Не упусти момента, думала она голосом Ширил.

На полу лежали тени и лунный свет, создавая дрожащие причудливые образы. Кружевные занавески шептали что-то у открытого окна, и в отдалении были видны последние отблески фейерверка, отражающиеся от поверхности воды. Уилл остановился и поцеловал ее снова, и она едва заметила, как он расстегнул ей сзади платье и дал ему упасть на пол.

У нее были близнецы, два грудных малыша, она нянчила их уже шесть месяцев, и ее тело хранило свидетельства этого. На мгновение мрачные предчувствия переросли почти в панику. Однако то, как Уилл смотрел на нее, слова, которые он шептал ей на ухо, и нежное прикосновение его рук к ее груди и бедрам заставили ее почувствовать себя легкой, прекрасной и желанной. Она остановилась, пытаясь успокоить поднявшиеся в ней, как пена, опасения. Если он не прекратит это — прямо здесь и прямо сейчас, — их отношения изменятся навсегда, и не будет способа их исправить. В действительности ли она к этому готова? Действительно ли они делают это? Здесь? Сейчас?

Его бессловесный ответ на ее бессловесный вопрос пришел как долгий, ленивый поцелуй с открытыми ртами. Он не торопился и не стремился побыстрее уложить ее на пахнущую лавандой постель, он брал ее с медленным эротизмом, который связывал ее своим колдовством.

Она забыла или, может быть, никогда не знала, что такое заниматься любовью с человеком, который любит тебя, которые не считает секс супружеской обязанностью, который не имеет от нее секретов. Нужда и страсть перевесили опасения, и она исследовала свое тело, которое жадно стремилось познать каждый его сантиметр. Это было почти удивительно, как сильно она его хотела.

— Должно быть, ты думаешь, что я маньячка, — прошептала она.

— Я на это рассчитывал.

Она положила щеку на его обнаженную грудь, впитывая мягкий ритм его бьющегося сердца и тая от радости и переполняющей ее нежности. И облегчения. Это тоже было. После столького времени она не была уверена, что она та женщина, которая способна любить. В его объятиях она чувствовала себя возрожденной, словно он раздул в ней внутреннее пламя. Однако старые демоны преследовали ее, и она неуверенно произнесла:

— Это просто… У меня так давно этого не было, Уилл. И я никогда не была слишком хороша в постели.

— Откуда, черт возьми, ты набралась таких идей? — Он прижал палец к ее губам. — Не обращай внимания. Не отвечай. И не говори о себе такого больше никогда. Это не вопрос опыта или умения.

— Да, но…

Он снова остановил ее, провел большим пальцем по ее губам.

— Конец дискуссии. Ты хороша в постели. Ты даже себе не представляешь, как хороша.


Птицы разбудили Сару рано. Прошлая ночь могла быть сном, правда, все ее тело пело от воспоминаний, и рядом с ней был спящий мужчина. Она хотела разбудить его, вдохнуть запах его кожи и пробежать по его телу руками, но, если она это сделает, они, может быть, не вылезут из постели.

Что не казалось такой уж плохой идеей, когда она хорошенько об этом подумала. Но, правда, мир их ждал — семьи и сложности вне ее спальни пытались войти в нее, как мотыльки, разбивающиеся об оконное стекло, летящие на свет. Она соскользнула с постели и впустила Фрэнни. Затем, тихим ранним утром, все еще с мягкой улыбкой на губах, она сварила кофе.

Запах разбудил Уилла, и он появился в кухне в одних только своих джинсах «Ливайс», с расстегнутой верхней пуговицей.

— Давай еще поспим, — сказал он, становясь за ней и гладя ее спину.

Она задержала дыхание, затем повернулась и вручила ему чашку кофе.

— Мне нужно забрать мальчиков.

Он издал длинный страдающий вздох и отпил кофе, оглядывая кухню. Он просмотрел гостевую книгу со всеми этими записками, оставленными в коттедже благодарными гостями. Когда Сара впервые въезжала сюда, она возмущалась веселыми романтическими записями в этой книге. Все эти счастливые парочки и семьи, в таком восторге от своих отпусков на берегу моря. Теперь она сама прожила здесь немного с мальчиками и лучше понимала гостей. Там было отчаяние отрицания в некоторых записях. «Видите, мы тоже счастливая семья» — таково было невысказанное послание.

Глядя на Уилла, она задержала дыхание, не уверенная в том, что она хочет, чтобы он прочитал те записи, которые она добавила в конце. Для нее делать смешные рисунки было почти рефлексом, она не была в состоянии сопротивляться искушению чистой страницы. Там был комикс, изображающий ее автопортрет с близнецами, — как Шкала правосудия и подпись «Теперь нас трое». Она нарисовала другие маленькие заметки — первую улыбку мальчиков, первый зуб, первый успех в карабканье и вставании. И она точно знала, что Уилл задержится на ее изображении Лулу, говорящей: «Выйти замуж — это словно выпрямить зубы. Если ты сделал это правильно в первый раз, тебе не придется проходить через это снова».

