После этого разговора Талли подумала о том, что плохие времена действительно остались или вот-вот останутся позади. Если Бриджит признает себя виновной, ей больше не нужно будет беспокоиться о необходимости присутствовать на судебных заседаниях, а значит, можно постараться обо всем забыть и жить дальше. Похоже, судьбе наконец-то надоело наносить Талли удар за ударом, и она могла рассчитывать на достаточно продолжительный спокойный период. А если ей к тому же присудят «Оскар», все будет вообще замечательно. Талли, правда, не особенно на это рассчитывала: то, что об этом написали в газете, ровным счетом ничего не значило — мало ли какие предположения выскажут так называемые «эксперты». И все же в глубине души она мечтала о том моменте, когда эта престижная награда наконец достанется ей. Для Талли это означало бы бесспорное и окончательное признание киномиром ее таланта.

Ближе к вечеру ей позвонил Джим. Он тоже прочел статью и хотел поздравить Талли с этим «предвестником успеха», как он выразился. Дыма без огня не бывает, сказал он. Джим очень надеялся, что Талли в конце концов получит «Оскар». Кроме того, он сказал, что на каток они могли бы пойти в ближайший четверг, и Талли ответила согласием. Она действительно была в этот день совершенно свободна, да и Макс ждала похода на каток с нетерпением. Сама Талли тоже была не прочь немного покататься, хотя и знала, что потом у нее будут ломить лодыжки и мышцы ног — как-никак в последний раз она вставала на коньки года два назад.

— Как прошли рождественские праздники? — поинтересовался Джим.

— В общем и целом нормально, — ответила она. — Мы, правда, не устраивали ничего особенного, да и папы очень не хватало, — честно призналась Талли. — Но все равно мы обе получили удовольствие. Ну а потом нашлись всякие мелкие дела… — Она вздохнула. Каждый раз, когда Макс была с ней, Талли казалось, что время начинает лететь вскачь, но, когда она сказала об этом Джиму, он признался, что у него появляется точно такое же чувство, когда Джош приезжает на каникулы.

— Так, значит, встречаемся в четверг? — уточнил он, прежде чем попрощаться. В выходные Джим на несколько дней уезжал с сыновьями в Скво-Вэлли, чтобы покататься на лыжах, и откладывать поход на каток ему не хотелось.

В четверг вечером Макс и Талли встретились с Кингстонами на катке. Макс принесла с собой коробку шоколадного печенья с орехами, которое она испекла для всех, и они провели на свежем воздухе больше двух часов, то со смехом гоняясь друг за другом, то отдыхая на удобной скамье. Как и следовало ожидать, Джош катался лучше всех — в этом сезоне он уже много раз бывал на катке у себя в Мичигане и чувствовал себя более чем уверенно. Сегодня, впрочем, он не показывал никаких трюков из своего богатого арсенала; держа Макс под руку, он уверенно скользил с ней по льду, не давая упасть, а Бобби со смехом нареза́л круги вокруг них. Потом он встретил своих школьных приятелей и, запасшись печеньем из коробки Макс, отправился к ним.

Джим и Талли катались совсем медленно, восстанавливая забытые навыки; это, впрочем, не мешало им беседовать и по-дружески подшучивать друг над другом. Спустя примерно час они подъехали к скамье, чтобы немного передохнуть. Талли успела даже слегка запыхаться, однако никакая усталость была не в силах испортить ей удовольствие. Она улыбалась, а Джим откровенно любовался ею. Талли раскраснелась, глаза ее ярко блестели, а розовые меховые наушники и митенки делали ее похожей на школьницу. Сам Джим, впрочем, тоже выглядел лишь немногим старше своих сыновей. Многие из тех, кто пришел в этот вечер на каток, поглядывали на них с завистью, принимая за счастливых молодых супругов.

— Это просто какая-то рождественская сказка, — сказала Талли с улыбкой. — Свежий воздух, физическая нагрузка, уйма положительных эмоций… Я уже тысячу лет так не отдыхала!

— Я тоже, — серьезно ответил Джим. — Впрочем, с тобой мне хорошо всегда… — Он на мгновение смутился, но справился с собой и, подняв голову, посмотрел прямо в ее лучистые зеленые глаза. — Надеюсь, ты понимаешь, что обычно я не знакомлю своих детей с… с людьми, с которыми сталкиваюсь по работе. — Джиму не хотелось говорить «с жертвами» или «с потерпевшими», но Талли отлично его поняла. — Ты удивительная женщина, Талли, — продолжал Джим. — Мне было очень приятно с тобой познакомиться. Единственное, о чем я жалею, — это о том, что не смог расследовать твое дело быстрее и из-за этого тебе пришлось слишком долго ждать результатов. Я бы многое отдал, чтобы с тобой вообще ничего не случалось, но это, к сожалению, не от меня зависит. Мне остается только благодарить судьбу за то, что твое дело попало именно ко мне и я сумел узнать тебя достаточно хорошо.

За прошедшие месяцы они действительно стали друзьями и узнали друг о друге многое. И то, что это время было для Талли очень непростым, только помогло им проникнуться взаимным доверием.

— Я… я чувствую то же самое, — призналась Талли. — Я благодарна тебе за все, что ты для меня сделал. И не говори, что это твоя работа, потому что даже свои служебные обязанности можно исполнять по-разному. Если бы не ты, Бриджит еще не скоро удалось бы остановить… К счастью, самое неприятное теперь позади, но тогда… тогда мне было очень плохо, и я сумела это выдержать во многом благодаря тебе.

