Робин Сисман - Просто друзья

Но когда Майкл доел наконец стейк и аккуратно сложил нож и вилку на тарелке, сердце Фреи забилось с утроенной силой. Он прочистил горло.

— Фрея, я должен сказать тебе нечто важное.

— В самом деле? — Она хихикнула.

— Пожалуйста, выслушай меня внимательно, это очень серьезно.

— Да, да, конечно, — пролепетала она, чувствуя себя словно рыба, попавшая в сеть. — Но знаешь, я бы еще чего-нибудь съела, — затараторила она, — к примеру, этот аппетитный шоколадный десерт.

— Ладно, — не слишком любезно сказал Майкл и подозвал официанта.

— А ты? Ягодный пирог, пожалуй, очень неплох. Или шербет. Мне всегда казалось, что ты должен любить шербет. Он такой…

— Я не хочу есть. Я хочу поговорить.

— Да. Хорошо. — Фрея схватила бокал и залпом осушила.

Майкл поправил галстук.

— Время, которое мы провели вместе, было самым счастливым в моей жизни, — начал он. — Благодаря тебе я узнал много интересного об искусстве, увидел в нашем городе такие места, о существовании которых и не догадывался. Ты — замечательный человек.

— Ты тоже, — весело прощебетала Фрея.

Майкл не среагировал. Он смотрел сквозь нее с выражением отчаянной решимости на лице. Никакие ее уловки не способны были его отвлечь, сбить с курса. Он просто ее не слышал. Фрея понимала, что свою речь он приготовил заранее и вызубрил, как прилежный ученик, отвечающий урок.

— Я должен подумать о будущем, — продолжал Майкл. — Мне тридцать шесть, и я знаю, чего хочу. Я хочу остепениться. Осесть. Если я войду в совет, то смогу купить дом за городом. В Коннектикуте или другом штате неподалеку. Кто знает, может, я даже стану играть в гольф.

— В гольф? — Фрея не на шутку запаниковала.

— И я хочу, чтобы кто-нибудь разделил со мной эту жизнь.

Фрея уже видела себя за частоколом в халате и фартуке.

— Дом. Стабильность. Общие интересы, — говорил Майкл с нажимом на каждом слове. — И обязательно дети.

За частоколом появился целый выводок пищащих ползунков с перемазанными сморщенными лицами, в толстых, отяжелевших от содержимого, памперсах. Фрея почти чувствовала, как ее собственные биологические часы дали задний ход. Перед ней вдруг возник заказанный ею десерт — что-то вязко-липкое в лужице из сливок. Ее затошнило.

— Вот чего я хочу, о чем мечтаю. — Он пристально смотрел на нее, буквально сверлил взглядом.

Быстро! Сбить его одним наскоком.

— Не заказать ли нам кофе? Я что-то устала.

— Минутку. Я пытаюсь сказать… — Он раздраженно замолчал, увидев, как она сладко зевает. — Боже, с тобой так трудно! Я хочу тебе кое-что передать.

Майкл полез в один карман, потом в другой. Сейчас достанет кольцо!

— Мне ничего не надо. В самом деле. Сегодня не мой день рождения.

— Пожалуйста, не перебивай меня. Я должен сказать тебе что-то важное.

— К чему торопиться? Давай отложим на завтра.

Фрея слегка растрепала волосы и улыбалась во весь рот, по-дурацки ослепительно, как бурундук из диснеевского мультфильма.

— Ты чудесная женщина, — продолжал Майкл.

— Ты тоже чудесный. Так почему бы нам… — Фрея огляделась в поисках вдохновляющего примера. Парочка за соседним столиком продолжала нежничать. Она перегнулась через стол, продемонстрировав Майклу то, что было в вырезе платья. — Почему бы нам не отправиться домой и не заняться сумасшедшей страстной любовью?

— Ты не понимаешь. — Майкл наконец нашел то, что искал в карманах, и сжимал это в кулаке с мрачной решимостью.

— Ты торопишь события, — произнесла она с наигранным трагизмом и погладила Майкла по руке. — Прошу тебя, убери это.

Майкл, будто не слыша, положил Фрее в ладонь маленькую коробочку.

Фрея замолчала. Разорился ли он на перстень с бриллиантом? Считал ли ее достойной таких трат? Или это кольцо с сапфиром «под цвет твоих глаз»?

Она открыла коробочку. Там лежала золотая печатка с монограммой МДП — инициалами Майкла Джошуа Петерсона. Она сама купила ему это кольцо. Мужчины в Америке любят такие вещи. Так она поблагодарила Майкла за то, что он предложил ей переехать к нему.

— Bay… — Фрея совершенно растерялась. В американских школах мальчики и девочки обмениваются кольцами. Может быть, это взрослая версия того же обычая. — Я… я не знаю, что сказать. — Она стала вертеть кольцо в руках, вопросительно глядя на Майкла.

— Нам было так хорошо вместе, — хриплым от волнения голосом произнес Майкл.

— Да, — кивнула Фрея.

— Я очень хочу, чтобы ты была счастлива.

— Я знаю.

— Но…

Но? Фрея вскинула голову. Но что? Она потеряла нить. Что вообще происходит?

— …Но я думаю, нам лучше…

— Лучше что?

— Ну, знаешь ли…

— Нет, Майкл, не знаю.

— Нам лучше остаться…

— Да?

— Думаю, нам лучше остаться друзьями.

— Друзьями, — едва слышно откликнулась она и уже громче повторила: — Друзьями? — уронив кольцо в шоколадный десерт.

