– Нет, – ответил Дима.

– А что, тебе ничего не назначили?

– Назначили, но я не хожу.

– Тогда до обеда.

– Пока. – Дима не сводил глаз с Настиной спины.

– Эй, чего застрял? – услышал он голос Тараса. – Пошли купаться.

И тут Настя встала и направилась к двери.

– Идите, я догоню. – Он быстро пригладил волосы и поправил пояс на джинсах.

Увидев его, Настя улыбнулась:

– Доброе утро!

– Здравствуй. Ну, как дела? Не попалась на глаза дежурной?

– Нет, не попалась. Я зашла в корпус без двух минут десять.

– Ты придешь рисовать?

– Если ты не передумал.

– Не передумал.

Подошел Тарас.

– О чем вы тут шепчетесь? – недовольно спросил он.

– Настя будет рисовать на нашем балконе.

Тарас приподнял бровь:

– Это не очень хорошая идея.

– Я так не считаю, – возразил Дима.

– Ребята, это вовсе не обязательно, – вмешалась Настя, – я найду другое место.

– Слышишь? – Тарас сверлил Диму взглядом. – Она найдет другое место. Пошли купаться.

– Нет, она будет рисовать на нашем балконе.

– Слушайте, не надо из-за меня ссориться. – Настя молитвенно прижала руки к груди. – Дима, честное слово, это не так важно…

– Настя, пожалуйста, подожди, – сказал Дима, не сводя с Тараса глаз.

– Ну, как знаешь! – Тарас прищурился и, круто развернувшись, сбежал вниз по лестнице.

– Он не обидится? – спросила Настя, глядя ему вслед.

– Не обидится. Когда ты придешь?

– Сразу после процедуры, минут через сорок.


Сидя на диване, Дима ждал Настю. Он очень нервничал. Она пришла в половине одиннадцатого и сразу начала рисовать. Дима сел чуть поодаль, в кресло-качалку. Он не качался – боялся помешать. Вытянув шею, он смотрел на линии, появляющиеся на бумаге, на руку, то замершую в воздухе, то твердую в своем движении, то порхающую над рисунком. Он смотрел на профиль Насти, то сосредоточенный и резкий, то внезапно теряющий очертания и слившийся с солнечными лучиками, заглядывающими на балкон сквозь высоченную пихту. Он улыбался, когда Настя прижимала пальцы к губам и задумчиво смотрела на море, и ему было больно, когда по ее лицу пробегала тревога.

– На сегодня хватит, – сказала Настя, и он вздрогнул от неожиданности.

– Что? Все?

– Да, – она повела плечами, – полтора часа…

– Полтора часа? – Он посмотрел на часы. – Ничего себе! Я и не заметил.

А что он мог заметить? Он смотрел на нее, и больше ему ничего не нужно, только бы она была рядом.

– Пойдем на пляж.

– Не могу, в двенадцать двадцать у меня процедура, – виновато сказала она.

Черт бы побрал эти процедуры!

– А после обеда тихий час?

– Ага.

– М-да… У вас порядки, как в казарме.

– Ну, я с этим ничего не могу поделать.

– Хорошо, – он примирительно сложил руки, – тогда скажи, когда мы увидимся?

– Давай погуляем после ужина.

– Может, поплаваем?

Она скривилась:

– Не хочу… Вода холодная.

– Хорошо, я буду ждать тебя возле фонтана. Идем, а то опоздаешь на свои процедуры.

В вестибюле они прошли мимо окаменевшей Антонины Денисовны. Ее сопение было слышно, пока за ними не захлопнулась дверь. Он проводил Настю до бальнеологического корпуса.

– Настя, я… – Он остановился на крыльце и потер пальцами лоб. – Я видел, как ты рисуешь. Ты такая… ты красивая.

Она улыбнулась, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку при всем честном народе.

С крыльца он не спустился, а спрыгнул, налетев на Тараса.

– Ой, а ты чего здесь? – воскликнул Дима.

– Я Свету провожал, – хмуро ответил Тарас, оглядываясь по сторонам. – Не нравится мне все это…

– Что тебе не нравится?

– Сам знаешь. Идем, разговор есть.

В номере Тарас плотно закрыл дверь на балкон, выпил бокал вина и сел в кресло.

– Что за разговор у тебя? – спросил Дима.

– Ты рехнулся? – Тарас прищурился.

– Не понял…

– А что тут понимать? Ты с кем шашни завел?

Дима вспыхнул:

– Не смей так говорить!

– Еще как смею! Ты завел шашни с девкой из четырнадцатого корпуса, а мы живем в первом! Знаешь, почему мы тут живем? Потому что принадлежим к избранным, потому что мы – элита! А она обслуга, понимаешь? Обслуга!

Дима не знал, что сказать, он просто растерялся от неожиданности.

– А девка эта…

– Не смей!

Тарас вскочил на ноги:

– Да, она не девка, она шушера, ничтожество, она самый низкий класс, она – четырнадцатый корпус, и этим все сказано! Ты не представляешь, что может быть! Меня здесь все знают, я тут как у себя дома, а народ тут неленивый, привыкли стучать друг на друга. Одно дело – курортный флирт, тут этим все занимаются, а твой трогательный поцелуй – это совсем другое!

– Это не то, что ты думаешь…

Тарас всплеснул руками:

– Лучше бы это было то, что я думаю, но я увидел другое! – Он подошел к Диме вплотную. – Дмитрий, ты можешь за две недели завести десять романов, но ты не имеешь права на такой поцелуй! Да еще с какой-то…

– Замолчи! – прошипел Дима. – Еще одно слово – и ты мне не друг!

Тарас повращал глазами, почесал затылок и ушел в свою спальню. Через минуту он вернулся.

