– Лариса Александровна!

– Да, Михаил Михайлович. – я отозвалась утвердительно. Все равно, что он там спросил – главное согласиться.


Как и было мной предсказано, после настоящей планерки все побежали резво наводить порядок в мыслях и делах. Я послонялась по офису и пошла в Информационно-технический отдел.

– Жень? Привет. – с особо очаровательной улыбкой я обратилась к программисту.

– Привет, Лар. Что-то случилось?

– Разумеется, – встрял в разговор Степан – второй программист в нашей шараге. – Она приходит только тогда, когда у нее что-то случается.

– Ну а что же мне делать, если тут чаще всего сидишь ты, и совсем не облагораживаешь общей картины? Я, как человек тонкой душевной организации и приобщенный к искусству просто не могу долго смотреть на тебя – дисбаланс, возникающий в организме, никакой Активией не исправишь.

Все рассмеялись, а Степан благоразумно умолк.

– Жень, ты не возьмешь мой компьютер на профилактику, а? – всё так же обворожительно улыбаясь, я приблизилась к столу программиста.

– Лар, но он же недавно был на профилактике, ты что же – домой хочешь?

– Ага. – я довольно озорно улыбнулась. – Ну, так как? У меня, кстати, почтовая программа «глючит» – половина почты оседает в ящике МихМиха, не достигая меня.

– Ладно, так и быть, – со вздохом согласился Женя. – Потом приду у тебя отпрашиваться.

– Все что угодно для хорошего человека! – я еще раз обнажила зубки и пошла к выходу. Ну, вот. Теперь можно с чистой совестью сообщить начальнику, что у меня сломалась машина и, так как в офисе мне делать совершенно нечего, я честно поехала домой. Пусть попробует возразить! Вот так-то!


Сидеть дома было скучно, я вздремнула пару часиков и решила сходить в магазин, чтобы прикупить себе винца. Наверное, я много пью. Вернее – очень много пью. Наверное, я алкоголик. Я стремлюсь напиться всегда… Чтобы оторваться от действительности… Зачем мне действительность, если есть прекрасное забытье. Позволяющее тебе все на свете. Почему люди пьют вино? Потому что оно жидкое… было бы оно твердое… они бы его грызли… Опьянение дает возможность расшириться рамкам, в которые мы сознательно или бессознательно себя упихиваем… или запихиваем… разве это важно? Все равно мы в них… в рамках… талантливые люди много пьют… или курят… или… беспорядочный секс… наркотики… все равно их что-то убивает… талантлива ли я? Не знаю… и что убьет меня? Что может меня убить… Глупость… Хотя… может и она имеет право на существование? Но только не в моем мире… Черт… Кто-то звонит в дверь? До чего же моя жизнь похожа. Каждый день, как под копирку… И как так можно жить? Да и нужно ли? Если это Рыжий, я его пошлю! И в этот раз я уже не буду лапочкой-душкой.

Я зло рванула дверь на себя и…

– Привет, Лешка. Проходи!

– Опять пьешь? – в ее голосе я услышала добрую порцию неодобрения.

– Пью. Присоединишься?

Мы зашли в комнату и Лешка тут же заняла свое место в углу дивана.

– Присоединюсь. Не пить же тебе в гордом одиночестве. Как прошел день?

– О, давай без риторики…

Я пошла на кухню и принесла ей холодную бутылку.

– Ты вчера была не одна. Кто это был? – она приняла холодное стекло и огляделась в поисках штопора.

– А ты откуда знаешь? Следишь за мной что ли? – я прошла и села на подоконник.

– А как же… Штопор где? – я кинула штопор, который лежал рядом со мной. – Слежу. За такой, как ты – глаз да глаз нужен.

Я пристально смотрела, как острый кончик штопора мягко входит в пробку.

– Это почему?

– Ну, потому что ты напиваешься, а потом тащишь в дом незнакомых людей с улицы.

– Это кого? – я искренне удивилась.

– Меня, например. Забыла уже? Или мы с тобой на званом вечере познакомились? – Она вытащила пробку и сделала большой глоток вина.

