— Я прошу тебя, прекрати, — умоляю я, извиваясь.

Йен приподнимается на локте и улыбается мне почти шаловливо.

— Я только начал.

У него такое выражение лица, какого я никогда ещё у него не видела: оно чувственное, игривое и, я осмелюсь сказать, счастливое.

— О, Боже! — кричу я в отчаянии. У меня такое впечатление, словно меня поймали в ловушку.

— Что ты скажешь, если мы передвинемся в какое-нибудь другое место? — спрашивает меня со своими раздражающе голубыми глазами.

Я прикрываю веки, чтобы отвести взгляд.

— Забудь об этом! — кричу я решительно. — Я и шагу не ступлю в твою комнату!

— Вечно всё тоже преувеличение, — восклицает он, ничуть не встревоженный. Он поднимается с дивана и берёт меня на руки, словно пушинку.

Погодите, современные девушки прекрасно знают: мужчины XXI-го века больше не берут тебя на руки, они этого никогда не делают! Так почему же я неожиданно оказываюсь убаюканной, словно драгоценная вещь, уменьшенная до размеров котлеты.

— Не стоит… — только и удаётся мне пролепетать, пока Йен несёт меня в комнату.

Он грациозно кладёт меня на кровать, ложась рядом со мной. Весело рассматривает меня, совсем не чувствуя вины за панику, которую ясно можно прочитать на моём лице.

— Было бы чудесно, если хотя бы один раз меня начала целовать ты, — говорит мне, улыбаясь. — Хотя бы для того, чтобы убедится в том, что в глубине души наша симпатия взаимна, — он говорит это с улыбкой, но в этой фразе прячется неуверенность, которой я никогда от него не ожидала.

Я приближаюсь к нему очень медленно, глядя в его глаза, изучая каждую чёрточку его лица.

— Ты заставляешь меня делать безрассудные вещи, — отмечаю я обвиняющим тоном.

Йен ослабляет свою защиту, пока рассматривает меня.

— Вот и хорошо, кто-то же должен научить тебя быть хоть немного безрассудной.

«Один поцелуй в большей или меньшей степени не изменит равновесия этого вечера, и так достаточно затруднительного», — думаю я, всё сильнее приближаясь к нему. Когда я, наконец, решаю его поцеловать, вижу, как он закрывает глаза с почти мечтательным видом. Смотрю на его чёрные ресницы, до тех пор, пока настойчивость его губ не заставляет закрыть глаза и меня.

Он прижимает меня и перекатывает на свою грудь, начиная гладить рукой по моей спине. Дойдя до бюстгальтера, нерешительно останавливается.

— Можно? — спрашивает, продолжая целовать мою шею.

— Я бы предпочла «нет», — удаётся мне ответить, краснея.

— А я бы предпочёл «да»… — выдыхает он, начиная играть с застёжкой.

— Я прошу тебя, нет… – останавливаю его, боясь сдаться совсем.

Йен снова смотрит на меня, улыбаясь.

— Мы можем пойти на компромисс: у тебя на мгновение останется бюстгальтер в обмен на эти скучные джинсы.

— То есть? — спрашиваю, вытаращив глаза.

Йен поглаживает мне щёку.

— Тебе следовало бы надеть юбку, — говорит мне серьёзно. — Эти джинсы такие узкие, для меня снять их – сущий ад, — жалуется он.

— Какая жалость, что у меня нет ещё более узких, — отвечаю я, стараясь не поддаться гипнозу от его взгляда.

— Ты почти всегда надеваешь брюки в офис, — замечает он. Никогда не думала, что ему есть дело до моей одежды.

— Они куда более удобные, — возражаю я сухо. Какая женщина в здравом уме отдаст предпочтение юбке, а не удобным брюкам?

Удивлённую, он хватает меня и снова переворачивает так, чтобы быть сверху. Какое зрелище, девушки: прекрасный мужчина с обнажённым торсом, со взъерошенными волосами и покрасневшими губами от частых поцелуев. Жаль, что это будет первый и последний раз, когда я увижу этого мужчину в таком виде.

Потом он начинает расстёгивать пуговицу на моих джинсах и неожиданно то, что мгновение назад казалось худшей идеей, скоро становится гениальным открытием. Я позволяю снять себе брюки и остаюсь в своих белых трусиках.

Упс. Простые, ужасные, обычные¸ белые. А бюстгальтер явно чёрный…

На один миг закрываю глаза, погружённая в отчаяние, потому что готова поспорить на все свои надбавки в этом году, что этом мужчина ни разу не видел женщину с трусиках и бюстгальтере разного цвета.

— Окей, должна сказать, что мне пора идти домой, — говорю я, стараясь освободиться от его объятий тщетно пытаясь встать с кровати.

— Пора? — спрашивает Йен изумлённо.

— По правде говоря, я должна была сделать это уже давно, — отрезаю огорчённо. — Сейчас уже немного поздно, но всё же лучше, чем ничего.

Уверена, я навсегда запомнюсь как та, что осмелилась надеть двухцветное бельё, но кого это волнует, тем более, я не буду одной из многих.

Йен решительно меня останавливает.

— Я что-то сделал? — спрашивает обеспокоенно.

