– Да.

– Ты… ты… – Митин голос как-то сразу осип. – Ты… спала с ним?

– Да, – опять честно призналась Даша. Изворачиваться было выше ее сил. Все надо кончить сегодня же и сразу. Она взглянула на мужа и тяжело содрогнулась. Его лицо было страшно: воспалившиеся глаза ввалились, от носа к губам пролегли тяжелые складки.

– И кто же он? – прошептал Митя.

Даша видела, что слова даются ему с трудом. Ему было очень плохо и больно, но любые хирургические операции надо проводить быстро. Резать нужно одним движением. Нельзя растягивать страдания надолго.

– Он… он… Ваня… – начала она, запинаясь, а потом твердо и четко закончила: – Иван Лукьянов.

Митя посмотрел на нее с недоверием. Чувствовалось, что он не мог даже предположить, что соперником станет тот же человек, с которым он уже все решил в юности. Даша собралась с силами и сказала:

– Да, именно он. – Потом подумала еще с минуту, и за эту минуту перед ее мысленным взором промелькнул весь вечер. Она вспомнила нежное прикосновение Ваниных губ, его знакомый родной запах и добавила: – Я люблю его. Прости… Я не собиралась тебя обманывать. Хотела сначала удостовериться, что люблю…

– Удостоверилась, значит… – прошипел Митя, притянув к себе жену за блузку и заглянув в глаза.

Она принялась мелко-мелко кивать.

– Я убью его… – Архипов сказал это очень тихим голосом, что Даше не понравилось. Когда приходилось выяснять отношения, Митя всегда это делал бурно, с криком. Он в принципе не умел говорить вполголоса.

– Не надо… – так же тихо попросила Даша.

Муж посмотрел на нее взглядом тяжелобольного человека, выпустил из рук ее блузку и побежал вниз по лестнице. Даша вошла в квартиру. Юлька сидела с ногами на стуле у кухонного окна и с ужасом смотрела на мать.

– Юлюшка! – бросилась к ней Даша и прижала головку дочери к своей груди.

– Я думала… ты никогда не придешь, – прогундосила ей в живот девочка, и плечики ее затряслись от рыданий, которые она, видимо, до сих пор с трудом сдерживала.

– Ну что ты, доченька! – ответно залилась слезами Даша. – Я всегда приду… к тебе… Я тебя никогда-никогда не оставлю, что бы ни случилось… Ты верь…


В ту ночь Митя домой так и не пришел. Он вернулся поздним вечером следующего дня пьяным до неприличия. Даша никогда не видела мужа в таком состоянии. Если Митя и пил, то исключительно в гостях или дома, и только вместе с ней, Дашей. Они всегда находились примерно в одинаковом состоянии легкого опьянения, поэтому нынешний Митин вид испугал ее до дрожи в коленках. Бедная Юлька забилась в свою комнату и даже закрылась на навесной пластиковый замочек, который Митя же и повесил ей на дверь для смеха.

Архипов попытался снять кроссовки, с трудом опустившись на мягкий пуфик в коридоре, но не удержал равновесия и рухнул на пол. Его это развеселило. Он расхохотался до слез, которые принялся вытирать кулаками. Даша заметила на рукаве его светлой летней куртки бурые разводы, похожие на кровь.

– Что?! – испуганно вскрикнула Даша, опустилась перед мужем на колени и принялась ощупывать его тело. – Ты поранился, Митя? Что случилось?!

Муж расхохотался еще отвратительней. В уголках его рта неприятно пузырилась слюна. Он оттолкнул Дашины руки и, мерзко ухмыляясь, проговорил:

– Все в порядосе, Дашуня! Все о’кейно и зеергутно! Я жив и здоров как бык! А вот твой… Ванек… Он того… он нескоро еще… сможет с тобой… спать… – И он опять залился отвратительным лающим смехом. В дополнение к этим душераздирающим звукам Даша услышала детские рыдания из-за Юлькиной двери, но не могла броситься с утешением к дочери. Она должна была узнать, что с Ваней.

– Митя! Митя!!! – Она трясла и трясла за плечи мужа, свернувшегося в калачик и пытающегося заснуть прямо на полу в прихожей. Архипов отмахивался от нее как от мухи и, в конце концов, умудрился-таки заснуть, оглашая квартиру богатырским храпом и источая отвратительное зловоние водочного перегара. Отчаявшись чего-нибудь от него добиться, Даша бросилась к телефону и принялась обзванивать приемные покои питерских больниц. Таким образом она и нашла Лукьянова Ивана Андреевича в институте скорой помощи. Ей хотелось тут же поехать туда, но она сдержала себя. Ваня сейчас находится под присмотром врачей, а Юлька за дверью своей комнаты бьется в страшной истерике. Даша оставила мужа храпеть на полу коридора и рванула дверь в комнату дочери. Игрушечный амбарный замок разлетелся на куски.


– Что ты с ним сделал?! – накинулась на мужа Даша, когда первый раз вернулась от Ивана. Ее душили рыдания. Она сама готова была убить Архипова.

Осунувшийся почерневший Митя схватил ее за запястья, с силой опустил в кресло и сказал:

– Я не специально разбил ему голову, Даша. Так получилось… Он ударился о бордюр…

– И ты его бросил истекать кровью, да?! Бросил?!

– Нет… Я вызвал «Скорую помощь»…

– Да ну?! Прямо так и вызвал, и сказал: «Я убил человека! Приезжайте забирать!»

– Я не… убивал… Я… я с ним даже поехал… дождался врача… Сказали, что дела плохи, но не безнадежны…

– Странно, что ты до сих пор не в тюрьме, Митя!!!

