Иногда ее безумие не было таким безобидным, понимала она со вздохом, стоя у витрины «Магического боба». Кафе и газетный киоск были на расстоянии десятиминутной прогулки от ее дома, и она ходила туда ежедневно, чтобы купить газеты, журналы и романы в бумажных обложках.

В это утро она поднялась рано, намеренная провести нормальный день. Она приняла душ, сделала макияж и надела подходящую одежду — черные джинсы, полуботинки и бежевый свитер — и двинулась в город за латтте, ячменной лепешкой и газетой. У кассы она заметила, что клерк смотрит на нее со странным выражением на лице.

— Вы в порядке? — спросил он.

— Да, все просто отлично. — Сара расплатилась и вышла наружу. В этот момент она поймала свое отражение в окне магазина и разинула рот. На ней все еще было полотенце, намотанное на голову как тюрбан.

— Блестяще, — пробормотала Сара. — О, это просто блестяще.

Она попыталась восстановить чувство собственного достоинства, размотав полотенце. Что за идиотка. Что за совершеннейшая дура.

Снимая полотенце с головы, она уже мысленно рисовала новый комикс. У Ширил на этом фоне пройдет весь день. Была ли это очередная стадия утраты ею контроля над собой? Умственного расстройства? Раннего слабоумия?

Сара прошла к парку Санрайз, маленькому оазису со скамейками в тени деревьев с видом на бухту. Вокруг не было ни души, что ее вполне устраивало. Сделав глоток из бумажного стаканчика, она закрыла глаза. Бабушка и тетя Мэй настаивали на том, что она будет счастлива в бунгало, что это будет отличный способ снова встать на ноги.

К сожалению, она все еще, спотыкаясь, бродила по округе с полотенцем на голове.

Ее пронзил холод. Она стояла с закрытыми глазами, и ее вдруг охватило нехорошее предчувствие.

Кто-то смотрел на нее.

Она приоткрыла глаза, чтобы встретить душевный взгляд коричневых глаз.

— Чего ты от меня хочешь? — спросила она.

Эти добрые и одновременно молящие глаза смотрели встревоженно, так что между ними залегла морщинка. Сара вздохнула и присела на скамейку.

— Ты просто не хочешь отвечать, не так ли?

С жалобным подвыванием дворняга села перед ней. Несмотря на то что Сара притворялась, будто эта дворняга ее достала, она втайне находила ее поведение очаровательным, ее внимание ей льстило.

Она отломила кусок ячменной лепешки и бросила его дворняге. Это стало их ежедневным ритуалом, и каждое утро собака становилась немного смелее и подходила поближе. Сегодня собака поднялась и сделала шаг навстречу Саре, виляя хвостом. Затем она отступила, снова тихонько скуля. Стайка чаек, более алчных, чем собака, подлетела поближе в ожидании крошек.

— О, перестань, — пробормотала Сара. — Когда ты перестанешь копировать «Танцы с волками»?

Собака лизнула кусок лепешки и вожделенно уставилась на еду. Изо рта ее капала слюна.

— Ты знаешь, — сказала Сара, раскрывая ладонь, — мы в самом деле должны перестать так встречаться. Люди начнут сплетничать.

Собака не отвела взгляда, она улеглась, вытянув передние лапы.

Это был шаг вперед, осознала Сара. Она изучала собак и понимала, что эта более расслабленная поза свидетельствует о доверии.

— Я достаточно долго была терпеливой, — сказала Сара. — И я не знаю, зачем я теряю время. В любом случае у меня есть проблемы посерьезней, чем ты. Мой брак разрушен. Моя карьера под угрозой. Я только что купила кофе с полотенцем на голове. У меня умственное расстройство. Так что общение с тобой ничему не поможет.

Собака была хорошим слушателем. Сара это оценила.

Все еще держа угощение в руке, она поймала себя на том, что, как обычно, думает о Джеке.

— Мой муж был плохим слушателем, — сказала она собаке. — Сейчас, оглядываясь назад, я не знаю, слышал ли он хоть слово из того, что я говорила. И может быть, я тоже его не слушала. Может быть, я была настолько одержима идеей беременности, что перестала его слушать. Я размышляла, сможем ли мы снова стать счастливой парой, счастливой семьей. Глупо, а? А предполагается, что я — умная женщина. Ты можешь подумать, что я была бы способна увидеть, что мы теряем друг друга.

Она почувствовала, как ее обдало ужасным жаром. На мгновение ей показалось, что она задыхается, неспособная вдохнуть воздух. Затем, наконец, она осознала, что в ее горле застряли рыдания, а слезы текут по лицу.

В первый раз после Чикаго она плакала. По-настоящему плакала. Горе поднялось из самых глубин ее сердца, из колодца боли, который делал болезненным каждый вздох. Слезы обжигали ей лицо, они оказались неожиданно солеными. Она не могла контролировать этого и не могла утишить боль. Это была сила природы, жестокая и неотвратимая, ее несло горьким приливом. Она не знала, как долго она сидела в одиночестве и рыдала. Она не могла остановиться. Она никогда не остановится, потому что она никогда, никогда не преодолеет агонию разрушенного брака.

Собака выбрала момент, чтобы обнюхать ее руку, затем лизнула ее. Однако Сара больше не верила в чудеса. Она знала, что собака просто нацелилась на кусок ячменной лепешки, зажатой у нее в кулаке. И тем не менее это был первый контакт между ней и дворнягой. Медленно, глядя на ее розовый язык, она разжала пальцы и позволила собаке слизать крошки с ее руки.

