– Нам надо развестись.

Митя посмотрел на свои руки, зачем-то потер их и спросил:

– А Юлька?

– А что Юлька… Ты не представляешь, с какой радостью она от нас уехала. Она еще не все соображает, но жить в создавшейся атмосфере ей очень тяжело. А ты будешь с ней общаться. Я не собираюсь этому препятствовать.

– Вот так, да?! – зло выплюнул ей муж. – А с чего ты взяла, что я отдам тебе дочь?

– Не понимаю… – жалко пролепетала Даша.

– Чего же тут непонятного? – Митя говорил с незнакомой ей жесткой безапелляционностью. – С чего ты взяла, что суд оставит Юльку тебе? Может быть, она будет жить со мной, и именно я не буду препятствовать вашим встречам. А захочу, так и буду препятствовать! Как тебе такой расклад?

– Что ты такое говоришь, Митя… – ужаснулась она.

– Я дело говорю! Суд вполне может отдать дочь мне, потому что именно ты разрушила нашу семью, именно ты имеешь связь на стороне! Именно ты забывала при этом о дочери, а не я! Разве не так? Разве не ты притащилась после вашего свидания глубоким вечером? Ты ведь даже не подумала, что в твое отсутствие делает Юлька! Я пришел с работы, а она сидит у окна на кухне, сжавшись, как испуганный зверек, и твердит одно: «Наша мамочка пропала, наша мамочка пропала…» А «наша мамочка» в это время предавалась пошлейшему… блуду!

– Зачем ты так, Митя… – прошептала Даша и тяжело осела на диван.

– А как я должен себя вести?! – прогремел Архипов, который распалялся все больше и больше. – Хочешь, чтобы я вытер тебе слезки и за ручку отвел к Лукьянову: мол, любите друг друга, плодитесь и размножайтесь! Черта с два! Хочешь развода – да пожалуйста!!! Думаешь, я не найду другую женщину?! Думаешь, буду у тебя в ногах валяться?! Не дождешься! Навалялся уже! Хватит! Завтра же идем подавать заявление! Специально с работы отпрошусь, чтобы… чтобы потом с размахом отпраздновать это событие!

– Митя!!! – в отчаянии вскрикнула Даша и бросилась к нему. Она не знала, зачем? Ей было страшно! Вся ее жизнь разваливалась на глазах. Она не могла отказаться от дочери. Даже ради Ванечки.

Архипов схватил ее за запястья и отбросил от себя обратно на диван. Даша очень больно ударилась локтем об угол стоящего рядом книжного шкафа, а он, выдохнув: «Э-э-эххх…», вылетел из квартиры. После того как Юлька однажды три часа прождала родителей в обнимку с мусорным ведром перед захлопнувшейся дверью, Митя поставил такой замок, который захлопнуться не мог в принципе. Его можно было только закрыть, повернув рычажок. Даша понимала, что дверь сейчас открыта нараспашку. Через ничем не прикрытый проем из их квартиры сейчас уходило последнее тепло их с Митей семейного очага.


Константин Ермаков, старший лейтенант милиции, готовящийся стать охранником пятизвездочного отеля, поправил новое покрывало, которым застелил не менее новое постельное белье на раскинутом на полкомнаты диване. Вроде бы все было в порядке… Рядом с диваном на сервировочном столике стояли ваза с бордовыми розами, шоколадные конфеты в яркой праздничной коробке, блюдо с разнообразными фруктами, два тонкостенных пузатых фужера и непочатая бутылка дорогого коньяка, без звездочек, зато с иностранной надписью золотом по малиновому полю этикетки. Не на английском. Черт знает, на каком языке. Плевать. Без разницы. Лучше настоящего армянского или дагестанского все равно коньяков нет. Эту бутылку он для шику купил. Для Эллы. Она прошлый раз отказалась, а он потом сам всю и выцедил. Очень неплохо себя в тот момент чувствовал: смаковал дорогой напиток густо-медового цвета и вспоминал обнаженные прелести преподавательницы английского. То, что она преподавательница, особенно волновало его кровь.

Когда Костя Ермаков учился в старших классах общеобразовательной школы, русский язык с литературой у них преподавала молодая девушка, недавно окончившая институт. Все ребята их класса, разумеется, были в нее влюблены. Одноклассницы уже никого не волновали, потому что по сравнению с Ольгой Викторовной были соплячками. Им что? Им по семнадцати многим еще не стукнуло, а Ольге Викторовне уже за двадцать два перевалило, и была она в самом соку. Чуть ли не каждый из Костиных одноклассников так или иначе подкатывался к молоденькой учительнице, а потом хвалился перед друзьями победой над ней, смачно описывая, какая у русички грудь, бедра и все остальное прочее.

Костя никому из них особенно не верил, но об Ольге Викторовне тоже мечтал. Вместо того чтобы думать на уроке о сложноподчиненных предложениях, он представлял, как расстегивает на учительнице полосатую блузочку, задирает узкую черную юбку, как потом она сама раздевается перед ним окончательно и они отдаются друг другу на изрисованном рожами столе кабинета литературы. А дружбаны будто бы смотрят на них сквозь застекленные прозрачные двери и жутко завидуют.