— Ты? — спрашиваю удивлённо. — Ты тут не при чём, дело во мне, — правда, полагаю, что я достаточно унижена с этим нелепым комплектом белья.

Йен смотрит на меня так, словно я заговорила на арабском.

Но в своё оправдание могу лишь сказать, что я бы никогда не поверила, и не сказала, что могла бы увидеть это. Клянусь, я думала, что миру суждено рухнуть раньше.

Йен точно не знает, смеяться ему или плакать.

— И это вся проблема? — спрашивает ошеломлённо.

Ах, вся? До чего же всё легко молодому господину.

— Тогда бы её быстро решим, — говорит он, касаясь моей спины и расстёгивая бюстгальтер, который я, захваченная врасплох, не успеваю удержать.

— Йен! — восклицаю почти оскорблённо, безуспешно стараясь прикрыться.

— Я лишь хотел помочь тебе… — клянётся он, скользя взглядом по моей груди. — Он казался серьёзной проблемой. Какой из меня джентльмен, если я не помогу девушке в беде? А теперь, когда мы преодолели это препятствие, куда пойдем? — спрашивает очень глубоким голосом.

— Разве я не собиралась уходить? — спрашиваю неуверенно, почему-то не находя сил, чтобы встать с этой кровати.

Йен поднимается и начинает снимать свои джинсы, которые падают на пол. Если меня сейчас свалит какая-то болезнь, то, по крайней мере, я умру счастливой, думаю нервно.

— Мне на самом деле это кажется худшей идеей,… — пытаюсь сказать ему низким голосом. — Нам уже пора…

Но Йен снова садится на кровать и снова начинает целовать меня даже не давая вздохнуть, и я позволяю унести себя этой волне, которая фактически рушит мою силу воли.

Когда спустя несколько минут даже остатки нашего белья улетучились, мне остаётся думать лишь о том, что то, что я сейчас делаю – определённо самое большое дерьмо в моей жизни.

Но хотя бы в этот раз, кому на это не наплевать?

ГЛАВА 22

Где-то далеко, слишком далеко от меня, настоятельно звенит мой мобильник. На мгновение оцениваю возможность, при которой всё это происходит во сне, но на самом деле не могу припомнить, чтобы я когда-либо во сне слышала телефон, звонящий с такой настойчивостью.

Когда я, наконец, поднимаю веки, стараюсь сосредоточиться на комнате, в которой нахожусь.

Во мне поднимается какая-то тревога, пока я в полумраке осматриваю комнату, которую до вчерашнего вечера никогда не видела. Я бы закрыла глаза на комнату, если бы не человек, лежащий рядом со мной. И этим утром мне действительно понадобятся стальные нервы, чтобы отдать себе отчёт в том, что я нахожусь в одной постели с Йеном.

Прошлая ночь была настолько смутной, что вполне могла бы быть сном. Но, к сожалению, всё было взаправду. Ну, не совсем, к сожалению… в конце концов, я даже не знаю, что и подумать.

Однако телефон продолжает звонить. Не слишком многообещающее начало утра. Человек рядом со мной глубоко спит. Я очень завидую этой его безмятежности, и даже не знаю, как он может спать, зная, что я лежу рядом с ним. Или, быть может, он до такой степени привык каждый вечер спать с разными людьми, что для него это не проблема. Я же, которая никогда не была в постели с мужчиной на первом свидании, мучительно стараюсь трезво обдумать те последние часы в моей жизни. В конечном счёте, я нахожусь в постели с человеком, с которым я даже никогда не встречалась. Мало того, что это первое свидание, оно ещё и наихудшее.

Разумеется, это была самая невероятная ночь в моей жизни, но чтобы это произошло с Йеном? Кажется, что там, снаружи, есть ещё три миллиарда мужчин, из которых можно выбрать.

Стараясь не шуметь, на цыпочках встаю с кровать и начинаю собирать свои вещи с пола. Я отчаянно ищу кофточку, когда вдруг вспоминаю, что на самом деле оставила её в зале, прежде чем прийти в спальню. Боже, какой стыд.

Прежде чем надеть всю одежду, решаю ответить по моему проклятому телефону, который снова начал звонить.

— Алло? — шепчу я, стараясь говорить тихо. Йен повернулся в постели но, к счастью, продолжил спать.

— По крайней мере, ты жива! — говорит Вера так, словно у неё камень свалился с души.

— Я жива, — заверяю её, почти смеясь.

— Мы с Лаурой чуть не умерли от страха, когда увидели твою пустую кровать этим утром! Нельзя так делать, ты должна была предупредить! — начинает бранить меня так, как не делала моя мама за всю свою жизнь.

— Прости, — шепчу я. — Но в моих планах не было проводить ночь здесь, — это была последняя вещь в мире, которую я собиралась сделать. По крайней мере, сознательно. О своих подсознательных желаниях я предпочитаю сегодня не думать.

— Где ты сейчас? — спрашивает, прекрасно зная, где я сейчас нахожусь.

— У Йена. И я очень ценю тот факт, что ты вынуждаешь меня говорить громче, — отвечаю ей полемически.

— Да не за что. Я представляю себе, как вы провели ночь, играя в рамино… — говорит, посмеиваясь.

— В «Эрудит», милая, — отвечаю ей.

Она начинает громко смеяться.