Таффия Исаева - Простая История

Я перевела палец, но подушечка пальца остыла, и узор остался почти прежним, только чуть смазанным.

Громко рассказать всему миру с кем ты спишь, а ведь по большому счету мира это не касается. Это касается тебя, и того с кем ты спишь.

Я положила на стекло ладонь. Лед плавился медленно, по руке стали стекать холодные капельки, они вяло текли по краю ладошки и падали на подоконник.

Ну а зачем тогда? Я попыталась воспроизвести в памяти сегодняшний вечер. Долго ли она собиралась духом, чтобы выпалить эту фразу? Хотела ли она что бы она прозвучала именно с такой громкостью? Может быть, это была попытка похвастаться? Ларка, о чем ты? Хвастать тобой? Ну у тебя и самомнение!

Я отняла холодную и мокрую ладонь от стекла и вытерла ее о штанину. В маленькое оттаявшее пространство стекла я увидела снег, деревья, и… одинокую фигурку, прижавшуюся к одному из тополей. Она смотрела на меня. Смотрела прямо через лед и стекло. Лешка. Она не ушла. Она просто стояла там и ждала. Глупо. Чего можно ждать? У меня окна замерзают, и я ничего не вижу. Но почему такое отчетливое ощущение, что она знает… Знает, что я вижу ее.

И что? Что теперь? Выйти за ней? Подождать… Или проверить? Я улыбнулась. И поманила ее рукой. Темная фигура отделилась от дерева и побрела по сугробу к тропинке. Поняла?

Или почувствовала?

Или что-то там себе придумала, стоя в снегу и обнимая холодный ствол дерева?

Тихий стук в дверь. Даже не стук, а поскребывание. Нерешительное, почти беззвучное. Я слетела с подоконника и молнией пронеслась в коридор. Распахнула дверь и… И попала в обжигающие холодом объятия Лешки. Она целовала мои щеки, глаза, губы, что-то пыталась бормотать, мне казалось, это были слова извинения. Я лишь в перерывах между поцелуями смогла прошептать: забудь, это все неважно, и снова отдалась на милость этих нежных, по-детски наивных губ.

Господи, как же она хороша! Хороша и очаровательна вот в этом порыве чувств. Как же это манит и пьянит.

Чувствуй, девочка, чувствуй!

И дай мне возможность чувствовать тебя и себя.

Я быстро стянула с нее куртку и кофту. С джинсами пришлось повозиться, потому что я совершенно забыла, что на ней еще и обувь. В конце концов, совместными усилиями и я, и она были освобождены от лишней одежды. Вернее вообще от одежды. Мы встали друг против друга. Свет фонарей падал на середину комнаты, отделяя потоком света меня от нее. Я шагнула в призрачный свет, она шагнула мне на встречу. Мы стояли и смотрели друг на друга. Жадно ощупывая глазами то, что сейчас будет сминаться под руками, губами и чувствами. Как же она прекрасна! Я скользила глазами по нежным плечам, чуть округлой, совсем детской груди, плоскому животу, чуть подрагивающему от возбужденного дыхания и прохладного ветерка из открытой форточки. Стройные ножки, смущенно-плотно сдвинуты, чуть прикрывая темный курчавый треугольник волос. Она протянула мне руку и я, взяв ее, поднесла к своим губам. Я целовала каждый пальчик, ладошку, нежное, почти прозрачное запястье. Она с каким-то глухим стоном отняла руку и приникла ко мне. В одном порыве мы упали на диван, и все закружилось в бешеном вальсе. Ее руки, мои, губы, язык, ноги… Наверное мы хотели соприкоснуться каждой клеточкой своего тела, каждый миллиметр кожи требовал прикосновения и ласки. Жестоко-нежной ласки. Горячее тело и ее холодные губы, скользившие по мне, заканчивались почти болезненным томлением внизу живота. Повергали в нежность и ярость, даря боль и наслаждение, утоляющее эту невнятную боль…

– Я люблю тебя. Очень, очень люблю тебя. – прошептала она, отдышавшись от бешеного танца, лежа на мне и щекоча словами мою шею.

– Ты только моя. – сказала она, поднявшись на локтях и нависая надо мной. – Ты слышишь? Я никому тебя не отдам. Ты всегда будешь только моей. Потому что я очень люблю тебя. Ты понимаешь?

Я кивнула. Не могла же я сейчас объяснять этому ребенку, что «навсегда» – это очень долго. Я просто кивнула. Мое тело все еще постанывало от пережитого и я, прикрыв глаза, отдалась ощущениям. Я смотрела внутрь себя. Видела, как бежит кровь по венам, как радуется каждая клеточка моего тела. Смешно, но я даже видела их задорные улыбки.

Лешка отвалилась от меня и, подгребая мое безвольное тело к себе, глубоко и надрывно вздохнула. Она засыпает. Всегда вздрагивает и что-то шепчет, когда засыпает. Иногда мне любопытно и я прислушиваюсь к тихому невнятному шепоту, но чаще мне все равно. И я засыпаю следом за ней.

Моя иллюзия бескрайнего счастья пошатнулась. То, что я упорно создавала, грозило рухнуть на меня и завалить осколками. Возможно, с ранением. В голову. Выбор все же оставался. Закрыть глаза, заткнуть голос разума, с громкостью сирены вопивший у меня в голове.