— Я утратила контроль над собой, — сказала она и предложила собаке разломанную лепешку. — Ты можешь доесть это. Я не хочу есть, во всяком случае, теперь у меня грязные руки.

Она разломила лепешку, собака подошла близко, и Сара увидела, что это сука. Она принимала пищу с неожиданной грацией и осторожностью. Она не хватала куски, но брала их аккуратно и элегантно, пока последний кусок не исчез в ее пасти. После этого она не убежала, но села рядом с Сарой, так что она смогла коснуться рукой ее шерсти, собака не возражала. Она виляла кончиком хвоста.

Сара вытерла слезы сырым полотенцем. Ее кофе остыл, и она выбросила стаканчик, несколько салфеток и пакет в мусорку. Обычно на этом этапе собака убегала, но сегодня она последовала за Сарой.

Возвращаясь домой, Сара могла слышать стук собачьих когтей на мостовой позади себя. Утренний туман рассеивался и распадался на части, открывая куски голубого неба. Она подняла голову к небу, чтобы поймать первый луч солнца.


15

— Я не могу оставить ее у себя. — Неделю спустя Сара стояла на палубе и гладила собаку по шелковой голове. — Моя жизнь сплошной хаос, я не могу позволить себе завести собаку. Давай же, папа…

— Прости, — сказал отец Сары, отодвигая стул. — Ничем не могу тебе помочь.

Ее желудок сжался в смятении, она сильнее сдавила поводок, стоя со своей семьей на палубе и глядя на садки для устриц. Ее отец и Кайл обсуждали снос самого старого сарая, длинного низкого здания с ржавым пропановым баком, окруженным расшатанной решеткой. Со вздохом Сара попыталась снова:

— Она по-настоящему хорошая собака. Я уже вымыла ее, и мы записались на завтра к ветеринару…

— Я не могу, дорогая. Я не могу взять собаку.

— Как ты можешь отказываться от такой собаки? — Сара не могла сдержать гордости, глядя на дворнягу с бархатными глазами. Длинный пятнистый мех собаки теперь был чистым и блестящим, она превратилась в настоящую красавицу. — Неделю назад она никого к себе не подпускала. А теперь хочет быть самым лучшим другом каждого.

Она повернулась к Кайлу и Ла Нелл. Ее невестка даже не притворялась, что она собирается взять собаку.

— Мы только что устелили две тысячи квадратных ярдов бежевого ковра, — сказала она.

Сара не удивилась. Они не позволят собаке мешать своей любви к покупкам. Благодаря умелому управлению Кайла и экономическому подъему в районе они были богаты выше всяких ожиданий. Бизнес застопорился, когда копченые устрицы вышли из моды и потребовались целиковые в раковинах, но Кайл был неустрашим. Он просто наполнил рынок тем, что ему требовалось.

— Бабушка и тетя Мэй, — сказала Сара, нежно гладя голову собаки. — Вы моя единственная надежда.

Пожилые сестры обменялись взглядами.

— Мы не твоя единственная надежда, и мы не возьмем это животное.

— Но…

— Ты возьмешь его, — просто сказала бабушка.

— В коттедж тети Мэй? Но это невозможно. Она разнесет двор.

— Все, что она растопчет или выкопает, можно будет посадить снова, — возразила тетя Мэй.

— А как насчет внутренности дома?

— Это место пережило многих туристов. Собака не сделает ничего такого, чего нельзя было бы исправить.

— Но…

— По какой причине, в самом деле, ты не хочешь иметь эту собаку? — спросил Натаниель.

— Она, без сомнения, тебя обожает, — подчеркнула Ла Нелл.

— Я не могу сейчас завести собаку. Я не могу держать никого, кто нуждается в заботе и кормлении. Моя жизнь в полном беспорядке. Время неподходящее. — Сара почувствовала, что все они смотрят на нее. Тяжелое молчание надавило ей на плечи.

Это ее семья, напомнила она себе. Она слишком долго была вдали от них. Теперь ей нужно снова впустить их в свою жизнь. Может быть, это означает слушаться их и принимать их советы. Но… собака?

Сделав глубокий вдох, она начала с ужасного признания, которое не делала даже сама себе:

— Ну хорошо. Настоящая причина, по которой я не хочу брать эту собаку, заключается в том, что мы с Джеком всегда хотели завести кого-нибудь для наших детей. Я пытаюсь забыть это время, а этот меховой шар каждый день будет напоминать мне… обо всем.

Кайл с треском открыл банку пива и сделал глоток.

— Не ходи с этой карты, Сара. Собака или не собака, но ты должна пережить то, что произошло.

Застарелое чувство соперничества, которое Сара испытывала по отношению к брату, прокралось в ее сердце. Кайл всегда был золотым ребенком Безупречный сын, с радостью взявшийся за семейный бизнес, не испытывающий никаких сожалений или страданий, которых была полна Сара во время взросления. В трудные времена они оба подростками работали на устричной ферме, но Кайл сам выбрал это, а Сара подчинилась обстоятельствам, она сжималась от стыда. Она ненавидела ежедневные походы в школу с ободранными руками, покрасневшими и обветренными от тяжелой работы. Ей хотелось бы быть больше похожей на Кайла и не просто принимать, а гордиться семейным делом.