Это признание заставило Джима почувствовать себя польщенным, хотя он и понимал, что на самом деле его заслуги куда скромнее. Талли пришлось очень нелегко, но она не расклеилась, не впала в отчаяние, не опустила рук. Казалось, выпавшие на ее долю испытания только делают ее сильнее: Джим убеждался в этом каждый раз, когда они встречались. Очевидно, Талли от природы была наделена сильным характером, хотя в ней и не было ничего жесткого или бескомпромиссного. Напротив, она производила впечатление очень мягкого и доброго, тонко чувствующего человека, способного сострадать и сопереживать. Да и внешне она была очень привлекательной, и Джим чувствовал, как с каждым днем его тянет к ней все сильнее. За свою карьеру агента ФБР он никогда не позволял себе встречаться с потерпевшей вне рамок расследования, но Талли — это было нечто совсем особенное. Джим с удовольствием проводил с ней свободное время, и после каждой такой встречи ему еще сильнее хотелось увидеть ее вновь.

— Я не хочу, чтобы ты думала, будто для меня это в порядке вещей. На самом деле… — Джим на мгновение опустил взгляд, но тотчас снова поднял голову. — С тех пор как умерла Дженни, я еще никого не приглашал на свидание.

— Я знаю. — Талли сняла перчатку и доверительным жестом прикоснулась к его руке. Джим бережно накрыл ее пальцы ладонью.

— Ты поужинаешь со мной, Талли? — спросил он негромко, и его взгляд отразил напряжение и мольбу. Он боялся отказа — боялся, что она ответит «нет» и навсегда разорвет тонкую нить, которая протянулась между ними за прошедшие месяцы.

Талли улыбнулась. Улыбнулась и… кивнула.

— Мне бы очень этого хотелось, — ответила она тихо.

Джим просиял, потом вдруг стремительно поднялся, увлекая Талли за собой. Он услышал то, о чем мечтал, и боялся произнести еще хоть слово, все еще не веря, все еще сомневаясь… Впервые за много лет Джим смотрел на другую женщину, не испытывая чувства вины перед Дженни. Он был уверен, что Талли понравилась бы ей, как нравились Талли его сыновья и как ему самому пришлась по сердцу Макс. Они встречались все вместе всего лишь в третий раз, но Джим видел, что им хорошо друг с другом и что отношения между детьми с каждым разом становятся все более доверительными и тесными. В особенности это касалось Джоша и Макс. Он уже предупредил сына, чтобы тот держал себя с дочерью Талли по-джентльменски, и Джош даже обиделся — ничего дурного у него и в мыслях не было. Джим, впрочем, знал это и сам, просто он слишком боялся, что какая-то случайность может все испортить. Всего за несколько месяцев Талли и Макс видели столько горя, несправедливости и лжи, что другим людям этого хватило бы на всю жизнь, поэтому относиться к ним следовало с особой осторожностью. Примерно так Джим и объяснил сыну ситуацию, и Джош его понял.

Дальше дети катались одни, время от времени Джим и Талли присоединялись к ним, но больше сидели на скамье и разговаривали обо всем на свете. У Джима было очень легко и радостно на душе, и тем не менее он так и не осмелился снова заговорить об их свидании напрямую. Он только упомянул, что хотел бы отвести ее в ресторан «Джорджио Бальди», где, по его словам, была лучшая в городе итальянская кухня. Талли, однако, прекрасно поняла, о чем идет речь, и сказала, что очень любит итальянские блюда. А Джим в свою очередь догадался, что она только что еще раз сказала ему «да», и от этого ему захотелось запеть, пройтись на руках или выкинуть еще что-нибудь подобное.

Расходиться никому не хотелось, но на ночь каток закрывался, и им волей-неволей пришлось собираться домой. Несмотря на то что они провели на катке почти четыре часа, никто из них не чувствовал себя усталым. Когда они вышли на автомобильную стоянку, было уже начало двенадцатого. Завтра все трое Кингстонов должны были на три дня уехать в Скво-Вэлли — кататься на лыжах, и сыновья Джима наперебой обещали Макс, что будут ей оттуда звонить. Услышав это, Джим и Талли обменялись долгим взглядом. Потом они стали прощаться, и он в первый раз за все время поцеловал ее в щеку. Уже сидя в такси, Талли все вспоминала этот поцелуй и думала о том, какой замечательный вечер они провели. Почему-то она была уверена, что таких вечеров будет еще много, и ей хотелось, чтобы Джим поскорее вернулся со своей лыжной прогулки. Макс, откинувшись на сиденье рядом, слушала музыку по айпаду, и ничто не мешало Талли с головой погрузиться в мечты.

* * *

После возвращения Джима из Скво-Вэлли прошла неделя. Талли регулярно беседовала с ним по телефону, но встретиться они так пока и не смогли — за время рождественских каникул у Джима на столе скопилось немало дел, требовавших расследования. Несмотря на острую нехватку свободного времени, Джим продолжал следить за делом Талли и сразу позвонил ей, как только Бриджит официально признала себя виновной сначала в присвоении чужих денег, махинациях с кредитными карточками, электронном мошенничестве и уклонении от налогов, а затем (для этого потребовалась отдельная процедура) и в убийстве первой степени. Вынесение приговора и назначение наказания было назначено на начало апреля. К этому времени Испытательная служба должна была подготовить необходимый в таких случаях доклад о личности и обстоятельствах жизни подсудимого и выработать рекомендации для судьи. Джим считал, что Бриджит, по всей вероятности, получит около десяти лет, так как она все же признала себя виновной до суда. В противном случае, сказал он, ей могли бы дать и двадцать лет, и даже пожизненное заключение. Теперь адвокатам оставалось только обсудить гражданский иск Талли и договориться о размерах компенсации, поскольку признание Бриджит содержало в себе пункт об обязательном возмещении убытков в полном размере.