Накинув капюшон на голову и мягко упрекая себя за покупку ненужного, я медленно шла по мокрому асфальту к подъезду. Легкое опьянение не давало мне замерзнуть, и я наслаждалась погодкой. Мое внимание привлекло темное пятно на серой кирпичной стене. Я замедлила шаг. Приближаясь к двери подъезда, я по очертаниям пятна определила в нем человека. Пьяный, наверное. Устал – присел отдохнуть.

Я почти вошла в подъезд, когда услышала голос:

– Огня не найдется?

Странно. Голос не был пьяным. Он принадлежал молодому человеку. Даже, наверное, мальчику.

Я повернулась к нему, одновременно выуживая новенькую зажигалку из узкого кармана.

– Держи.

Огонь выхватил из темноты лицо. Точно. Мальчик. Лет пятнадцати. Что делает тут ребенок в это время?

– Спасибо.

По дрожащему огню сигареты в пальцах юноши, я поняла, что он сидит тут давно. И порядком замерз. Обычно я очень осторожный человек, не знаю точно, что подкупило меня в этом человеке. Наверное, бутылка «Голден скай», выпитая мной во время прогулки.

– Чаю хочешь?

Тень молчала. Я поняла, что хочет. И не только чаю. Хочет к свету, в тепло.

– Пошли. – я тронула Тень за плечо, и, не оглядываясь назад, вошла в подъезд. Почему я была так уверена, что Тень пойдет за мной? Но она пошла.


Когда я открыла входную дверь и вошла в квартиру, меня ожидал еще один сюрприз. При тщательном визуальном изучении моя находка оказалась девушкой. Причем настолько похожей на парня, что определить ее пол я смогла лишь по выпуклостям, которые находились именно там, где у парня их просто не может быть.

– Проходи. – сказала я, снимая куртку и вешая ее на крючок. – Куртку можешь повесить тут. – Я пошла на кухню. Щелкнув выключателем небольшого бра над столом, я в который раз мысленно похвалила себя за чистоплотность. Я долила воды в чайник, щелкнула кнопкой включения.

– Иди сюда! – позвала я свою находку. Интересно, что она там застряла? Я взяла в руки пепельницу, и, повернувшись, чуть ее не уронила. Находка тихо сидела на табурете за моей спиной. Двигается как кошка.

– Я тут. – теперь она говорила тише, потому как точно знала, что ее слышат, и ее голос стал глубже и ниже на полтона.

– Я вижу. – ответила я, ставя пепельницу на стол.

– Ты кто? – я залезла на табурет и, достав сигарету, закурила.

– Лешка.

– Ты врешь. – доброжелательно ответила я, выпуская струйку сизого дыма. Вино веселило меня и отгоняло всякую осторожность.

– Какая разница? – она наконец-то подняла свои глаза и посмотрела прямо на меня.

– Почему ты сидела у подъезда под дождем?

– Потому что у меня неприятности дома. – она смотрела на меня, и ее глаза говорили «ну давай, расспроси меня об этом и я скажу, куда тебе нужно идти и с каким ускорением, потому что это не твое дело, какие у меня неприятности». Что ж. Мне все равно неинтересно, что у детей могут быть за неприятности. А она все так же смотрела с ожиданием вопроса. Мы молчали. Чайник шумно закипел и выключился с громким щелчком. Я пожала плечами и повернулась к чайнику.

– Сколько тебе сахара? – две чашки – два пакетика – две ложки.

– Я не пью сладкий чай. – минус ложка.

Ладно. Я поставила перед ней чашку и села напротив. Мы опять молчали. Интересно, ее напрягает молчание? Почему-то на людей это действует, как тонкий психологический прием. Они теряют уверенность, начинают нести всякую чушь – лишь бы не молчать – и выглядят еще более глупо, чем, если бы они подхватили молчание. Я смотрела, как она отогревает замерзшие пальцы о горячий фарфор. У нее будут красивые руки. Именно будут, когда подрастет. Сейчас длинные и по-мужски изящные пальцы были покрыты заусенцами, точками от шариковой ручки, даже пара царапин была в наличии. Ногти явно обгрызены.

Молчание затянулось.

– И часто у тебя неприятности?

«Лешка» замешкалась. Раньше я никогда ее тут не видела, но я так редко обращаю внимание на окружающий мир, что запросто могла бы пройти мимо нее и не заметить. Во дворе же все время тусуются чьи-то дети. Она шумно отхлебнула из чашки, умудрившись спрятать в ней почти все свое лицо. Я видела лишь ершик когда-то светло-русых волос, которые теперь переливались всеми цветами радуги. Она, наверное, почувствовала, что я смотрю на нее. Чашка медленно опустилась. Над краем нежно-голубого фарфора показались серые с зелеными искорками глаза. Я затушила сигарету.

– За что же твои родители могли выгнать тебя ночью на улицу? – я решила немного подразнить ее. – Они тебя совсем не любят?

– Совсем. – она поставила чашку на стол и вновь посмотрела мне прямо в глаза. Ее взгляд мне откровенно говорил: «это вообще-то не твое дело, но раз ты меня напоила чаем, то так и быть – я потерплю»

– А, понятно. Плохая, непослушная девочка. Поймали за курением? Двойка в дневнике? Хотя нет, сейчас же лето, какая двойка…- я совершенно не понимала, какие еще могут быть проблемы у детей ее возраста.

– Я не курю. – удивила она меня. – И не нужно обращаться со мной как с нашкодившей школьницей.

