерей. – Коул отхлебнул молока. – Теперь же, когда я знаю правду, я хочу все исправить. Если она позволит, я бы хотел облегчить ей жизнь.

Тони кивнул, понимая, что Коул имеет в виду, но добавил:

– Но моя мама очень независимая. Коул обратил внимание на то, что они говорят, как мужчина с мужчиной. Ему это понравилось.

– Да, я знаю.

– Мне кажется, она считает, что сама должна со всем справляться.

– Я об этом догадываюсь. Тони расправил плечи.

– Дело в том, что я всегда чувствовал себя виноватым от того, что она ради меня много работает.

– Ну и напрасно. Мама тебя очень любит. Как раз сегодня она говорила мне, что не представляет своей жизни без тебя. Без тебя она была бы совершенно одинока.

Тони немного помолчал и улыбнулся:

– Я был для нее другом.

– Ты был для нее семьей. А семья для Эллисон – все. Так же, как и для меня.

Тони долго изучающе смотрел на него и, наконец, решился спросить:

– А вы не собираетесь на ней жениться?

– Этого я хочу больше всего на свете.

– Вы ей говорили об этом?

– И не раз, но она пока не готова дать ответ.

– А если вы поженитесь, мы будем жить здесь, на ранчо?

– Видимо, мы будем делить время между ранчо и Остином, где находится мой офис.

Тони оглядел кухню, в которой, наряду с современной техникой, сохранилось много старинной утвари.

– Эти места уже давно принадлежат семье, правда?

– Да, правда.

– Я бы хотел побольше узнать о ранчо.

– Твой дядя Кэмерон может рассказать все, что может тебе быть интересно.

– А вашим братьям обо мне известно?

– Да.

– И они нормально к этому относятся? Коул улыбнулся:

– Они в восторге. Тони улыбнулся в ответ.

– Знаете, я впервые почувствовал себя частью большой семьи. Ведь у нас с мамой никого не было.

В горле Коула застрял комок, и ему пришлось прокашляться.

– Я рад, сынок. Поверь, очень рад.

Эллисон, стоя у окна своей комнаты, наблюдала за тем, что происходит возле конюшни. Солнце взошло совсем недавно, а Коул и Тони уже готовы были выехать.

За две недели их жизни на ранчо Тони и Коул были неразлучны. Тони неосознанно копировал движения Коула, его походку, даже манеру держаться в седле.

У нее защемило сердце. Ее сын на глазах превращается в настоящего Коллоуэя и больше в ней не нуждается. Неужели все эти годы он тайно жаждал, чтобы рядом был мужчина?

Если так, он умело скрывал это от нее, смирившись с тем, что есть.

Коул сдержал слово и больше ни разу не заходил к ней в комнату и не появлялся в ванной, если она была там. При встречах он был дружелюбен и ровен, но это случалось так редко, поскольку большую часть времени они с Тони проводили за пределами Большого Дома. Каждый вечер Эллисон слушала восторженные рассказы Тони о том, как они провели день. Почти каждая его фраза начиналась словами: «Коул говорит, Коул считает, Коул думает…» Эллисон стискивала зубы, чтобы не высказаться по этому поводу.

В конце концов, что она могла поделать?

Она знала, что Коул хочет сблизиться со своим сыном, и она же сказала Коулу, чтобы он оставил ее в покое.

Что ж, теперь у нее есть представление, как сложится ее жизнь, если она примет предложение о замужестве. Он получит сына, а она окажется где-то на задворках их жизни.

Эллисон отвернулась от окна. Этого она не могла допустить. Теперь уже нет. Если бы она вышла замуж за Коула пятнадцать лет назад, сразу после школы, возможно, ей и самой хотелось бы больше быть дома.

Но прошедшие годы превратили ее в самостоятельную женщину, которая привыкла полагаться во всем только на себя. Став одной из женщин семьи Коллоуэев, она утратит свою индивидуальность и свободу. Она – Эллисон Альварес, хозяйка галереи в Мейсоне, и она готова вернуться домой к прежней жизни.

Эллисон была в гостиной, когда Тони и Коул вошли в дом с черного хода. Взглянув на часы, она поняла, что они решили поесть дома. Отложив в сторону журнал, который она листала, Эллисон вышла в коридор.

– Привет, – сказала она и прислонилась к косяку.

– О, привет, мам! Ты обязательно должна пойти с нами. Мы нашли детенышей армадилов.

Коул подошел к ней:

– Я заглянул утром в твою комнату пригласить тебя вместе с нами, но ты так крепко спала, что я не решился тебя будить.

Когда он подходил так близко, ее мысли путались. В голову лезли сцены – вот они с Коулом голые в ванной, Коул склоняется над ней, Коул…

Она выпрямилась и, отойдя немного в сторону, сказала Тони:

– Сегодня утром я позвонила Сьюзан и сказала, что вечером мы будем дома.

– Но, мам…

– Эллисон, я думал…

Оба – и Коул и Тони – замолчали, переглянулись и посмотрели на нее. Коул опомнился первым.

– Извини, я забыл о твоем магазине. Ты, наверное, скучаешь по работе, не так ли?

– Да.

– Но, мам, Коул обещал…

– Тони, я помню о своем обещании. Но я, видимо, потерял счет дням. И если твоей маме надо вернуться на работу, значит, придется изменить наши планы.

Эллисон посмотрела ему прямо в глаза.

– Я уверена, у тебя тоже есть масса неотложных дел. Коул кивнул.

– Это так. Хотя многое я могу решать и по телефону.

Тони понурился.

– Я, наверное, эгоист. Думал, отец будет заниматься только мной одним.

Голос у Тони был такой несчастный, что сердце Эллисон не выдержало. Она вдруг поняла, как ей надо поступить.

– Если Коул не против, я не вижу причин, почему бы тебе не провести с ним на ранчо все лето. Вам обоим здесь есть чем заняться.

Две пары глаз недоверчиво вперились в нее. Темные глаза Тони сверкали от счастья.

– Неужели правда?

– Если Коул не возражает. Зелено-голубые глаза Коула тоже сияли.

– Если ты так хочешь, – сказал он.