— Забудем о глазах, — предлагаю ему скучающе, снова опуская взгляд. Этот вечер принял дурной оборот. И хорошо ещё, что я не упомянула о его губах!

— То есть, резюмируя, ты чувствуешь себя малопривлекательной для меня, – говорит мне Йен, в порске подтверждения.

Однако! Когда он старается, ему удаётся добраться даже туда…

— Пожалуйста, не могли бы мы сменить тему разговора? — спрашиваю, действительно находясь в затруднении. — Я совсем не чувствую себя менее привлекательной, чем ты, я чувствую, что отличаюсь от тебя, что это…другое, — с трудом тараторю я.

Йен смеётся.

— Окей, мы разные. Хорошо. Ещё вина? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, наполняет мой бокал.

— Ты собираешься меня споить? — спрашиваю его с беспокойством.

— Нет, просто хочу, чтобы ты расслабилась. Ты была немного напряжённой, когда приехала.

Если речь идёт об этом, ну, я всё ещё такая и есть. Только от алкоголя у меня помутнился разум и мой язык неожиданно говорит то, что думаю. Ужасно.

— Ты закончила? — спрашивает меня Йен, указывая на мою пустую тарелку. Очевидно, что когда я нервничаю, то ем и пью, даже не замечая этого.

— Да, спасибо. Всё было замечательно, — заверяю его, протягиваю ему тарелку. — Тебе помочь помыть их? — спрашиваю я, поднимаясь и следуя за ним на кухню. Вижу, как он кладёт посуду в раковину.

— Ах, нет, об этом завтра позаботится кое-кто другой! — говорит мне, словно шокированный моим предложением. «Разумеется, его Светлость не убирает, и как я могла забыть об этом», - думаю скучающе. Даже будучи искренней, я не могу упрекнуть его в этом: его семья привыкла к тому, что ей прислуживают тысячу лет, и Йен не может быть другим в этом роде. Вероятно, он также думает быть маленьким революционером и иметь одну служанку, а не десяток, как в его семье.

— Сладкое я всё же купил, — заявляет он, доставая из холодильника изумительный торт Захер и баллончик со сливками.

— Думаю, в этот раз я тебя прощу. Даже если Йен…сливки в баллончике…— посмеиваюсь я, пока мы снова подходим к столу.

Если бы это было приглашение на нормальный ужин, то мне бы точно предложили принести сладкое. Но я была так увлечена борьбой с паникой, что напрочь забыла об этикете. Хорошо, что он сам обо всём подумал.

— Знаю, знаю, это совсем не в моём стиле, — заявляет он, пожимая плечами.

— Ты должен простить себе это, — говорю ему, выпрыскивая гору сливок на кусочки, которые я только что отрезала.

Я собираюсь сесть, но пока ставлю флакончик замечаю, что у Йена изменилось выражение лица.

— У тебя сливки на носу, — говорит мне он с сияющими глазами, касаясь моего лица.

— Оставь, я сама, — я нервничаю. Малейший контакт с ним так выводит из равновесия, что жду, не дождусь, когда освобожусь от него.

Но Йен меня совсем не слушает и лёгким движением проводит пальцем по носу, опасно приближаясь. В его взгляде читается определённая решимость.

— Йен, — я снова зову его с укором в голосе.

— Я ведь уже говорил тебе, мне нравится, когда ты называешь моё имя, — ну, это было совсем не то, что я надеялась от него услышать.

— Ты закончил? — спрашиваю я его, видя, что он не собирается убирать руку от моего лица. Его ладонь, однако, решительно ложится на мою щёку. Я переживаю обычные тысячи ударов по всему телу.

— Я ещё даже не начал, — говорит мне шёпотом, приближаясь ещё больше.

Тот факт, что спустя секунду его губы оказываются над моими, ни для кого не является сюрпризом. «Мне следовало остановить его раньше», - думаю я со злостью, пока мои губы оставлены под его губами. Мне следовало бы сделать хоть что-то, хотя бы сбежать.

Этот мужчина целуется божественно, и я забываюсь от вина и поцелуя. Я ощущаю себя чувственно как никогда, в то время как его объятия ласкают мою шею. Йен притягивает меня к себе ещё сильнее и целует ещё сильнее, насколько это возможно.

Когда я чувствую, как его рука приближается к моей груди, я чувствую потрясение, резко отстраняясь.

— Не могу поверить… — говорю я, стараясь снова обрести контроль над своими умственными способностями, надеясь, что они не совсем оставили моё тело.

Йен всё ещё смотрит на меня тем взглядом.

— Прекрати это, — говорю ему хмуро, хватая свою тарелку и направляясь к дивану. Будет лучше держать между нами расстояние в несколько метров. Сажусь, позволяя себе развалиться, и откусываю свой кусочек торта. Я могу попробовать восстановить свой уровень сахара, потерянный в суровом испытании поцелуем ранее.

Йен несколько минут наблюдает за тем, как я ем, а потом сам берёт свою тарелку и собирается сесть рядом со мной. Этот ублюдок смеётся, посматривая на меня краешком глаз. Ясно, полагаю, что здесь нужно скорее плакать, чем смеяться.

— Я вижу, что ты на меня смотришь, — говорю ему раздражённо.