Идти. Не идти. Мигали сигналы светофора. Фонари слепили глаза. Машины то взвизгивали, останавливаясь, то взрывались ревом, трогаясь с места. Противно выла полицейская сирена. Из открытых окон автомобилей несся привязчивый рэп. Фрея, стуча каблуками, шла вверх по Бродвею — длинные ноги, затянутые в кожаные штаны, касаясь друг друга, как лезвия ножниц, издавали шипящий звук. Она сжимала в кулаке кусок смятой ткани и время от времени со злостью взмахивала рукой, и тогда ткань со свистом рассекала воздух, словно хлыст дрессировщика в цирке. Люди расступались, давая ей дорогу.

Мерзавец! Как он смел ее кинуть? Он повел ее в чудесный сад по красивой дорожке и тут — бах, головой в компостную кучу. «Ты замечательный человек», — повторяла она, морщась и тряся головой, как безумная. Такая чудесная, что он повел ее в самый модный ресторан ради удовольствия раздавить ее публично. В глазах защипало, и она вышла на проезжую часть, не заметив, что сигнал светофора поменялся.

Рев гудков заставил ее подскочить. Фрея на автомате показала им средний палец и продолжила путь. Шмыгнув носом, прижала ладони к пылающим щекам. Не дождетесь, она не заплачет! Фрея начала петь, не вслух, но так, чтобы заглушить внутренний голос, говоривший ей, что она одна, что она всегда будет одна, что никто не разделит с ней ее одиночества, что она пропащая, смешная дура, если вообразила, будто Майкл решил жениться на ней. Мелодия всякий раз была одна и та же. По воскресеньям она и ее одноклассницы из интерната пели ее во время воскресной службы. Один из псалмов. Она и слов-то толком не знала.

Говорят, псалмопение укрепляет дух. Верно. Вполне действенное средство, ибо с каждым кварталом, пройденным маршевым шагом, и с каждым пропетым куплетом она становилась сильнее. Держись, повторяла она себе. Тверже шаг. Она не плакала с тех пор, как, будучи пятнадцати лет от роду, разрыдалась у себя в спальне, а маленькая подлая ябеда, сводная сестра, подсмотрев за ней в замочную скважину, побежала всем и каждому рассказывать, что Фрея — плакса-вакса. Нет, такого больше не будет. Она и выбрала этот город потому, что он самый бессердечный и жесткий в мире. Манхэттен не такой, как европейские города, в которых люди гуляют, взявшись за руки, останавливаются, чтобы поцеловаться, прямо на тротуаре или на мосту и водят своих бабушек и детей в рестораны. Здесь принято передвигаться быстро, избегая смотреть друг другу в глаза, и даже елку на Рождество вам привозят уже наряженную, а наутро после рождественской ночи выбрасывают. Нью-Йорк — это город, где водителю такси принято говорить, что он затраханный кретин, где у жителей вырабатывается особый сигнальный отблеск в глазах, на манер светофора, с той только разницей, что сигнал всегда один и тот же: «Меня не трогать». Фрее нравился этот город и все, что с ним связано. Ее это вполне устраивало.

О'кей, она опять на нуле. И что с того? Она и раньше бывала одна. Она привыкла быть одна. Все лучше, чем жить с человеком, который ее не любит. Нет, на это она не пойдет. Не проведет с ним больше ни одной ночи.

После того как он разложил все по полочкам, перечислив все причины, почему она ему не подходила, и при этом развел философию на тему взаимного доверия и совместимости жизненных целей, у него хватило наглости предложить ей пожить у него, пока она не подыщет себе жилье, и обвинить в «излишней эмоциональности», когда она ответила ему категорическим отказом. Вот тогда она встала и ушла из ресторана, прямо посреди его пространной речи. Она не могла допустить, чтобы кто-то видел ее расчувствовавшейся — «излишне эмоциональной». И было бы из-за кого — из-за Майкла! В любом случае она не нуждалась в его благотворительности. К счастью, у нее были иные альтернативы, помимо перспективы играть роль маленькой Мисс Благодарность, спящей на его кушетке и по утрам любовно наливающей ему обезжиренное молоко. «У меня хватает друзей», — заявила ему она.

К несчастью, никого из друзей на месте не оказалось. Она сделала несколько звонков из галереи, куда вернулась, чтобы снять это дурацкое платье и переодеться в свою обычную одежду. Но ведь сегодня пятница, всего десять вечера — время, когда все нормальные люди дома не сидят, развлекаются. Даже Кэт, лучшая подруга, которая недавно жаловалась ей, что уже несколько месяцев нигде не бывает, не отвечала на звонки. Если и дальше так пойдет, придется снять номер в дешевом отеле. Фрея представила, как будет пялиться на нее портье, когда она появится в плохо освещенном фойе, одна и без багажа. Мчась по улице куда глаза глядят, Фрея невольно замедлила шаг. Где она?

Площадь Юнион-сквер находилась прямо через дорогу. Инстинктивно, чтобы не задавили, она пересекла Четырнадцатую улицу и, поднявшись по ступеням, пошла бродить по площади без всякой цели. Ночь выдалась теплой — четвертое июня, начало лета, и многие горожане, еще не успевшие устать от жары, высыпали на улицу насладиться первым по-настоящему летним теплом. Людской поток вытекал из метро, кто-то останавливался у газетных киосков, многие направлялись к ресторанчикам, кольцом окружавшим площадь. На одной из скамеек девочки-подростки покатывались со смеху, в то время как двое ребят на роликах демонстрировали свое искусство, стараясь изо всех сил привлечь их внимание. Старик прогуливал колли от дерева к дереву, тихо уговаривая пса сделать то, ради чего его вывели. Несколько парней у фонтана в центре города устанавливали инструменты — импровизированный оркестр, состоящий из саксофона, бас-гитары и солиста в потрепанном котелке. Рядом стояла картонная коробка с медными монетами. На фоне ночного неба сверкал огнями город, словно неиссякаемый фейерверк. Хриплый голос певца уже несся над площадью: