– И что же случилось?

– Я лишился своей коллекции пуговиц.

Ханна расхохоталась. На глазах ее выступили слезы, и она осадила лошадь, чтобы снять перчатки и вытереть их.

– Не вижу ничего смешного, – сурово произнес маркиз. – Я бы назвал эту историю трагичной. Это была чудесная коллекция пуговиц, но Элли Саммерс выбросила их все, прежде чем уехать и разбить мое сердце.


Сильвердейл повторил тщательно продуманные слова не раз и не два. Что значит для него, привыкшего вращаться в обществе, пустить сплетню? Игра. Слово, сказанное при выходе из бара; пара вопросов, пока он ждал у конюшни, где седлали его лошадь; несколько фраз, когда он вместе с другими джентльменами ехал по направлению к Тофер-Хаусу.

Мальчик похож на герцога, ему семь или восемь лет. А разве не восемь лет назад Бериник прочесывал Лондон в поисках какой-то не то горничной, не то камеристки? Говорят, ее нашли недавно задушенную в коттедже на земле герцога. Странное совпадение, не так ли?

– О чем это вы, Сильвердейл? – спросил его престарелый, но все еще громогласный и очень влиятельный барон Уиков. – Если вам есть что сказать, говорите!

– Да нет, я просто подумал, как все складывается: девушка исчезла, потом появился мальчик весьма подходящего возраста, а женщину убили.

Никто не произнес ни слова. Хотя все поняли, что это своего рода обвинение. Однако связываться с герцогом желающих не нашлось. Ведь от него можно было ждать чего угодно.

И все же Сильвердейл был удовлетворен. Никто не возразил. А пока этого вполне достаточно. Потом начнутся перешептывания, и сплетня заживет своей жизнью. Ехать смотреть на лошадей он счел пустой тратой времени и, сославшись на то, что ему необходимо навестить какого-то пожилого джентльмена по поручению матушки, повернул лошадь и отправился прямиком в Баррен-Уичи.

На губах лорда Сильвердейла порхала легкая улыбка человека, довольного собой. Как все удачно получилось! И не то чтобы он выдумал все эти слухи, нет, просто добавил незначительный фрагмент, соединив мальчишку с мертвой служанкой. А уж местные жители, а также любители лошадей сделают остальное. Вскоре слухи дойдут до леди Ханны, и она, как обычно, примет сторону брата. Тут-то и наступит его час. Никто из ее знакомых наверняка не рискнет публично защищать герцога. А он будет хвалить его на каждом углу. Ханна по достоинству оценит его верность и смелость. И в качестве благодарности найдет в своем сердце уголок для него.

Сильвердейл остановил лошадь и некоторое время пребывал в задумчивости. А может быть, стоит прямо сейчас отправиться в Блэккасл и сообщить леди Ханне все эти ужасные сплетни? Он вытащил из кармана серебряные часы. Скоро одиннадцать. Что ж, вполне подходящее время для визита. Все еще улыбаясь, он захлопнул крышку часов и тут заметил пропажу.

– Куда, черт возьми, он подевался? Ведь вчера я его видел... или нет? – бормотал лорд Сильвердейл, удерживая коня на месте и сжимая часы в руке. Затейливую золотую цепь часов украшало несколько безделушек. Вот золотой крокодил с изумрудными глазками, хрустальный павлин с инкрустированным хвостом... а льва нет. Серебряный лев с рубиновым глазом исчез. Чувствуя, как спина покрывается потом, лорд изо всех сил пытался вспомнить, когда видел игрушку в последний раз. «Должно быть, он в трактире... Или в Блэккасле.

Вынимал ли я часы днем в Тофер-Хаусе? Когда же он потерялся... Черт, а ведь утром я просто сунул часы в карман, не глядя на них... Нет-нет, он наверняка в гостинице... валяется где-нибудь на комоде...» И Сильвердейл, повернув коня, помчался в деревню.


– Уймите дрожь, Шаттлфилд, – лениво произнес герцог Бериник.

Со своего места во главе стола он с интересом наблюдал за мальчиком, сидевшим напротив. Тот доедал третье яйцо, вторую порцию бекона, запивая все это третьим стаканом молока.

– Не хотелось бы говорить об этом, но я знаю, что взвалил на ваши плечи тяжкое бремя, попросив заботиться о ребенке, – продолжал Бериник.

– Правда, ваша милость? – с тревогой спросил законник, сидевший как на иголках.

– Да, хотя, с другой стороны, какой толк от адвоката, если на него нельзя время от времени переложить хотя бы часть собственных забот?

Мистер Шаттлфилд промолчал. В чем-то герцог был прав, Компания, представлявшая интересы Бериника, за последние восемь лет устраивала для него самые разные дела, но только потому, что герцог категорически отказывался делать что-то сам.

– Выпейте хотя бы чаю, Шаттлфилд, и съешьте пирожок с яблоками. Ллуэллин подаст экипаж через четверть часа, и вы вполне успеете доехать до деревни и собраться. Он очень маленький.

– Ллуэллин?

– Нет, Шаттлфилд, не Ллуэллин. Мальчик.

– О да.

– Не так громко, иначе он нас услышит. Сколько ему лет?

– Восемь, ваша милость.

– Восемь? В чем же дело? Может, он эльф?

– Да что вы, ваша милость! Он просто...

– Кажется, будто он весь состоит из ног и рук. А нос! Непонятно, как на лице уместилось что-то еще... А уши...