— А на тебя запрещено смотреть? — спрашивает наглец. — Ты здесь единственный человек, и я не могу смотреть ни на кого другого, — парирует он.

— Ну, тогда нам нужно было пригласить других людей, — говорю ему вне себя от раздражения.

— Тогда в следующий раз мы будем вчетвером. Но сперва, нам надо будет подождать, пока Джордж и Тамара не решат стать парой.

— То есть, это заметил даже ты? — спрашиваю я, счастливая от возможности сменить тему разговора.

— Это довольно-таки очевидно, — соглашается он со мной, продолжая есть. — Что она – слабость Джорджа.

— Да, но её слабость – это ты, — отмечаю я.

Йен пожимает плечами.

— Этого не может быть…

— Это очевидно, — настаиваю я, кусая шоколадную корочку.

— Она думает, что это так, но на самом деле я ей не нравлюсь, — говорит он уверенно, настолько уверенно, что заставляет меня усомниться в собственном убеждении. — А вот тебе я нравлюсь серьёзно, — утверждает сразу же после своих слов о Тамаре, словно сказать это было совсем естественно.

— Что, прости? — спрашиваю я, уверенная, что действительно плохо его расслышала.

— Ты хочешь сказать, что это не так?

— Это полная чушь! — отрезаю со злостью. — Как тебе пришло такое в голову?

— Так, мне казалось… — говорит он мне тихо, отдавая себе отчёт в том, что ошибся способом.

— И какие только шутки ты порой говоришь… — говорю скучающе.

— Я могу доказать тебе, — говорит мне сияя. У него вид человека, который решил и не хочет особо думать над своим выбором.

— И каким же способом? — спрашиваю я удивлённо. Вот этот вопрос я не должна была задавать, чёрт меня подери!

— Поставь эту тарелку, — говорит мне он, указывая на мой десерт.

Я же вместо этого прижимаю его сильнее, словно это было моим последней защитой перед врагом.

— И не подумаю.

— Ну же, не строй из себя трусиху, — провоцирует он меня, буквально выдёргивая тарелку из рук и ставя её рядом со своей. Без неё я чувствую себя беззащитной.

— А теперь тебе нужно расслабиться, — говорит мне он, заботливо приближаясь. Как будто это легко.

— Я буду расслабленной только тогда, когда выйду из этой квартиры, — заявляю ему я, с внезапным порывом искренности.

— Облокотись на спинку, — говорит, притягивая меня обратно к себе и охватывая мои плечи руками.

— Что ты хочешь доказать? — спрашиваю, серьёзно обеспокоенная. Этим вечером Йен мне кажется сумасшедшим, я его на самом деле не узнаю, и мне не удаётся предвидеть его намерения.

Рукой он касается моей щеки. И вот, я чувствую себя проигравшей.

— Ты чувствуешь? — спрашивает.

Конечно, я чувствую, возможно, я бы это ощутила, даже если бы была мёртвой.

— А что я должна чувствовать? — спрашиваю, делая вид, что не чувствую ничего и стараясь освободиться от этого прикосновения.

— Своё сердцебиение, — отвечает он, словно это была самая привычная вещь в мире. Моё сердце должно биться с бешеной скоростью, и мы оба это слышим.

— Я из тех, у кого всегда учащённое сердцебиение. И что дальше? — спрашиваю дерзко.

— Тебе следовало бы становиться клоуном, а не адвокатом, — излагает мне свою собственную точку зрения, смеясь и пристально на меня глядя. — Ты закончила со своими глупостями?

Моё лицо, должно быть, говорит достаточно, потому что спустя мгновение он целует меня снова и, если это возможно, с ещё большим пылом, чем раньше. Очевидно, он хочет показать мне, что я полностью в его власти. Это вечное проклятие, именно оно.

Несколько минут спустя я лежу на диване, и он надо мной. Тяжело уйти, когда тебя прижимают подобным весом, стараюсь я оправдаться. Даже не прекращая целовать меня, Йен начинает приподнимать мою футболку. Потом слегка задевает живот. Я издаю непонятный звук, когда он меня касается. Его рука продолжает двигаться дальше более решительно, нежно меня касаясь, пока не доходит до бюстгальтера.

— Мы можем снять эту футболку? — спрашивает он, на мгновение отрываясь от моих губ.

— Не можем. Ни за что, — отвечаю я, тяжело дыша. Он не должен раздеть меня, чего бы это не стоило. Я не сдамся.

Тогда Йен начинает целовать мою шею, потом выше, до уха.

— Тем не менее, мы должны, — говорит мне тихо, в то время как я снова начинаю терять разум. Спустя несколько минут, когда он старается снять с меня футболку, я больше не оказываю сопротивления. Х-м-м, и до чего же у меня замечательная сила воли.

Стоит заметить, что если бы я надела свою ужасную коричневую футболку, ничего из этого бы не произошло. Никто в здравом уме не отважился бы раздеть меня.

Между тем мои руки вцепились в Йена, которому, кажется, приятно прикосновение моей ладони к его коже.

Потом его губы добрались до моего живота и начинают подниматься выше, предварительно исследовав каждый сантиметр моей кожи. Вид его губ на моей коже – это слишком для меня, поэтому я закрываю глаза в надежде отогнать от себя эту картину. Но его губы и руки творят чудеса, поэтому мне не удается думать ни о чём другом.