Имя Дмитрий Полонский было Вере совершенно неизвестно, однако это не имело сейчас ровным счетом никакого значения. Очкарик нравился ей с каждой минутой все больше, Вере захотелось сделать для него что-нибудь приятное. Она кивнула и, не моргнув глазом, соврала:

– Конечно, слышала.

Его лицо порозовело от удовольствия.

– Ну вот, – проговорил он и снова провел ладонью по волосам. – А вас как зовут?

– Вера.

– Вы одна отдыхаете?

– С подругой.

– Где же она?

– Осталась телевизор смотреть. Эту мексиканскую жуть. – Вера состроила смешную гримаску. – Бр-р, как можно убивать время на подобную чепуху?

– Не знаю, – серьезно ответил очкарик. – Я редко смотрю телевизор, и уж, по крайней мере, не сериалы.

Вера, слегка опустив ресницы, чтобы не быть чересчур откровенной, разглядывала его лицо: бледное, с правильными, хотя немного размытыми чертами. Серые глаза под толстыми стеклами очков казались умными и проницательными.

– Вы разрешите называть вас Димой?

– Лучше Митей. – Он встал из-за стола и потянулся, разминая затекшую спину. – Знаете что? Берите вашу книгу, и пойдемте, прогуляемся. А то я, как приехал сегодня утром, так еще и не выходил на улицу. Все работал, работал…

Они разбудили библиотекаршу, взяли Семенова и пошли бродить наугад по темным аллеям. В низком ноябрьском небе светила полная луна, озаряя верхушки елок, казавшихся в ее свете серо-голубыми. Впервые за последние три года Вере было несказанно хорошо, и лишь где-то, в самой глубине души, ее мучила совесть перед Маринкой – сказала той, что идет на десять минут, а сама провалилась на два с лишним часа.

– Пожалуй, мне пора, – наконец проговорила она с сожалением. – Подруга будет волноваться. Сериал давно кончился.

Митя кивнул и повел ее к корпусу.

– Увидимся завтра в столовой. – Он распахнул перед Верой дверь.

Она ждала, что он поцелует ее, даже глаза прикрыла с готовностью. Но Митя лишь слегка сжал ее локоть.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Вера поднялась к себе в номер. Свет был погашен, Маринка ворочалась в постели с боку на бок.

– Где тебя черти носят? – с ходу накинулась она на Веру.

– Прости, Мариш. – Вера села у нее в ногах. – я тут… как бы это тебе сказать… в общем, я познакомилась с одним человеком.

– Мужчина? – ревниво выпалила Маринка. – Ты нашла мужика и ничего мне не сказала? Ах ты, подлая твоя душа! – Она уселась на кровати, вгляделась в блаженное Верино лицо и безнадежно махнула рукой. – Молодой хоть?

– Около тридцати.

– Где ты его подцепила?

– В библиотеке. – Вера улыбнулась и ущипнула Маринку за нос. – Книжки читать нужно иногда, а не только пялиться в экран…

…Дня через три у них с Митей был уже настоящий роман. Маринка, не желая быть третьей лишней, с горя завела шашни с соседом по столику – старичком лет шестидесяти с гаком. Тот научил ее играть в «пятьсот одно», и Маринка смирилась со своей участью, предоставив Вере полную свободу.

Они сидели в библиотеке, Вера читала Семенова и ждала, пока Митя закончит работу. Он рецензировал сразу несколько сборников стихов молодых поэтов. Этому занятию было посвящено все время от завтрака до обеда, и Вера твердо знала, что покушаться на него нельзя ни в коем случае. Зато после обеда Митя оказывался полностью в ее власти. Они шли гулять, сидели в кафетерии или запирались в номере, предварительно выставив оттуда Маринку и спровадив ее к ухажеру-картежнику.

Вере казалось, что она влюблена. Митя вызывал у нее восхищение и уважение. Правда, прочитав его труды, она мало что в них поняла, язык статей показался ей заумным и чрезмерно саркастическим. Однако, Вера решила, что не ей судить о митином профессионализме, тем более, что сама она окончила Менделеевку и была далека от критики и вообще от литературы.

Митя тоже выглядел влюбленным. Всю ночь перед отъездом из пансионата они не спали, сидели на скамейке у корпуса, обнявшись. Вера замерзла, Митя расстегнул куртку, спрятал ее руки у себя на груди. Она положила голову ему на плечо, закрыла глаза.

– Выйдешь за меня замуж? – спросил Митя полушепотом, но в лунной тишине его голос показался Вере гулким и громким.

Она кивнула, прижалась к нему тесней. Их неодолимо тянуло друг к другу, но пойти было некуда: в верином номере спала Маринка, Митя тоже жил не один, а с соседом. Так они и просидели до самого утра, окоченевшие, но счастливые, почти сросшиеся под митиной курткой из черной болоньи.

Вериной матери Митя понравился – серьезный, увлеченный, без вредных привычек.

Начались приготовления к свадьбе. Маринка, добрая душа, помогала, как могла: ездила с Верой в салон примерять платье, искала ресторан, заказывала ансамбль и тамаду. Ее участие было очень кстати, потому что Митя, вернувшись в Москву, сразу и категорически заявил, что по магазинам таскаться не станет, так как должен работать.