Ну, в общем-то она была права… Однако…

– Кого хочу, того тащу… – я обиделась и отвернулась – смотреть на улицу.

– Первый-то твой ухажер даже в подъезд не был допущен, а второй, я смотрю – до койки добрался.

– Тебя это как касается? – я от удивления чуть не свалилась с подоконника.

– Ну да, ну да, – пробормотала она себе под нос. – С кем хочу с тем и сплю.

– Слушай, ну если ты вчера опять ошивалась около моего подъезда ночью, то почему не зашла?

– Тебе никто не говорил, что ты часто говоришь глупости? Вы тут кувыркаетесь, и тут я такая вся из себя в белом пальто…

– У тебя синяя куртка…

– Что? Какая разница, это образное выражение.

– У тебя опять неприятности дома?

– С чего ты взяла?

Я начала злиться.

– Ну, с того, что ты ночью караулила у моего подъезда.

– А с чего ты решила, что я караулила? И вообще, подъезд не только твой, и, может быть, я не одна была, и у меня были более приятные занятия…

Фантазия услужливо нарисовала объемную картинку: Лешка в обнимку с парнем на лавочке. Бред! Тяжелое слово упало в картинку прямо Лешке на голову, и она смешно повалившись, задергала ногами в воздухе.

– Врешь ты все. – я вздохнула и опять повернулась к окну.

Какое-то время мы молча пили вино, потом Лешке надоело молчать:

– А у тебя с этим рыжим серьезно?

– Не говори глупостей, – отозвалась я.

– А с тем, первым?

– Игорь вообще просто мой друг.

– А куда он делся?

– Какая разница? Делся и делся. Забудь ты про него. Давай потанцуем – это одна из моих любимых мелодий. – я спрыгнула с подоконника, подошла к музыкальному центру и вывернула регулятор громкости на максимум.

Мы танцевали под ласковую медленную музыку. Танцевали как-то тупо. На мой взгляд, это нельзя назвать танцем, это просто тупое переставление ног в огромном желании не наступить на ногу партнера. Может быть, будь я чуточку трезвее, я бы почувствовала момент, и, возможно, даже сгладила бы его, но я уже достаточно отупела от выпитого, и мне стало просто интересно, когда рука Лешки сползла ниже моей талии и пальцы стали подбираться под мой топик. Алкоголь властвовал над моим телом, он совершенно нарушил любую координацию моих движений. Сейчас, – лениво подумала я, – не только мои мысли напоминают пластилин, а я вся как бы состою из такой медленной, вязкой, плавно перетекающей субстанции. Все, что я сейчас имела, делало меня счастливой. Это не было визжаще-пищащее счастье, это было тихое отупение. Я переставляла ноги, плавно покачивала бедрами, рука Лешки давно уже гуляла по моей спине. А я, уткнувшись носом в ее шею, слушала музыку, наслаждаясь собственным состоянием. Но продолжение момента не заставило себя ждать.

– Можно я поцелую тебя?

Возможно, мне приснился этот вопрос, возможно, я ждала его, возможно, даже знала ответ. Не так давно я призналась себе, что хочу этого ребенка. Так почему же сегодня, после всех нотаций, прочитанных мысленно самой себе в тот момент, я просто подняла голову и наткнулась на ее губы…