– Слушай, ты не понимаешь, в какую семью тебя приняли, кто о тебе заботится, кто помогает…

– Я сам могу о себе позаботиться, – резко осадил его Дима.

– Сам? – хмыкнул Тарас. – Ты никогда сам сюда не попал бы.

– А мне сюда не надо, меня вполне устраивает палатка на берегу моря.

Тарас вытаращился на него:

– Ладно, вижу, ты не внимаешь моим советам. Тогда забудь все, о чем я говорил.

Дима выдержал паузу.

– Уже забыл.


Дима едва дождался вечера. Он весь задрожал, увидев Настю. В руке она сжимала зонтик.

– Думаешь, дождь будет?

– Обещали.

Они пошли вглубь парка, куда показывали стрелки с надписью «Тисовая роща». По мере приближения к морю все отчетливее слышался шум прибоя. Казалось, оно дышит, как гигантский зверь. В каталоге санатория было написано, что «дыхание» объясняется особенной формой бухты. Выйдя из рощи, они подошли к парапету. Дима посмотрел вниз и протянул руку Насте, боязливо отпрянувшей назад. Шурша камнями, теплое море лизало подножие скалы.

– Посмотри, здесь так красиво, – сказал он.

– Нет-нет, я боюсь.

– Иди, со мной можешь не бояться.

Настя подошла ближе и доверчиво вложила маленькую ладонь в его руку.

– Посмотри вниз, я буду тебя держать. – Он обеими руками обхватил ее за талию.

Она подалась чуть вперед, а он забыл обо всем, обнимая фигурку, трепещущую в его руках.

– Удивительно, – прошептала Настя. – Всего лишь камни, а так красиво!

Скольких женщин он обнимал, но никогда его сердце не билось так радостно. Он старался усмирить его, а оно буквально выпрыгивало из груди и кричало: «Это она, ты искал ее и нашел!» Наверное, он чем-то выдал себя, потому что Настя выпрямилась и внимательно посмотрела ему в глаза.

– Здесь есть старый маяк, говорят, там еще красивее, – выпалил Дима, хотя ему было не до разговоров, хотелось лишь молча смотреть в серо-голубые глаза. – Давай завтра туда сходим.

Он отвел ее от края и разжал руки. Она испуганно отступила на шаг.

– Сходим, обязательно, – тихо сказала Настя, пряча глаза. – Расскажи о себе еще что-нибудь, мне нравится тебя слушать.

А он хотел одного – чтобы она смотрела на него! В ее глазах было что-то обезоруживающе детское, будто на него смотрел ребенок, прося досказать интересную сказку.

– Расскажи о работе, – сказала она и улыбнулась.

Она уже не выглядела испуганной. Дима воспрянул духом:

– Моя работа совсем неинтересная, ты умрешь от скуки.

– Нет, не умру, мне интересно, я хочу знать, что ты умеешь. – Она покраснела.

Мало кто искренне интересовался его работой. Родители не в счет – папа помогал, если что. А остальные просто спрашивали из вежливости: «Как дела?» – разумеется, не собираясь выслушивать обстоятельный ответ. Лена тоже спрашивала из вежливости, она очень многое делала из вежливости. Черт, чего он привязался к Лене? А чтобы найти оправдание всему, что вот сейчас, в эту минуту, происходит, сказал себе Дима.

– Я ищу новые способы реконструкции зданий, – сказал он, увлекая ее к скамейке и леденея от мысли, что уже ничто его не остановит. Не в рассказе о работе, нет, а в чувствах к Насте.

– Ого! – воскликнула Настя, садясь на скамью. – Спасаешь дома? Ты любишь свою работу?

– Да, люблю.

– Это так интересно! Расскажи, как ты их спасаешь?

– Как? Ну, это правда скучно…

– Это не может быть скучно! Нет ничего интереснее, чем спасение. Я однажды дерево спасала. – Она засмеялась. – Видел бы ты меня…

– Расскажи!

Она отмахнулась:

– Эта история с душком.

– Почему?

– Потому что я замазывала трещину в стволе дерева коровьим навозом. Я смешала его с соломой и замазала, потом еле руки отмыла.

Он взял ее за руку.

– И что? Дерево выздоровело? – спросил он, перебирая ее пальчики.

– Конечно! Я потом его нарисовала.

– Покажешь?

Она кивнула и продолжила:

– Знаешь, я не люблю свою работу. Конечно, я стараюсь быть хорошим поваром, но это не мое. Больше всего в жизни я люблю рисовать, мечтаю стать художником.

– Слушай, в Харькове есть художественно-промышленный институт, ты можешь подать туда документы. Сейчас как раз идет набор. Конечно, придется пожить на стипендию, но родные же помогут?

По лицу Насти пробежала тень.

– Я что-то не так сказал?

Настя высвободила руку и провела ладонью по его щеке. Ее прикосновение было похоже на дуновение теплого ветра. Он закрыл глаза, и вдруг его сердце радостно забилось.

Дима открыл глаза:

– Мне так легко с тобой, будто ты – это я, будто я знаю тебя сто лет.

Настя откинулась на спинку скамьи. Ее бледное лицо казалось в сумерках выточенным из мрамора. Не в силах противиться нахлынувшему желанию, Дима поцеловал ее в губы. С Настей все получилось совсем не так, как с другими женщинами. Он сам несказанно удивился той нежности, с которой прикоснулся к ее губам. И она не застонала, как это делали другие, не прильнула к нему губами и не сунула руку под рубашку. Впервые ему было хорошо оттого, что он просто сидел рядом с девушкой и молчал. И вдруг они заговорили. Одновременно. И засмеялись. Смеясь, они ударялись лбами, хватали друг друга за руки и говорили, говорили… Ни о чем и обо всем сразу.