Таня Винк - Прости за любовь

Лена прислушалась к сердцу – оно билось ровно, будто ничего не случилось. А что, собственно, произошло? Скоро она и не вспомнит об этом. Она просто вычеркнет все это из памяти, как ее учила бабушка, – ей уже удалось вычеркнуть много людей и событий, будто их и не было вовсе.

Из спальни вышел Тарас, одетый в белые джинсы и голубую рубашку.

– А официант где?

– Я отправила его.

– А кто вино откроет?

– Сам откроешь!

Хлопнула входная дверь, и в гостиную вошел насквозь мокрый Дмитрий.

– Будь другом, открой вино, я еще слабый…

Не говоря ни слова, Дима откупорил бутылку и ушел в спальню. Лена последовала за ним. Он раздевался.

– Ты хочешь принять душ? – спросила она.

– Да.

– Хорошо, милый, мы подождем тебя.

– Не стоит.

– Нет-нет, мы подождем. – Она осмотрелась. – Надо позвать горничную, пусть поменяет постель.

Дима включил воду и сел на край ванны. Он больше не мог сдерживаться и заплакал. Он никогда так не плакал. Это был не плач, это был сдавленный вой зверя, у которого из груди вырвали сердце.

Он нашел Настю на маяке – сердце подсказало: беги туда. Прижимая измятую розу к груди, она стояла на том самом месте, где они загадывали желания.

– Настя, любимая! – Он обнял ее.

– Почему ты не сказал мне? – спросила она слабым голосом.

– Я хотел, но… боялся. Я хотел поговорить с Леной, я пытался, но она будто чувствовала это и не давала мне сказать! Сегодня я ходил на телеграф, звонил ей, но ее нигде не было. Я не знал, что она уже здесь, и пошел к тебе, я больше не мог скрывать все это, но тебя не было в номере. Мне казалось, что весь мир восстал против меня! – Дима посмотрел Насте в глаза. – Теперь все хорошо, слышишь? – Он прижал ее к себе. – Девочка моя, я никогда не оставлю тебя, никогда! Пока мое сердце бьется, я буду с тобой, я люблю тебя, я хочу жениться на тебе, я хочу, чтобы у нас были дети. Как я счастлив! Теперь ничто не разлучит нас!

– Твой ребенок, – прошептала Настя, упершись руками ему в грудь.

– Я ничего об этом не знал!

– Твой ребенок. – Она продолжала упираться.

– Перестань! Лена сделает аборт.

Настя помотала головой:

– Нет, это невозможно…

– Брось! Миллионы женщин делают аборты, и ничего, мир не перевернулся!

– Это невозможно…

– Настя, все возможно ради нашей любви!

– Я не смогу жить с этим.

– При чем здесь ты?

– Дима, я люблю тебя, но наша любовь, наше счастье не стоят жизни еще не родившегося человека.

– Что… что ты говоришь? – Он тряхнул головой, будто отгоняя наваждение, и натолкнулся на такой взгляд Насти, от которого все внутри похолодело. – Хорошо, хорошо, пусть Лена рожает, я не против, я буду помогать ей. Да что опять не так?! – в сердцах воскликнул он, увидев, что глаза Насти еще больше потемнели.

– Я не хочу, чтобы твой ребенок рос без отца.

Дима обхватил голову руками и застонал:

– Но я не могу разорваться! Я хочу быть с тобой! Я люблю тебя!

Он страстно прижал Настю к себе и осыпал ее лицо поцелуями, чувствуя соленый вкус слез.

– Не плачь, не надо! Скажи, что мне сделать, чтобы ты была рядом?! Какие слова найти? Помоги мне!

– Возвращайся к Лене.

Он разжал объятия и отступил.

– Что? Что ты сказала?

Настя закрыла глаза.

– Уходи! – закричала она.

Дима упал на колени и обхватил руками ее бедра.

– Не гони меня! Скажи, что любишь, что всегда будешь рядом, скажи!

Настя прижала его голову к животу, и он почувствовал тепло – ни с чем не сравнимое тепло любимой женщины. Небо вдруг потемнело, подул сильный ветер.

– Настя, я люблю тебя!

– О господи! За что мне все это?! Дима, родной мой! Я люблю тебя! Я так сильно люблю тебя!

Она опустилась на колени.

– Я люблю тебя, я всегда буду только твоей… – Она начала срывать с него одежду. – Только твоей… любовь моя… единственный мой…

Дождь не мешал их любви…

Мокрые и обессиленные, они не чувствовали холода камней, воя ветра и шума моря. Они целовали друг друга, и привкус горечи примешивался к поцелуям.

Дима помог ей встать и с надеждой посмотрел в глаза. То, что он увидел, заставило его содрогнуться.

– Настя, – он не стеснялся слез, душивших его, – не уходи! Мы никогда не простим себе этого!

На том месте, где минуту назад в любви сливались их тела и души, лежала измятая роза с двумя лепестками, чудом оставшимися на ней, а вокруг валялись бело-розовые измятые лепестки. Ветер подхватил их и погнал по камням.

– Настя, не покидай меня! – Дима тщетно искал слова. Он поднял цветок и протянул Насте. – Мы в ответе за тех, кого приручили…

Настя взяла цветок. Она смотрела на Диму и думала о том, что судьба подарила ей любовь, о которой она мечтала. Она поняла это, как только увидела его. Каким чудесным был этот миг – он стоит на крыльце и смотрит на нее. Сердце застучало как бешеное – это был он, тот, о ком она грезила девичьими бессонными ночами. Она знала, как он улыбается, как смеется, знала его голос, запах – она видела его во сне. И еще она знала, что он станет любовью всей ее жизни, короткой ли, длинной, но больше она никогда не полюбит.