– Эти уши слышат все, что вы говорите, ваша милость, – с неожиданной для его возраста смелостью заявил Джордж Итан Уоррен с дальнего конца стола. – Каждое слово!

– Правда? Прошу прощения, мастер Уоррен. Вы так шумно жевали – я и представить себе не мог, что вы расслышите что-то, кроме собственного чавканья.

Джордж, который как раз в этот момент допивал молоко, прыснул со смеху. Стол перед ним мгновенно покрылся множеством белых капелек.

Шаттлфилд побледнел, младший лакей бросился вытирать Джорджа и стол. Мальчик встретился глазами с герцогом. Единственный глаз герцога весело щурился, и когда он произнес: «Какой милый фонтанчик», – мальчик расхохотался.

– Джек, раз вы все равно идете в кухню, принесите мастеру Уоррену еще стакан молока, – велел Бериник. – Думаю, он пригодится, поскольку наш гость еще не пробовал пирога с яблоками.

– Да, ваша милость. – И лакей исчез.

– Похоже, вы неспроста потчуете гостей этими пирожками, ваша милость, – сказал мальчик. – Они отравлены?

– Мастер Уоррен! – Глаза Шаттлфилда за стеклами очков едва не вылезли из орбит.

– Значит, ты отважный эльф, да? – с любопытством спросил Бериник.

– Я не эльф! – запротестовал мальчик. – Я просто болезненный и поэтому плохо расту.

– Глупости! Молодой человек, который съел три яйца, две порции бекона, тост с джемом и теперь смотрит на пирожки с яблоками, не может называться болезненным, – заявил герцог.

В этот момент лакей поставил перед мальчиком третий стакан молока и тарелочку с двумя пирожками. Мальчик уставился на них с видом крайнего недоверия. Потом все же рискнул надкусить один. Потом откусил побольше.

– Похоже, с ними все в порядке, мистер Шаттлфилд, – счастливо объявил Джордж и занялся пирожком вплотную.

– Он и правда болезненный мальчик, – прошептал адвокат. – Его отец написал вам, что следует предпринять в случае, если ему станет плохо. Письмо у меня с собой.

– Так давайте его сюда. Не пойму, что нашло на Уоррена, когда он решил сделать меня опекуном своего сына. Мы даже не были близкими друзьями.

– Папа выбрал вас, потому что вы богатый, благородный, умный, храбрый и на вас можно положиться в любой ситуации, – объявил Джордж. – Он сказал, что вы именно тот человек, которому он сможет доверить меня, если умрет, как мама. А потом он умер, – едва слышно добавил мальчик. – Как мама.

– Я знаю, Джордж. – Голос Бериника звучал ровно, теперь в нем не было и тени насмешки. – Я огорчился, узнав о его смерти. Конечно, когда мы были школьниками, он вел себя со мной как последний мерзавец, но потом вырос и превратился в образцового джентльмена.

– Папа? Как мерзавец?

– Мне так казалось. Он дразнил меня пиратом и циклопом. И поспорил с другими мальчишками на два пенни, что не побоится пробраться в спальню и посмотреть на меня, когда я без повязки.

– Мой папа?

– Именно. Но потом я вырос и выбил из него эту дурь. И он оказался неплохим парнем.

Мэллори легко снял леди Ханну с седла. На секунду его руки задержались на талии девушки, но потом он призвал их к порядку и решительно засунул в карманы. Маркиз огляделся, ощутил на щеке прикосновение теплого ветерка и негромко сказал:

– Здесь так красиво.

Но в тот же момент Мэллори почувствовал зло в этом прекрасном месте и не смог сдержать дрожи. Его плечи словно свело судорогой, но он быстро взял себя в руки. Однако от Ханны это не ускользнуло.

– Что с вами, милорд? Вам нехорошо?

– Вам показалось. Все прекрасно.

– Но я видела, как вы передернули плечами...

– Мои плечи, леди Ханна, на месте, там, где им положено быть. У вас просто разыгралось воображение...

– Вот как? С воображением у меня все в порядке. Но возможно, вам неприятно мое прикосновение? – Рука Ханны выскользнула из-под локтя Мэллори. – Вы совершенно не обязаны быть столь галантным. Я, знаете ли, вполне способна передвигаться самостоятельно.

– Я знаю, – примирительно ответил Мэллори. – Видите ли, я почувствовал нечто... Есть такая поговорка: «У меня мурашки по коже – должно быть, кто-то ходит по моей могиле».

Ханна явно не слышала этой поговорки и уставилась на Мэла широко распахнутыми глазами. Губы ее тронула насмешливая улыбка.

– Ах, маркиз, но ведь это глупо! Как можно чувствовать, что кто-то ходит по вашей могиле, если вы там еще не лежите?

– Такова народная мудрость. Знаете, так и в самом деле бывает – когда мурашки по коже, я имею в виду.

– Правда? А скажите, милорд, мурашки отличаются друг от друга, когда по могиле идет, скажем, гусь?.. А потом, например, корова?

– Не задумывался, – Мэллори улыбнулся и осторожно положил ее руку себе на локоть, – но в следующий раз я проведу необходимые исследования... Этот коттедж очень красив. Мне показалось, что с той стороны есть клумбы.

– Да, это так. Один из наших садовников регулярно наведывается сюда, чтобы ухаживать за цветами. И огород каждый год сажают. А еще наши работники следят за тем, чтобы маленький прудик за домом не пересыхал и у ежиков всегда было вдоволь воды.