Вскоре свернули на обещанную грунтовую дорогу. Первые километров пять были еще ничего, а потом началась такая гребенка, что Тема мысленно погладил себя по голове за то, что все-таки оставил супругу в Москве, а не взял с собой, хотя места в «Газели» еще оставались. Если уж у него в желудке все прыгает и к горлу подбирается, ей бы здесь точно пришлось несладко.

* * *

Честное слово, не знаю, сколько я долбила эту чертову раму. Сначала мне казалось, что это — мартышкин труд. На раме даже царапин от табуретки не появлялось. Прямо словно заколдованная. Потом в голове всплыло чье-то мудрое изречение: «количество превращается в качество». Мысль мне эта понравилась, и дальше долбежка пошла куда веселее. В итоге первую раму я таки вынесла без особых проблем. Правда, при этом парочку заноз себе засадила и тут же их вытащила. Неприятно, но не смертельно. Зато со второй рамой пришлось помучиться глобально.

Видите ли, из-за того, что эта рама в отличие от предыдущей была как бы углублена в стену, бить по ней табуреткой так же, как и по первой, не получалось, удары выходили слишком слабыми. Пришлось все-таки ломать раму руками. Я то хваталась за нее и неистово трясла. То валилась на кровать и разве что не блажила от дикой головной боли. Потом ждала, пока боль хоть чуть-чуть успокоится, заодно воодушевляя себя видом Прасковьи, копающей мне могилку, и снова шла трясти раму.

Когда рама вылетела наружу, я была уже настолько вымотана, что даже радости особой не почувствовала. Постояла с пару минут, потом выглянула в окно — не идет ли Прасковья. Горизонт был чист. Тогда я забралась на табуретку и вылезла.

Приземление, конечно, могло бы выйти и помягче. Падать на многострадальную голову было совсем не обязательно. Лучше бы эффектным кувырком прокатиться по земле и встать на ноги, а вместо этого получилось, словно мешок с овсом сбросили. Хлоп, и звездочки из глаз во все стороны.

Сочтя, что валяться хватит, я поднялась и, держась за голову, поползла в дом. Первым делом вволю напилась колодезной или родниковой — вот уж не знаю, откуда именно ее Прасковья берет — воды. Затем стащила дробовик, висящий за дверью, и перепрятала его во дворе за поленницей. Попробовала разобраться в его устройстве да плюнула на эту затею. Спусковой крючок нашла, и хватит. Все равно я из него стрелять не собираюсь.

Потом открыла дверь в свою комнату и забрала оттуда стакан с отравой. Подошла к ведру и вылила в него содержимое стакана. Ладно, какую бы еще пакость придумать? Эх, как назло все мысли из головы куда-то плавно улетучились. Ладно, хватит ерундой страдать. Пора отсюда ноги делать. Интересно, у моей надзирательницы хоть какие-нибудь карты местности есть?

Я полезла шарить по шкафам. Обнаружила много чего интересного. Например, порох и спички. Их я отложила в сторону, вдруг еще пригодятся. Побитая жучком и серая от времени овсянка. Фу, какая гадость! Вот, значит, что скармливала мне «любящая бабуля»! Пакет сухофруктов. Отлично. Его я возьму с собой. Да и сейчас пожевать сушеных яблочек и груш — милое дело, а то со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было. Ум-мм, как вкусно!

Интересно все-таки: чем она пытается меня отравить? Что-то я никаких лекарств здесь не нахожу. Ага, а это что за бутылочка без этикетки? Открываем, нюхаем. Фу, наверняка оно. Ладно, тоже выльем в ведро. Теперь вроде даже концентрация вполне приемлемая вышла. Есть шанс, что и на слоноподобный организм Прасковьи с лихвой хватит. Лишь бы только выпила, зараза.

В самом дальнем уголке буфета в грязной тряпице, когда-то судя по всему бывшей мужским носовым платком, я обнаружила деньги — пять тысяч рублей, бумажка к бумажке. Без всякого зазрения совести я прикарманила всю сумму. Будем считать, что за моральные издержки. Зато теперь можно уже не волноваться относительно того, на какие шиши я поеду в Москву.

Ну что ж: посидеть на дорогу, но так, чтоб не сильно рассиживаться, и вперед. Жаль, конечно, что карту я так и не нашла, придется наобум идти. Вот возьму и отправлюсь от избушки в сторону, противоположную черничнику, авось куда-нибудь и выберусь. Главное — хоть какую-нибудь тропинку отыскать. Раз есть тропинка, есть и конечная точка, куда она ведет.

Я уже собиралась покинуть негостеприимный дом, как что-то дернуло остановиться меня на пороге и сначала выглянуть в окно. О Боже мой! Прасковья тащит на плече не только лопату, но рюкзак веселой расцветки! Я ошиблась! Это она не для меня могилу рыла, а для бедолаг-туристов, которых подстрелила вчера! Она все-таки расправилась с ними, гадина!

От ярости у меня потемнело в глазах, и на какое-то время я даже забыла о том, что если сию секунду не придумаю, что мне делать, меня вполне может постичь такая же участь, как и этих ребят. Меж тем Прасковья приближалась. Выбежать во двор — значит, пойти на прямое столкновение. Смогу ли я? Боюсь, что нет. Она меня в два счета догонит и скрутит. Тогда попытаемся усыпить ее бдительность. Вдруг мне повезет, и она сначала хлебнет своей отравы из ведра?