Свадьбу сыграли в январе. Медовый месяц провели дома, уезжать никуда не хотелось, да и не было возможности. А дальше потекла обычная, размеренная жизнь. Вера ходила на работу в свой НИИ, Митя сидел за пишущей машинкой, вечерами они ужинали на кухне, обсуждая все те же критические статьи, отсутствие вкуса у поэтов и низкие гонорары литературоведов. Вера по-прежнему мало что понимала в деятельности мужа, но у нее уже выработалась привычка терпеливо слушать все, что говорит ей Митя и непременно поддакивать ему.

Вскоре ей захотелось ребенка. Работу свою Вера любила, но без фанатизма, друзей у нее было немного, а дома она все чаще чувствовала пустоту и скуку. Малыш в ее представлении был бы сейчас очень кстати, он наполнил бы жизнь настоящим смыслом, сделал бы их семью полноценной и более крепкой. Митя не возражал, хотя и не был в восторге от Вериной идеи.

Они перестали предохраняться, но почему-то желанная беременность никак не наступала. Вера решила, что ничего страшного в этом нет, пройдет полгода-год, и все у них получится. Девчонки на работе рассказывали, что иногда организмам мужчины и женщины нужна некоторая притирка, прежде, чем произойдет зачатие.

Вера терпеливо ждала, однако что-то в их с Митей организмах явно не соответствовало друг другу. Притирка не происходила, месяц за месяцем точно в срок наступали критические дни, постепенно повергая Веру в отчаяние.

Она зациклилась на беременности, не могла думать ни о чем другом, перестала получать удовольствие от работы, общения и даже секса. Митя же относился к происходящему совершенно равнодушно. «Нет ребенка, – говорил он, – и не нужно. Значит, не судьба». Он вообще очень верил в судьбу, в предназначение, придавал большое значение приметам и соблюдал кучу ритуалов, прежде, чем приступить к работе над новой статьей.

Веру это убивало. Она уже понимала, что притирка тут не при чем, кто-то из них серьезно болен, необходимо медицинское обследование и лечение. Вера грешила на свою работу. Она целыми днями возилась с химикатами, получала прибавку за вредность. Однако в их лаборатории почти у всех женщин было по одному, а то и по двое детей.

Вера пошла в районную консультацию, тамошняя врачиха оказалась грубой и неприветливой. Узнав, что они с мужем не живут и двух лет, она велела не морочить ей голову, подождать год, а потом уже приходить.

Через год другой врач, уже из кооператива по вопросам семьи и брака, направил Веру на ультразвук, обнаружил у нее воспаление придатков и прописал длительный курс антибиотиков.

Вера делала все, как ей советовали. Стойко переносила дьявольски болезненные инъекции, затем методично пила витамины, взяла путевку в санаторий. Вернулась в Москву с надеждой, что вот теперь ее мучениям придет конец. Но нет – снова проходили проклятые двадцать восемь дней, снова у нее тупо ныл низ живота, а наутро с кровью и слизью выходила из организма ненужная, не исполнившая свое назначение яйцеклетка.

У Веры опустились руки. Она перестала следить за собой, по утрам едва подкрашивала ресницы, на работе держалась особняком, начала курить. Митя, казалось, не замечал происходящих с женой перемен. Его пригласили преподавать на кафедре одного из коммерческих вузов. Домой он теперь возвращался поздно и очень усталый, вяло ел разогретый Верой ужин, перекидывался с ней парой слов и усаживался за компьютер.

Вера чувствовала себя никчемной, никому не интересной и бесконечно одинокой. Иногда в гости захаживала Маринка – она за это время успела выйти замуж и развестись, произведя на свет очаровательного сынишку. Когда появлялась Маринка, Митя на время покидал компьютер и выходил к столу. Пили чай с тортом, Маринка весело хохотала, ее роскошная грудь четвертого номера колыхалась, как желе, Митя глядел, завороженно раскрыв рот. Вера искоса наблюдала за ними и ощущала тошноту.

Как-то к вериной матери зашла в гости старая приятельница, с которой они не виделись целую вечность. Выпили домашней наливки, мать захмелев, расплакалась.

– Внуков хочу, Свет, а внуков нет. Не рожает моя Верочка, хоть застрелись.

– Как не рожает? – строго поинтересовалась Света. – Не хочет, что ли?

– Да хочет. – Мать смахнула слезу. – Еще как хочет. Не выходит у них, вот ведь горе какое.

– К врачам надо, коли не выходит!

– Были и у врачей. Толку от них, как от козла молока. Бедная моя девочка! Может, к бабке какой ее свозить, к экстрасенсу? – Мать с надеждой поглядела на подругу.

– Глупости какие! – возмутилась та. – Ты, Елена, думай, что говоришь. К экстрасенсу! Знаю я, куда твою Верку нужно вести.

– Куда, Светочка? – робко переспросила мать, уловив в голосе приятельницы силу и уверенность.

– А вот слушай.

Оказалось, сын у Светы недавно женился. Светина невестка, Варя, работала медсестрой в только-только открывшемся диагностическом центре.

– Аппаратура там замечательная, современная, – расписывала Света, допивая наливку. – И врачи сплошь кандидаты наук. Я Варьке скажу, она Верочку к самому лучшему доктору запишет. Проведут полное обследование, если что есть дурное, вычислят, как пить дать.