Или…

Тихо приоткрыв заднюю калитку счастливого замка, выскользнуть из мира иллюзии в мир реальный и, притворившись нищенкой, узнать ответы на терзающие меня вопросы. Но что-то подсказывало мне, что ничего хорошего в тайне держать не станут. Тайна – это обычно что-то неприятное, шокирующее, убивающее, разрушающее. Прежде чем задать вопрос, подумай, готов ли ты услышать ответ. Ведь этот ответ может многое поменять в твоей жизни.

Готова ли я услышать ответы?

Принцесса готова сбежать из счастливого замка. Ты мне друг, но истина дороже. Нужна ли мне эта истина? И не все ли равно, о чем не договорила та девушка в баре? Мне сейчас очень хорошо. Но стоит мне лишь задуматься, как я вижу тихую печаль, кивающую мне из угла, и как бы говорящую: все равно это произойдет, не сейчас, так потом, только потом будет больнее.

И я решилась.

Единственный человек, который бы мог мне помочь это был… Конечно, Рыжий. Только он мог запросить нужную мне информацию и без лишних подозрений выяснить все о Лешке.

А что «все»?

Все, что можно. Фамилию, имя, где живет, где учится или не учится, чем занимается, куда пропадает… Почему-то неожиданно эти вопросы стали мне очень важны, и почему-то я точно знала, что Лешка мне не ответит на них. По крайней мере, правды точно не скажет. А проверять… слишком унизительно. Унизительно уже и то, что я, как долбанный персонаж дешевого фильма, «нанимаю» друга, что бы узнать информацию. Унизительно то, что пока Лешка спала, я обшарила все ее карманы, в надежде найти хоть какой-нибудь носитель внешней информации. И то, что я не нашла ничего еще больше возбудило мое любопытство.

Я позвонила Рыжему и, не вдаваясь в подробности, попросила его о встрече. И вот мы сидим в каком-то кафе, друг напротив друга.

– Привет… – господи, как тоскливо и неуверенно на душе.

– Привет.

И все. Сидим и молчим. Я вижу, что он начинает нервничать. Понимаю, что нужно начинать разговор, пока он не напридумывал себе невесть что.

– Дим… – Спотыкаюсь я на его имени.

– У тебя что-то случилось?

И вдо-о-о-о-о-о-о-ох:

– Я хочу кое о чем попросить тебя, – пряча взгляд в пластиковый стаканчик с соком, сказала я. Выдо-о-о-о-о-о-о-х.

– И?

– Понимаешь… – я жевала губу, прятала глаза и буквально выдавливала из себя слово за словом. Никогда не думала, что просить это так сложно.

– Я даже не знаю с чего начать…

Рыжий терпеливо ждал, чуть наклонив голову, он внимательно смотрел на меня.

– С начала, – посоветовал он.

С начала… Легко тебе говорить… Ну не смотри ты на меня так! Я слегка разозлилась.

– Мне нужна информация.

– О… Почему-то меня это совершенно не удивляет. Информация какого рода?

– Помнишь, ты рассказывал мне о девочке, которая убила свою подругу?

– Как я могу забыть, – горько усмехнулся он. – Что тебя так заинтересовало?

– Я ничего не знаю о Лешке… И хотела бы узнать… все что возможно…

– Спроси у нее.

– Дим, – я снова спрятала глаза в стакане. – Я не могу у нее спросить…

– Почему? Думаешь, что она не скажет правду? – ехидно поинтересовался он

Я подняла глаза на него и тихо ответила:

– Уверена, что соврет.

После этих слов Дима заметно напрягся. Теперь передо мной сидел не привычный Рыжий, а самый настоящий адвокат. В глазах появился какой-то странный блеск, губы стали тверже, мне казалось, что я даже вижу мысли, которые бегают в его голове, аккуратно выстраиваясь в ряды в строгом порядке очередности.

– В прошлом месяце мы столкнулись с одной из ее знакомых. Ее реакция на безобидную встречу насторожила меня. Спросить ее я не могу. Если за столько времени я так ничего и не узнала о ней, значит, человек упорно скрывает информацию. И потом… – я смутилась, но решила не изменять себе и быть честной до конца. – Я обыскала ее вещи. Да, да, да… И не смотри на меня так. Я обыскала ее вещи и не нашла ничего. Ни паспорта, ни студенческого билета. Вообще ничего. Ты поможешь мне?

Он молчал, видимо переваривая информацию и обдумывая мою просьбу.

– Если тебе неприятно, сложно или некогда, тогда так и скажи… Я пойму, – предложила я.

– Что конкретно ты хочешь узнать? – после довольно длительного молчания спросил он.

– Имя, фамилию, где живет, учится или работает, возраст…

По мере моего перечисления Димкины брови ползли вверх от удивления.

– Ты хочешь сказать, что ничего из этого не знаешь?

Я покачала головой.

– И ты не можешь у нее спросить, потому что твердо уверена в том, что в ответах на такие простые вопросы она тебе солжет?

– Я понимаю, что ситуация более чем странная. Что она бредовая, но да… Всё именно так.

– Почему ты решила, что она врет?

– Она говорила, что учится… Но вот именно тогда при случайной встрече с ее знакомой я узнала, что это вроде бы не так. И еще то, что Лешка не так давно вернулась откуда то.

– Подожди, что значит «вроде бы не так»? Ты не уверена?

Выдохнув, я пересказала ему встречу в баре.

– Я говорил тебе, что она странная. – резюмировал он мой рассказ.

– Давай не будем об этом, ладно?