Само собой разумеется, что Ольга Викторовна так и не разделась ни перед Костей, ни перед другими его одноклассниками, а очень скоро вышла замуж за огромного физкультурника Филимонова Сергея Владимировича. Ермаков стал опасаться даже мечтать о ее скрытых все теми же блузочками и юбками прелестях, поскольку у Сергея Владимировича были очень огромные кулаки и чересчур крутой нрав. Но с той самой школьной поры самым любимым порно Ермакова стали те фильмы, где секс происходил между учительницами и учениками. Он прямо-таки балдел от этого.

Элла Георгиевна Лукьянова ему понравилась сразу, как только он пришел на первое занятие курсов английского языка. Она чем-то напоминала русичку Ольгу Викторовну: была такой же стройной, темноглазой и крупногубой. Вместо юбок Элла Георгиевна, как и многие нынешние женщины, предпочитала носить брюки, но блузочки обожала. Не безликие трикотажные джемперочки, а именно блузки на пуговках, которые наверняка каждому мужику хотелось на ней расстегнуть. Во всяком случае, Костя Ермаков поначалу с трудом отводил глаза от небольшого, но красивого бюста преподавательницы. Потом отводить перестал. Что плохого в том, что она ему нравится как женщина. Пусть знает.

Когда Элла Георгиевна попросила его остаться в аудитории, у Ермакова аж взмокли ладони. Неужели она заметила его знаки внимания и хочет на них откликнуться? А иначе зачем он ей нужен? Способности к языку у него неплохие, а потому хвостов нет. Впрочем, если бы и были, то что? За свои кровные немаленькие денежки, что платит за курсы, он имеет право вообще не учиться, а только приходить поглазеть на прекрасную преподавательницу.

Сначала Костя, конечно, огорчился, когда выяснилось, что вовсе не его мужское обаяние подействовало на Эллу Георгиевну, но быстро сообразил, каким образом можно получить от нее то, о чем ему давно мечталось. Конечно, она может отказаться, но это вряд ли… при ее-то проблемах. Костя сразу понял, что преподаватель Лукьянова говорит ему далеко не все, что дело гораздо серьезнее, чем она хочет это представить. Скорее всего, ее собственный муженек затеял драку, а она хочет повернуть все так, будто на Лукьянова напали. Что ж! Для него, Кости Ермакова, нет ничего невозможного! Он, можно сказать, с детства в органах. Сначала – в ЮДМ – то есть в юных друзьях милиции, потом – в средней школе милиции, потом – в высшей. Он не майор до сих пор только лишь потому, что ему плевать на звания и звездочки на погонах. Он уже давно замыслил из ментуры свалить, местечка только теплого ждал. Вот оно, кстати, пятизвездочное, уже почти у него в руках. И прекрасная женщина в них же!

В первую встречу, которая произошла два дня назад, Костя не стал говорить о деле и Элле Георгиевне рта раскрыть насчет избитого муженька не позволил. Вежливо, конечно, чтобы не обиделась и не ушла. Но правду врезал: сказал, что сначала надо проверить, что да как. Мало ли, друг другу не подойдут, тогда и о деле нечего вспоминать.

Элла Георгиевна подошла по всем статьям. Прямо-таки осуществилась великая мечта юности! Старший лейтенант дрожащими пальцами расстегивал блузочку будто бы на груди вожделенной русички Ольги Викторовны. А Ольга Викторовна… то есть Элла Георгиевна смущалась… как и должна была бы смущаться учительница перед учеником. Что там говорить, он и сам дрожал… Черт знает, от чего… Адски дрожал, когда добрался наконец до обнаженного тела вусмерть желанной женщины. То, что она не помогала ему, а лежала перед ним бревно бревном, тоже было здорово. Это означало все то же: что ей неловко перед учеником, она стыдится, но хочет его так же, как и он ее. И уж Костя постарался! На деле применил все знания, которые почерпнул из порносайтов великого Интернета. Хорошие там учителя.

Конечно, эта Эллочка так и намеревалась отлежать бревном, мол, все это делает исключительно ради мужа. Но потом уже ничего не могла с собой поделать. Костя чувствовал, как разогревалось ее тело, видел, как она сжимала зубы, чтобы не застонать от восторга, а он продолжал делать свое дело, то есть разжигать в женщине первобытную страсть. Она-то думала, что он по-быстрому удовлетворится и отпустит ее на все четыре. Не на того напала. Ему так неинтересно. Все это у него уже сто раз было. И он добился того, чего хотел. Тело преподавательницы билось у него в руках в бешеных конвульсиях. Она уже себе не принадлежала. Она принадлежала только ему!

Когда все было кончено, она не хотела поднимать на него глаза. Еще бы! Вляпалась! Хотела всего лишь перетерпеть близость с ним, как неизбежное зло, а получила удовлетворение по полной программе. Он бесцеремонно поднял ее лицо за подбородок, заглянул в глаза и сказал:

– Только не вздумай врать, что тебе не было хорошо! Тебе ведь было хорошо?

Глядя в его глаза, она не смогла сказать неправду. Она попыталась перевести разговор в другую плоскость:

– Это все равно ничего не значит, потому что…

– Это значит только то, что я – отличный любовник, разве нет? – перебил он Эллу Георгиевну, и она опять не смогла сказать «нет». Она молча высвободила лицо из тисков его пальцев и начала быстро одеваться. Ермаков ей не мешал. Пусть уходит. Она непременно придет еще раз, и уже трудно будет сказать, ради кого больше: ради мужа или же самого Кости.