В начале она лишь робко коснулась моей нижней губы легким поцелуем. Потом, осмелев, и чувствуя, что я не против, Лешка поцеловала меня по-настоящему. Губы Лешки оказались на удивление мягкими, теплыми и чуть влажными. Ощущение от ее поцелуя было очень новым, сильным, захватывающим и… все. Не было того волшебного ощущения, когда кружится голова или подкашиваются ноги. Не было возбуждения. Может, я слишком пьяна? Лешка же вся отдалась этому поцелую. Я открыла глаза и смотрела на нее. Длинные ресницы откидывали тень на мягкие и бархатистые даже на вид щеки. По ее лицу было понятно, что сейчас она где-то не здесь, а на седьмом «голден скай». Хотя выпила она всего ничего. Двумя руками она держала меня за талию, как будто боялась упасть. Что-то в ее облике развеселило меня, я совсем забыла, что мы целуемся, и невольно улыбнулась. Она тут же разжала руки и выпустила меня. Я покачнулась и чуть не упала. Лешка спрятала глаза в пол и не смотрела на меня, а мне почему-то нестерпимо хотелось увидеть ее глаза именно сейчас, когда в них еще бушует возбуждение и желание. Почему-то я была уверена, что она возбудилась. Ее дыхание было резким и прерывистым, как будто она только что пробежала стометровку. Мы так и стояли на «пионерском расстоянии» друг от друга. Внезапно я поняла, что очень устала, и нестерпимо хочу спать. Я сделала шаг назад, и Лешка как-то съежилась.

– Извини, я очень устала, и хочу спать, – пробормотала я.

– Д-да… Я пойду? – полувопрос-полуутверждение.

– Куда ты пойдешь в четыре часа утра? Оставайся тут, – я устало села на диван. – Ляжем на диване, выспимся, а утром пойдем по своим делам.

Она молчала. Лешка очень хотела остаться, я просто чувствовала это, но что-то мешало ей сказать «да».

– Оставайся, – у меня совсем не оставалось сил спорить. Что не дает ей остаться? Неужели только лишь… боязнь лечь со мной в одну кровать? Но раньше ее это не останавливало. Или, может быть, она прячет что-то еще? Не важно. Я так устала, что даже нет сил раздвигать диван.

– Я не могу, – она отвернулась. – мне нужно домой.

– Как хочешь, – я подтянула ноги на диван и уставилась в окно. Лешка тихо прошла в коридор, обулась и тенью выскользнула за дверь. Я протянула руку и, взяв пульт, выключила музыку. Стало тихо. Безразличным взглядом я обвела комнату. Убираться буду завтра, а сегодня я устала. Нужно было еще заставить себя расправить постель, спать на сложенном диване ой как не хотелось. Упав лицом в плюшевую обивку, я, почувствовав себя совершенно, абсолютнейше несчастной, разревелась. Мгновенно заложило нос, веки распухли, и при каждой попытке моргнуть под ними перекатывалось не меньше килограмма песка. Усталость брала свое – я так и уснула, под собственное хлюпанье носом.

СЕНТЯБРЬ

.


А время шло. Я ходила на работу, и мой распорядок дня напоминал опостылевшую школьную задачку: из пункта А в пункт Б, и может быть, в пункт С, но конечным пунктом все равно будет тот же самый пункт А, из которого и начинается мой путь в новый день. Жизнь казалась мне серой и однообразной. Пару раз приезжал Игорь, но я не выходила даже на «дежурный перекур» в машине. Иногда в моих мыслях плотно поселялась Лешка и тот ночной эксперимент. Я уже даже не была уверена, что это происходило не в моей больной фантазии – настолько нереальным казался тот вечер. А Лешка все не появлялась. Зато все чаще появлялся Рыжий. Осень окатила меня ленью на сопротивление, и вскоре в ванной было два полотенца и две зубные щетки. На кухне появились дополнительные кружки, тарелки и бытовая техника, назначение которой я понимала лишь отдаленно. Моя одежда в шкафу приобрела отглаженный и сложенный стопочками вид, в доме стало часто пахнуть едой. Дима не соврал, сказав, что очень хозяйственный. Идеальный мужчина, должно быть. Я молча подчинялась новым правилам: завтракать по утрам, не пить каждый вечер, смотреть мелодрамы, не лежать на полу. Если это называют счастливой семейной жизнью, то, наверное, я была счастлива. Только остро чего-то не хватало. Все чаще хотелось уйти в себя, просто посидеть молча, подумать, но всегда в такие моменты появлялся рыжий черт, тормошил, целовал, увлекал и раздражение от вторжения таяло при виде его счастливой мордахи. Все же сентябрь удивительно подходил к моему внутреннему ощущению себя.