Ее отец задумчиво вел мяч.

— Что заставляет тебя думать, что она была паинькой?

Аврора улыбнулась. Он попался на крючок.

— А то! Люди, которые вырастают в художников или в компьютерных гениев, всегда бывают в школе паиньками. Или чудаками. Большинство художников — чудаки. Какой была она?

— Чудачкой, я полагаю. — Он сделал обманное движение, ведя мяч за спиной. — Для человека, который никогда не учился в старших классах, ты, похоже, много чего знаешь об этом.

Она добралась до мяча.

— Ты вчера вечером смотрел ее комиксы в Интернете, — сказала она. — И оставил страницу открытой.

— После того как я отвез ее в больницу, мне стало любопытно, вот я и посмотрел ее страничку.

Аврора сделала выпад за мячом, но отец уклонился Иногда она не знала, что у него на уме.

— Почему? — спросила она. — Почему тебе стало любопытно?

Он сделал легкий выпад, потом забросил мяч в кольцо. Вот так.

— Большинство ребят, которые были в школе чудаками, выросли в интересных людей.

— Итак, на что она была тогда похожа?

— Она обычно рисовала комиксы, — уклончиво ответил ее отец, позволяя ей ухватить мяч в отдаче.

— Как для школьной газеты, ты хочешь сказать?

Сара не упомянула об этом в интервью.

Он покачал головой:

— Это были подпольные комиксы. Ты знаешь, что это такое?

— Они были порнографическими? — Она вела мяч то одной рукой, то другой, хотя и понимала, что это технически нечестно.

Щеки ее отца покраснели.

— Нет, не могу поверить, что это первое, что ты подумала. Комиксы были сатирические, как бы ты сказала. Они были противоречивые. Она высмеивала школьную администрацию и других учеников.

— Ха-ха. Ты хочешь сказать, что она высмеивала тебя. — Она попыталась сострить, но острота получилась плоской.

— Она делала из меня болвана с коэффициентом интеллекта речного камня. Она обычно смеялась над людьми, которые выглядели слишком удовлетворенными или самодовольными.

Аврора отобрала мяч. Ее тревога о Саре Мун отлегла.

— Почему же никто ее не остановил?

— Это было увлекательно, даже тогда. Ребята передавали друг другу экземпляры ее рисунков в ту же минуту, как они появлялись на свет.

— Итак, если ты развлекался, ты мог выйти из положения.

— Некоторое время так оно и было.

— Мне стоит помнить об этом. — Она попробовала другой рывок, он прошел неудачно, она распласталась на асфальте подъездной дорожки и свалилась в розовые кусты.

Ее папа просигналил «время» и вытащил две банки газировки из холодильника. Они сидели на задних ступеньках, в прохладе вечернего воздуха.

— Я смотрела альбом выпускников в бабушкином доме, — призналась Аврора. — Там не так много информации о Саре Мун, но куча всего о тебе. — Ее отец был по-настоящему золотым мальчиком, он выглядел слишком хорошим, чтобы это было правдой. Он был таким симпатичным, что это смутило ее.

— Тебе, должно быть, страшно наскучило у бабушки с дедушкой, раз ты полезла в старые альбомы, — сказал он.

— По большей части там скучно, — согласилась она и глотнула газировки. Она не могла объяснить, с чего ее потянуло к старым книгам в студии бабушкиного дома и почему фотографии и небрежно написанные записки от друзей заинтриговали ее. Она предположила, что это, должно быть, потому, что папа на самом деле не очень много рассказывал о себе.

— Ты что-нибудь выяснила? — спросил он. — О Саре, я имею в виду.

— Ничего интересного. Она красила волосы в черный цвет.

— Я думал, я это помню.

— Что ты вообще ей сделал?

— Не помню. Я, наверное, дразнил ее. Я тогда дразнил всех и каждого.

Аврора глотнула еще газировки и позволила газу сформироваться в твердый шарик у нее в животе. В подходящий момент она его выдохнула с долгой отрыжкой.

Ее папа посмотрел на нее.

— Неплохо, — сказал он, затем сделал глоток и отозвался еще более долгой и громкой отрыжкой.

Аврора гадала, заинтересовала ли его отца Сара Мун. Может быть, он думает пригласить ее на свидание, — от такой возможности Авроре захотелось нахмуриться. Она ненавидела, когда он ходил на свидания. Не то чтобы она думала, что он все еще верен ее матери. Это, как и мама, давным-давно прошло. Аврора не хотела, чтобы он ходил на свидания, потому что это означало, что его у нее крадут. Она никогда ему этого не говорила. Это заставило бы ее выглядеть совершенно избалованным ребенком.

А она не была избалованной. Она просто не хотела делить своего папу ни с кем другим. Такого и без того хватало. Каждые несколько дней он покидал ее. Несмотря на то что она знала, что это его работа и что он вернется к ней в конце каждой смены, она ненавидела, когда он уходил.