– Настя, не уходи!

Она обняла его, нет, не обняла – она вжалась в него, будто хотела стать с ним единым целым.

– Прости меня, прости! – прошептала Настя. – И постарайся быть счастливым.

Секунда, вторая, третья… Она оторвала его от себя, разбив свое сердце, – зачем оно ей? Она смотрела ему в глаза, а израненное, кровоточащее сердце билось в груди, как птица о прутья клетки, и кричало: «Пусти меня, пусти!» Она сделала шаг назад, но вновь прильнула к Диме. Схватила его руку и прижала к губам. Она вдохнула тепло его ладоней, и слезы градом покатились из ее глаз.

– Я никогда, – крикнула она, заглушая шум ливня и выпуская руку Димы, – слышишь? – никогда не забуду тебя, я всегда буду с тобой, буду рядом. Помни меня! Ты все, что у меня есть!

– Любимая, не уходи! Мы не виноваты, что встретились только сейчас, мы любим друг друга, мы имеем право на счастье!

– Да, имеем, но не ценой жизни твоего ребенка.

Она повернулась к нему спиной, постояла секунду-другую и ушла.

Она шла, ничего не видя и не слыша, только холод, леденящий душу. Ноги подкосились, и она легла на землю лицом вниз. Она знала: станет легче, нужно только крепче прижаться к земле.

Ванную заволокло паром. В какое-то мгновение Диме казалось, что он умирает, и это было самым желанным в ту секунду. Но вдруг он осознал, что должен жить – живым в могилу не полезешь, – и теперь его существование будет серым, какой бывает жизнь без любви. У него родится сын или дочь, у него будет верная жена, а по ночам, когда все уснут, он будет лежать в темноте и вспоминать девушку, которая подарила ему любовь, – тогда он еще не знал, что эта любовь навсегда останется в его сердце. Он будет просить ее приходить в его сны, и они будут жить в них той жизнью, от которой так быстро и легко отказались.

– Дима, ты скоро? – услышал он голос Лены.

– Сейчас, – ответил он и подставил лицо под горячую струю душа.

Другому уже было бы нестерпимо жарко, но не ему – в его груди пылал адский огонь, испепеляющий душу и пожирающий все, чем он жил до сих пор.

Вскоре он вышел из ванной и сказал, не глядя на Лену:

– Мы уезжаем, сейчас же.

– Да, конечно, – откликнулась она. – Посиди, я соберу твои вещи.

Дима вышел на балкон.

– А пожрать? – крикнул Тарас.

– Я не хочу.

Он смотрел на беседку. Ветер уже не играл лепестками роз – их не было. И только редкие беленькие лепестки прилипли к асфальту, согреваемому солнцем.

Март 2016

Дойти до дома Тараса получилось нескоро – по дороге Дима встретил приятеля, поболтали, и еще он зашел в мини-маркет за вином. Он пришел, когда Люда заканчивала сервировку стола. Люда была одна и болтала без умолку. Дима выключил слух и тупо смотрел перед собой. С Людой это было нетрудно – с первой фразы она лишала возможности вставить даже полслова. Ни собеседник, ни его реакция Люду не интересовали. Говорила она обо всем и сразу, потому что считала, что все знает и во всем разбирается лучше, чем кто-либо. Однажды Дима и Лена встретили здесь родственника Люды, математика, который уже лет тридцать живет в Америке. Он интересно и своеобразно рассказывал о своей жизни, но вдруг Люда, ни разу не покидавшая Украину, перебила его: «Нет, у вас все не так!» – и принялась молоть несусветную чепуху. Надо сказать, что она была человеком незлобивым, работала бухгалтером и в сравнении с Тарасом получала довольно высокую зарплату. Тарас побаивался жену и трусливо погуливал. Настолько трусливо, что у Димы это вызывало чувство брезгливости. Тарас любил поплакаться Диме в жилетку, на чем свет кляня Люду, а через минуту с восторгом рассказывал о какой-нибудь дамочке и просил денег в долг. Долги он не возвращал и с каким-то торжествующим злорадством просил снова. Дима давал. И вот однажды пришел момент, когда Тарас попросил большую, по меркам Димы, сумму. Дима отказал. Больше Тарас не просил и в гости не приглашал. И еще он ревновал Диму к сыну – тот учился на том же факультете, который окончил Дима, и мечтал работать в его фирме.

Тарас пришел минут через двадцать.

– Привет. – Он кивнул Диме совершенно лысой головой, поблескивавшей в ярком свете кухни. Было непонятно, почему от нее по стенам не прыгают солнечные зайчики. – Какими судьбами?

– У Лены выкидыш, – скорбно произнесла Люда. – Мой руки – и за стол!

Тарас послушно направился в ванную.

– Как он тебе? Красавец, правда? – Люда посыпала картошку укропом. – А ты чего худой? Мужчина должен быть возле жены, это не дело – спать в разных кроватях, да еще в разных городах.

Дима и бровью не повел. К тому же он знал, почему Тарас такой красивый, то бишь гладкий и розовощекий, – по дороге домой он забегал к любовнице, и она кормила его обедом. Дома он вынужден был изображать голодного, чтобы Люда, не дай бог, ничего не заподозрила, и Люда его тоже кормила.