– Почему же сразу в… тюрьме…

– Ну… ты же нанес тяжкие телесные…

– Говорю же, что все нечаянно получилось!!

– То есть ты не бил?!

– Нет… я не говорю этого… Я ударил, но… он… он просто упал неудачно, понимаешь?

– Ага! Неудачно! Оказывается, можно упасть удачно!

– Даша! Не передергивай!

Она вскочила с кресла и, вцепившись в его рубашку, крикнула:

– Так почему ты все-таки не в милиции? Меня к нему даже не пустили, а ты сидишь тут как ни в чем не бывало, чай пьешь… – И Даша смахнула со стола любимый чайный бокал мужа, который, ударившись об угол стиральной машины, раскололся ровно пополам.

Митя, никак не среагировав на смерть бокала, опять с большим терпением отцепил пальцы жены от своей одежды и задушенно проговорил:

– Я… я сказал им, что просто шел мимо… Увидел, что человек лежит… весь в крови…

– Шел мимо?!! – Даша истерично расхохоталась. – Да ты, оказывается, еще и трус, Митя! И… и негодяй…

– Нет, все не так! – воскликнул Митя. – Не так! Если он выздоровеет, то пусть подает на меня в суд или… не знаю, куда надо подавать заявления… Я непременно ему это предложу… А если… если… словом, мне и так не жить, Дашка, если он… в общем… не выживет… Невозможно будет с этим жить, разве ты не понимаешь?!

Митя тяжело осел на кухонную табуретку и резко оттянул рукой ворот футболки, будто она душила его.

– Он выживет!!! Выживет, слышишь, ты, мерзавец?!! Он непременно выживет!!! – крикнула Даша и разрыдалась с отвратительными подвывами и размазыванием по щекам того, что сочилось из глаз и из носа.

– За что ж ты меня так, Дашка? – Митя умудрился спросить это между двумя всхлипами жены, и потому она услышала. Закрыв рот сразу двумя руками, Даша замерла, а Архипов продолжил: – Я же не мог просто так взять от тебя и отказаться… подарить тебя ему… Разве же я мог? Я же люблю тебя…

Даша заткнула уши. Она не может этого слышать. Зачем он ей это говорит? Ей и без того ужасно. Невыносимо. Лучше самой лежать с размозженной головой, чем…

– Мне плохо, Митя… – простонала она.

– А мне, думаешь, хорошо?! – крикнул он так громко, что она услышала это и с заткнутыми ушами. – Думаешь, Юльке хорошо?! Да на нее же смотреть страшно! Ты бы хоть ради дочери одумалась! Она и тебя любит, и меня! Ты только представь, что с ней станет, когда ты ей объявишь, что… ну… что меня больше не любишь…

На этом его заявлении у Даши кончились слезы. Митя прав. Она преступная мать. Она думает только о себе. Она достойна самой страшной кары. И она покарает себя! Непременно покарает! Она еще не знает, что ей с собой сделать, но непременно что-нибудь сделает… Но только тогда, когда Ваня поправится… А он обязательно поправится… Если он не поправится, то… Нет, лучше об этом не думать. Лучше лечь спать, потому что утро и в самом деле мудренее вечера. Может быть, утром Даша сообразит, как помочь Ване. Как же хорошо, что Юльку забрала к себе бабушка. Как же хорошо…


Каждый раз направляясь в больницу к Ване, Даша меняла одежду, прическу и макияж. Ей не хотелось, чтобы ее узнавали медсестры и санитарки. Хорошо, что они дежурили сутками, а потому постоянно сменяли друг друга. Но даже в условиях постоянной смены медперсонала Даша из конспиративных соображений уже не торчала столбом у перевязочной, а постоянно меняла дислокацию, постоянно держа под наблюдением дверь палаты Лукьянова. И однажды она дождалась… Ванина жена наконец вышла из палаты с тяжелой сумкой. Видимо, состояние мужа уже позволило ей наконец съездить домой.

Даша проводила взглядом эту очень красивую женщину и переместилась поближе к палате. Теперь, когда появилась возможность беспрепятственно войти к Ване, она испугалась до горечи во рту. Ей хотелось проглотить неожиданно наполнившую рот вязкую субстанцию, но почему-то не глоталось. Даша понимала, что на самом деле во рту ничего нет, но стояла возле окна напротив палаты Лукьянова и делала беспрерывные глотательные движения. Во-первых, может быть, что-нибудь все-таки и проглотится, а во-вторых, таким образом Даша тянула время. За те часы, что бесполезно прослонялась по больничным коридорам, она, конечно, уже давно обдумала то, что скажет Ване, когда наконец сможет его увидеть. Теперь все слова почему-то казались серыми, тусклыми и невыразительными. А Митя? Что сказать про Митю? Сказать, что он готов понести самое страшное наказание? А что с этого будет иметь Ваня? Надо ли ему это? И, главное, стоит ли сразу поднимать этот вопрос? Может быть, сначала попросить у него прощения за то, что она так трусливо сбежала от него из гостиницы «Парус». В общем-то, у нее есть оправдание. Она же замужем, у нее дочь… Да и он, Ваня, женат… На такой красивой женщине… На любящей его женщине… Какой ужас! Что же ей делать? Как повести себя с Ваней?!

Даша прислонилась спиной к подоконнику, чуть не вскрикнула от боли и со страхом повернула голову назад. Огромный и очень красивый кактус вонзился в нее чуть ли не всеми своими иголками одновременно. Даша с трудом отцепила джемпер от крючкообразных колючек, потерла спину и поняла, что неожиданное иглоукалывание помогло ей наконец найти единственно правильное решение. Она скажет Ване, что любит его. Только его одного. Всю жизнь. А Митя… Митя был ошибкой… Он хороший человек, но не Дашин… чужой…