Он закашлялся, а потом унес свой кофе на крыльцо, и выглядел так, словно вечно был здесь. Это природное свойство Уилла Боннера, думала она, глядя на него сквозь дверной проем. Он был дома повсюду: во всем мире, в своей жизни, в своей собственной коже. Да, он расплатился за то, что остался в Гленмиуре, но она не чувствовала в нем сожалений. Он обожал этот маленький городок с его непростой судьбой и старинными морскими традициями. Вместо того чтобы сожалеть об упущенных шансах в прошлом, он погрузился в жизнь общины, занимал жизненно важный пост и находил счастье в маленьких радостях. Она почувствовала это в нем прошлой ночью, в его неторопливой любви и несмущающемся восхищении.

— Если ты будешь продолжать так смотреть на меня, — сказал он ей, — эти мальчики окажутся в детском садике к тому времени, как ты за ними соберешься.

Она вспыхнула, но тепло ее кожи само по себе доставляло ей удовольствие.

— Мне лучше идти, — согласилась она, заставляя себя отодвинуться от него.

— Я тебя подвезу.

— Нет, спасибо. Слишком долго опускать сиденья автомобиля. И прежде чем мы начнем это, нам нужно поговорить о том, собираемся ли мы вести себя словно пара или нет.

— Детка, я думаю, мы решили этот вопрос прошлой ночью. — Он вошел в дом и поставил чашку в раковину.

— Тогда тебе лучше поехать домой и поговорить с Авророй, прежде чем она узнает об этом по сарафанному радио. И я не хочу присутствовать при этом разговоре.

— Цыпленок.

— Признаю. — Она поцеловала его еще один, последний раз. — Теперь поезжай.

Он застонал, но согласился, что ему лучше уйти. Глядя, как он отъезжает, она прислонилась к парадной двери и вздохнула с тем ощущением счастья, которого давно не испытывала. Счастье быть на свежем воздухе и смеяться без причины сделало жизнь прекрасной штукой. Она прижала кончики пальцев к губам и припомнила его вкус и то, как она чувствовала его внутри себя, и вскоре она уже жалела, что отпустила его.


38

Аврора собирала свои вещи, чтобы отправиться к бабушке с дедушкой. Обычная рутина, повторяющаяся каждый раз, когда Уилл был на дежурстве, была так же знакома, как чистка зубов. Большая спортивная сумка с четырьмя сменами одежды и чем-то, в чем спать. И позже собачий корм и надувная подстилка Зуи. Когда Аврора была маленькая, она обычно плакала всякий раз, как отец отправлялся на дежурство, потому что знала, что пройдет несколько дней, прежде чем она увидит его снова. Теперь она совсем не чувствовала печали. Ее бабушка с дедушкой были потрясающими, и от их дома можно было дойти пешком до дома Эдди или Глиннис, а немножко дальше был дом Паркеров.

Ну хорошо, расстояние было несколько большим, чем ей хотелось бы. На самом деле нужно было ехать довольно далеко. Если бы она «случайно» прошла мимо дома Зэйна Паркера, он бы знал, что это намеренно.

Разве что… короткий мозговой штурм — и у нее появился превосходный повод.

— У меня теперь есть собака, не правда ли, Зуи? Разве нет? Собака в ответ встала на дыбы.

— Мы отправимся на чудесную, длинную прогулку, и нам, может быть, даже понадобится остановиться у дома Паркеров для… ну посмотрим. Точно! Чтобы взять книгу у Этана. — Она добавила в сумку собачий поводок и взялась за мобильник. Он лежал на обычном месте на отцовском бюро в защитном чехле, который она подарила ему на прошлый День отца.

Зуи последовал за ней по ступенькам. Обычно Аврора бы остановилась и поиграла с ним, но ее дедушка должен был забрать ее через несколько минут.

— Сидеть, — пробормотала она псу, который схватил валявшийся носок и дико его тряс. Верхняя полка бюро была хранилищем телефонов, ключей, вещиц из карманов, книги состязаний, маленьких газетных вырезок и визиток, и гам лежал его «ролодекс». Визитка от кого-то из пожарного отделения. Она задержалась, когда дошла до нее, взяла ее и положила снова. Верхний ящик был приоткрыт. Она выдвинула его еще на сантиметр и отскочила, наткнувшись на коробку презервативов.

С содроганием она захлопнула ящик, бормоча:

— Это должно научить меня не совать свой нос куда попало.

Зуи заскулил, затем решил поиграть. Он отбежал и вернулся через несколько секунд с теннисным мячиком и с готовностью уронить его у ног Авроры. Благодарная за то, что он отвлек ее, она бросила мячик повыше, смеясь, когда собака подскочила за ним и ухватила его в воздухе. Она заставила его прыгать практически до потолка. Он не промахивался, пока она не бросила мячик в сторону. Мячик закатился под кровать, и Зуи залез за ним. Мячик, должно быть, закатился куда-то далеко, потому что она слышала, как пес скребет пол и повизгивает. Вскоре стало ясно, что все его попытки безуспешны, так что Авроре пришлось залезть на животе наполовину под кровать. Глотая пыль, она расчихалась так, что от чиха ударилась головой. Затем ее рука нащупала что-то твердое и полое. Коробка?