– Да? – я с интересом окунулась в серые глазки, пытаясь поймать взглядом хотя бы одну зеленую искорку. – А сколько тебе лет? – я задала вопрос просто так, для того, чтобы она не отводила глаз, и я могла бы дальше заниматься «охотой» в ее глазах. Почему-то именно когда ты спрашиваешь человека, глядя ему в лицо, он тоже смотрит на тебя, но стоит вопросу закончится, то… в общем редко кто отвечает, глядя вот так же прямо.

– Мне 19.

– Ого. Учишься? Или слоняешься со шпаной из нашего двора?

– А кто тебе сказал, что эта шпана не учится?

– Не знаю. Просто они все время галдят, там, внизу. Создается впечатление, что они приходят туда рано утром и рассасываются поздно вечером.

– А ты не думала, что это разные люди? Ну, что утром это одни, днем другие и вечером все вместе?

Я удивленно посмотрела на нее. Нет, я о таком даже не предполагала. Они все для меня на одно лицо: проколотое, татуированное детство плавно переходящее в стадию отроков. Хотя кто их сейчас называет отроками?

– Ладно, не важно. Пошли, придется тебе спать на полу. Не страшно?

– Ты… что? Хочешь оставить меня на ночь? – мне показалось, что она сейчас просто упадет с табурета.

– Нет, я хочу выгнать тебя на улицу, чтобы ты дальше сидела там и мерзла. – улыбнулась я, спустив ноги с табурета и вставая. – Пошли-пошли. Да и ночь-то почти кончилась. Так что это не считается. Не стесняйся. Я не кусаюсь.

– Ну, очень надеюсь на это. – пробурчали мне в спину.


Раскладывать диван я не стала. Просто кинула себе подушку и, открыв ящик для белья, выудила из него легкое одеяло. Находке постелила плед, отдала вторую подушку и свое теплое одеяло. На полу иногда бывает холодно. Особенно если ты трезв, а окно всю ночь открыто. Я переоделась в домашние брюки и майку и юркнула под одеяло. «Лешка» посидела еще с минуту на кухне, потом я услышала, как тихо открылся кран и зажурчала вода. Она что, моет посуду?!? Больной ребенок. Однозначно. Потом вода перестала литься, и свет погас. Теперь я видела лишь тень. Она кошачьим шагом прошла в комнату и так же тихо растворилась под одеялом. Я закрыла глаза. Мне стало интересно, что могло выгнать человека из дома? Я вспомнила своих родителей, свое детство. Интересно чем я занималась в 19 лет? Ах да. Я уже работала и жила отдельно. Я уехала от родителей, когда мне стукнуло 18 лет. В другой город. Я тщательно выбирала себе профессию, старательно выбирала город. Чтобы он обязательно был подальше от моего родного, и что бы там были удобоваримые для меня условия обучения и проживания. Я училась, я работала и жила в общежитии. Усиленно копила на собственное жилье. Девчонки вечно бегали на свидания и дискотеки, и мне было непонятно: когда они успевают учиться, и на какие деньги удовлетворяются их желания? Какие-то странные у них проблемы были… колготки-помады-тушь-бусики-тряпки-мужчины, и все это обсуждалось в одном разговоре, в одном порыве поделиться радостью от купленной по дешевке туши, до секса на прошлой вечеринке. Квартиру мне подарили за окончание университета. Ну, подарили – это громко сказано, за пять лет, я смогла прикопить неплохую сумму, поэтому наполовину этот подарок был честно оплачен мной самой. Родители долго не могли понять моего желания остаться в чужом городе. Это для вас он чужой, а мне за эти пять лет он стал родным. Роднее вас. Ну, простите, вот такая я неблагодарная. Мой мозг совсем ушел в воспоминания, и я даже не заметила, как уснула. Мне снилось что-то невообразимо яркое. Яркое солнце, яркая листва, даже мяч был ярко красный. Хотя откуда там был мяч? Не важно. Пусть.


Открыв глаза, первое, что я увидела это пустое спальное место. Мозг заработал и через минуту выдал информацию, что вчера я привела с улицы домой совершенно незнакомого мне человека. Также он мне услужливо подсказал, что если я так и дальше буду делать, то все может закончиться для меня очень и очень печально. И если я уже начинаю так делать, то мне стоит задуматься о своем психическом благоразумии. Конечно, на самом деле все было намного короче и в матах. Но итог был одним – ты дура, Лариска.

Я прислушалась. Дома было тихо. На кухне? Чай пьет? Что за дурацкое имя – Лешка? Я встала и осторожно заглянула на кухню. Там никого не было. Я метнулась в ванную, но и она радовала своей пустотой. Идиотка, чему ты радуешься? Я подергала входную дверь. У меня автоматическая собачка, которая захлопывается сама. Моя ночная гостья просто проснулась утром раньше меня и ушла. Я вернулась в комнату и пристально осмотрелась. Красть у меня особо нечего, денег немного, все деньги я храню на карте. Сумочки у меня отродясь не было. Золота тоже. Я постояла, подумала еще маленько, а потом махнула рукой. Даже если Лешка что-то вынесла из моего дома, то так как я этого не заметила сразу, значит мне это неважно. А ей, наверное, нужно.


Всё утро. Целое утро и кусочек дня я потратила на то, что бы купить себе футболку. Мои ноги ныли, казалось, по самое колено. Удобные ботинки теперь казались неимоверно тяжелыми и неудобными. Нагруженная сумками, потому что по пути я решила заглянуть в супермаркет, я думала, что никогда не дойду до дома, и эти сумки становились тяжелее с каждым шагом.