Я быстро забежала в комнату, плотно прикрыла за собой дверь. Черт, а как же защелка? Ладно, сойдет и так. Пусть думает, что забыла закрыть. Окно! Так, осколков и обломков не видно, уже легче. Занавеску задернуть. И молиться, чтоб на улице ветра не было, а то весь обман мигом раскроется. Черт побери, стакан!

Пришлось еще раз сбегать в комнату, забрать стакан, поставить его на табуретку, закрыть дверь и лечь в кровать. Уф, успела. Хлопнула входная дверь. Я зажмурилась: «Господи, пронеси»!…

* * *

Злая и разочарованная команда собралась у «Газели».

— Да что же это такое! Битый час уже по этому долбанному Зеленино носимся, и все без толку! Сговорились они все что ли! Ни одной Прасковьи в округе, где же это видано! Молчат, как рыбы.

— Тема, ты на почте был?

— Без толку. Закрыта она уже. И никого рядом.

— И что, сегодня больше не откроется?

— Думаю, вряд ли. Здесь и магазин-то в пять вечера закрывается, что уж про почту говорить!

— А ты, выходит, уже и в магазин успел наведаться? — зло бросил Алексей.

— Мимо проходил. А что? Уже нельзя?

— Ну да: кому чего больше надо, тот то и видит.

— А за слова свои ответишь? — подобрался Тема.

— Ребята, хватит ругаться. Так мы все равно ни к чему не придем, — остановил их дядя Саша.

— А что делать будем? — Алексей был близок к отчаянию. — Я сейчас просто буду в каждый двор ломиться и все там вверх дном переворачивать, пока Лизу не найду. Ну, не может такого быть, чтобы человек взял и бесследно исчез! Может, мы в другое Зеленино приехали? Сколько их в Московской области, а?

— Исключено, — ответил Саша. — Если забыл, то в телеграмме помимо названия деревни был еще и район указан. Так что ошибки быть не может. Это то самое Зеленино.

— А если Прасковья Михайлова — это псевдоним, тогда как быть? — не унимался Алексей. — И мы своими поисками, да расспросами уже спугнули преступников?

— Если мы кого и спугнули, так только местных шавок. Слышишь, как лаем заходятся? И если принять твою версию, то как бы по-твоему Прасковья телеграмму до востребования не на свое имя получила?

— Думаешь, здесь паспорт кто-нибудь требует? Я тебя умоляю! Заранее договориться с тем, с кем надо, и все! Хоть крокодилом назовись, все равно корреспонденцию получишь.

— Надо в местное отделение милиции наведаться, — сказал Васильич. — Там точно должны знать, кто такая Прасковья Михайлова.

— А где оно?

— Я всю деревеньку из края в край обошел, расспросил жителей. В общем, здесь отделения милиции нету и не было никогда. А вот в предыдущей деревне стоял милицейский УАЗ. И дедок один подтвердил, что в Калинино участковый живет. Так что предлагаю вернуться туда и расспросить местных коллег. Глядишь, еще и с поимкой преступников содействие окажут.

— Так чего мы все еще ждем? В машину, быстро!

Никого дважды подгонять не пришлось. «Газель» развернулась и бодро поехала назад, в деревню Калинино, где Васильич заметил милицейскую машину.

Алексей хмуро смотрел в окно. Как знал, что все наперекосяк пойдет! И вообще, пока они тут возятся, Лизе, вполне вероятно, угрожает опасность. Вон, Матвей Яковлевич это тоже чувствует. Иначе с чего бы он такой нервный стал? Хоть бы Васильич не ошибся насчет участкового! А то даже подумать страшно, что может случиться!

* * *

Так, Прасковья ходит по дому. Глухой удар о пол. Ага, это она, наверное, рюкзак у порога сбросила. Снова шаги. Всплеск. Ура! Я ни с чем не спутаю эти звуки! Она пьет воду, на что угодно готова поспорить! Кажется, мои шансы вырваться отсюда слегка возросли.

Странно, почему она все еще не зашла ко мне? Даже обидно слегка за такое невнимание к моей персоне. Или не хочет тревожить мой сладкий сон? Впрочем, я не в претензиях. Пусть лучше еще водички попьет. А то жарко-то небось землекопом работать?

Интересно, когда это отрава начинает действовать? И как именно она действует? Я-то ее так и не попробовала, так что ничего дельного на этот счет сказать не могу. Ладно, подождем — увидим. По крайней мере, очень на это надеюсь.

А Прасковья все топчется и топчется чего-то. Вот бы хоть одним глазочком поглядеть, чем она таким занята? Жаль, у нее нет милой привычки бормотать себе под нос. А по доносящимся из-за двери звукам трудно что-либо наверняка определить. Так, что-то у нее по полу рассыпалось. Видимо, разбирает доставшееся после туристов наследство, стервятница. Эх, жаль ребят! Ни за что погибли. И я виновата в их гибели. Косвенно правда, но виновата. Не надо было мне их окликать и о помощи просить. Только еще хуже все вышло.

Или я ошибаюсь? Может, они все-таки живы? А рюкзаки бросили, когда со всех ног удирали от Прасковьи? Я бы тоже, наверное, не стала возвращаться за вещичками туда, где в меня палили, как в призовую мишень в тире. Хоть бы это было так! Лучше я буду думать, что они живы, иначе точно с ума сойду.