Она должна была хотеть, чтобы он был счастлив. Она и хотела, чтобы он был счастлив — но с ней, а не с какой-то другой женщиной. Она была польщена, когда увидела, что он ищет Сару в Интернете, но теперь, когда они с Сарой встретились, Аврора была встревожена. Когда ее отец был не на дежурстве, он был нужен ей рядом, К счастью для Авроры, женщины, с которыми он встречался, долго не задерживались. Они практически все влюблялись в ее папу. Каждый, у кого хотя бы наполовину были мозги, мог видеть, что он лакомый кусочек, который к тому же был милым и забавным. Но он никогда в них не влюблялся.

Однако пару раз он был близок к этому. Там была эта работница с плантации органического чая из Гуалалы, которая носила топы из натуральных волокон без бюстгальтеров и имела нулевое чувство юмора. Она ему нравилась, но Аврора, похоже, заставляла ее нервничать, так что и она надолго не задержалась. О, и еще эта модель из Сан-Франциско, рекламировавшая купальники. Кое-какие журналы устроили фотосессию на пляже Уайлдкэт, и все модели и персонал остановились в гостинце «Золотой орел». Ее отец несколько месяцев ходил на свидания с Мэгги, разъезжая по всему городу.

Это становилось серьезным, и тогда в один прекрасный день Аврора свалилась с гимнастического снаряда в школе и сломала ключицу. Ее отец отменил свидания с Мэгги, она пришла в ярость и порвала с ним. Так Аврора кое-что узнала в тот день: она имеет огромное влияние на своего отца.

Она старалась не думать обо всех тех случаях, когда она использовала свое влияние. Иногда у нее начинал болеть живот, как раз когда он приглашал женщину на свидание. В другой раз ей нужно было, чтобы папа помог ей с домашней работой. Казалось, что каждый раз, как он испытывал определенный интерес к женщине, у Авроры начинался какой-нибудь кризис и она требовала его внимания целиком и полностью.

Тетя Брайди видела ее насквозь и велела ей прекратить это. Мало что может укрыться от тети Брайди.

К счастью, ее отец долгое время никого не встречал. Никого, с кем бы у него завелась своя компания, во всяком случае.


Уилл посмотрел на часы. Они с Авророй были приглашены к его родителям на обед. Его мать приглашала всю семью — его и Аврору, его сестру с мужем — каждую пятницу вечером. Уилл всегда присутствовал, если ему позволял рабочий график. Аврора собиралась долго и тщательно. Он не представлял, что она делает в ванной в течение сорока пяти минут всякий раз, как они куда-нибудь выбирались. И в глубине души он не хотел этого знать.

— Пойдем, Аврора! — прокричал он из кухни.

— Пять минут, — ответила она.

Это он уже слышал и пять минут назад.

— Сейчас, — сказал он. — Мы уже опаздываем.

Не слишком довольная его нетерпением, она спустилась вниз. От нее пахло фруктовыми духами, каждый блестящий черный волос на месте, а косметика наложена уверенной рукой.

Косметика. На тринадцатилетней.

— Что такое? — спросила она, хватая свою огромную потрепанную сумку и ставя ее перед собой, словно щит.

— Почему ты спрашиваешь?

— У тебя так сжата челюсть, как будто что-то беспокоит тебя.

Он с усилием расслабил челюсть и что-то ей ответил. Иногда они пререкались, словно дети, и стоило начать, как невозможно было остановиться.

Похолодало не по сезону. Он потянулся к сиденью машины и достал древнюю, но чистую лиловую шерстяную куртку с кожаными рукавами и отделкой, украшенную красными буквами. Он носил ее со школы, когда заполучил эти буквы, немыслимая почесть. Следующие три года он щеголял в этой куртке, надевая куртку словно почетную мантию, а теперь она была реликвией. Она не имела для него цены, просто напоминала: «Не задирай нос». Он держал ее в грузовике и время от времени надевал туманными вечерами, когда холод пробирал его до костей.

Они сели в грузовик, и он включил радио. Из колонок понеслась песня — «Что сделала Кейт».

— Меня ничего не беспокоит.

— Это не так, точно. Давай, папа. Ты можешь мне рассказать.

— Забудь об этом.

— Почему? Почему ты мне не говоришь?

— Ты меня неправильно поймешь и рассердишься.

— Обещаю, что не буду сердиться.

Он положил руку на рулевое колесо и потянулся, чтобы убавить громкость. Иногда самое лучшее — просто успокоиться.

Она выключила радио.

— Я же сказала, что обещаю.

— Я забыл, о чем мы говорили.

— Когда доходит дело до меня, ты забываешь обо всем. Ты забываешь обо мне.

— Вот видишь? Ты уже разозлилась.

— Потому что ты больше не говоришь со мной.

— Мы разговариваем все время.

— О том, сколько молока осталось в холодильнике, и сколько дырочек у меня на обеденной карточке, и что мне задали на дом. Это не разговоры, папа. Это… просто инвентаризация.

Черт. Где она этого набралась? То ли Брайди тайком подготовила ее, то ли вторая хромосома снабдила ее этими бессмысленными, но настойчивыми вопросами?