Амелия Грей - Прошлой ночью с герцогом

Еще одна шпилька выскользнула из узла, и стеклянные бусы, которыми она украшала прическу, плюхнулись на ковер у их ног. Герцог с удовольствием провел пальцами по упавшим ей на плечи длинным прядям. Улыбка на его лице была нежной и серьезной.

– Так гораздо лучше.

Сердце Эсмеральды буквально таяло.

– Но и теперь, когда я знаю, что вы невинная, воспитанная в строгости молодая леди и мы равны, все равно не должен вас целовать.

– Равны? – презрительно фыркнула Эсмеральда, почувствовав, как неприязнь к аристократам опять поднялась в душе. – Шутите? Разве я могу быть ровней герцогу?

Он прижал палец к ее губам, чтобы заставить замолчать, и она, вместо того чтобы отпрянуть, не моргнув глазом приняла прикосновение.

Он так оглядывал ее лицо, словно пытался что-то отыскать и никак не находил.

– В обществе мы равны, Эсмеральда. Если вы останетесь здесь, то каждый раз, когда стану приезжать сюда, я захочу вас поцеловать.

Тыльной стороной ладони он медленно, нежно провел по ее щекам.

– Даже герцог не всегда может получить то, чего хочет, – возразила она.

– Я объясню, от чего благородно пытаюсь вас спасти. Я желаю вас, Эсмеральда, желаю с отчаянием утопающего, который пытается добраться до берега.

В его лице было столько нежности, что у нее перехватило дыхание. Он ласкал пальцем ее губы, а у нее не было сил ему запретить.

– Я хочу целовать ваши прекрасные губы.

Она тоже этого хотела. А пальцы герцога скользнули к ложбинке у горла.

– Я хочу целовать вас здесь, где чувствуется пульсация крови, воспламененной моими прикосновениями.

«Да».

Его рука спустилась ниже, обхватила грудь, сжала и стала гладить.

– Я хочу целовать вас здесь, где ощущаю биение сердца, такое частое, что это возбуждает меня.

По-прежнему глядя ей в глаза, он сжал ее талию, потом положил распластанную ладонь ей на живот.

Тихий стон сорвался с ее губ, и она услышала, как участилось его дыхание.

Он ждал.

Его рука так же медленно поползла вниз и сжала холмик у развилки ее бедер.

Она ахнула от удивления, но не пошевелилась, все еще слишком поглощенная своими ощущениями.

– Вы неотразимы. Я хочу лечь с вами и сделать своей. Теперь вы понимаете, почему не можете оставаться здесь, где мне так просто добраться до вас?

Тело Эсмеральды горело от желания и страсти. Рука Гриффина была теплой, твердой и странно успокаивающей, хотя ей должно быть страшно оттого, что он дотрагивался до нее столь непристойным образом. Как бы то ни было, она не желала, чтобы он отнял руку.

– Если пытаетесь запугать меня, ничего не получится.

– Это пугает меня, Эсмеральда. – Его голос был тихим, хриплым, манящим. – Ты искушаешь меня, как ни одна другая. Знаешь ли ты, что теперь, после того как я держал тебя в объятиях и целовал, мне будет еще труднее держаться на расстоянии?

Он убрал руку и отступил:

– Что же мне теперь с тобой делать?

– Оставьте здесь. Не отсылайте. Позвольте мне по-прежнему приглядывать за юными леди.

Она продолжала настаивать, несмотря на то что не имела на это права.

– Если вы действительно человек чести, то не отступитесь от данного мне слова.

– Честь? – с кривой усмешкой произнес Гриффин. – По двум причинам я, как человек чести, вообще не должен был вас касаться. Первая – вы у меня на службе, и вторая – вы благородная невинная леди, а я таких никогда не трогаю.

– Я вам верю.

– Вот в этом я сомневаюсь. Я хоть и неслабый, но всего лишь мужчина, а перед вашим очарованием устоять невозможно.

– Я понимаю ваши чувства и принимаю их.

– Ну а я не могу, – прошептал Гриффин и отвернулся.

Откуда-то у нее нашлось мужество не спасовать перед ним. Возможно, страх исчез потому, что ей просто нечего терять.

Эсмеральда неожиданно для себя схватила его за руку и вынудила повернуться к ней лицом.

– Вы, как человек справедливый, должны понять, что, если уволите меня, найти другую работу в Лондоне мне будет очень трудно. Вряд ли меня захочет держать и мистер Фортескью. Нам с Джозефиной будет просто негде жить.

– Вы слишком многого просите, Эсмеральда.

– Приходится. Вы так добивались моего согласия, добились, так не выгоняйте!

Его взгляд словно царапнул ей лицо, и она содрогнулась от желания, которого не могла объяснить.

– Хорошо. Пока можете остаться здесь и продолжить выполнять свои обязанности. Но дать такое обещание на дальнейшее время я не могу.

– Что ж, вполне справедливо, – прошептала Эсмеральда.

«Дражайшие читатели!

Прошлым вечером состоялся долгожданный дебют сестер герцога Гриффина, близнецов леди Сары и леди Веры. И да, они удивительно похожи: и внешне, и манерами, и темпераментом. Однако непонятно, знал ли герцог, сколько внимания уделялось ему самому, когда все хотели увидеть, как он выполняет обязанности опекуна юных леди. Я бы сказала, что справлялся со своей задачей он идеально, к великой досаде всех молодых леди, надеявшихся, что он покинет наблюдательный пост ради танца с кем-нибудь из них. Но, возможно, самая пикантная сплетня, облетевшая весь Лондон после первого бала сезона, касалась не герцога и не его сестер. Всех буквально заинтриговала их компаньонка, мисс Эсмеральда Свифт».

Еженедельный скандальный листок мисс Гоноры Труф

Эсмеральду разбудил шум. Она повернулась было на другой бок, но шум не утихал. Сонно застонав, она накрылась одеялом с головой. Просыпаться не хотелось, а хотелось думать о герцоге: вспоминать сильные объятия, властные ласки и страстные поцелуи.

Опять этот раздражающий звук.

Глаза открылись и тут же закрылись от ударивших в них лучей яркого солнца. Шторы оказались раздвинутыми. Немного испуганная, Эсмеральда села и откинула с лица длинные волосы. Какая-то незнакомая женщина подвязывала шторы: среди слуг таких не было, – и никто не приходил ее будить. На коренастой незнакомке было опрятное светло-голубое платье и темно-голубая шляпа с невероятным количеством крашеных листьев и перьев, а также разноцветных лент.

– Простите, – обратилась к ней Эсмеральда, подтягивая одеяло повыше. – По-моему, вы ошиблись комнатой.

Толстушка обернулась, и Эсмеральда заметила, что волосы у нее темные, а брови очень густые и широкие.

– А, мадемуазель, вы проснулись! – весело воскликнула незнакомка.

«Еще бы не проснуться, когда свет так и бьет в глаза!»

– Прекрасно. Я попросила, чтобы чай вам принесли сюда. Много дел, так что начинать нужно сейчас же. Никаких проволочек!

В этот момент дверь спальни открылась, впустив двух дам, нагруженных рулонами ткани, мотками кружев и лент.

– Что все это значит? – удивилась Эсмеральда. – И кто вы?

– Я мадам Донсо, – улыбнулась женщина. – Герцог просил одеть вас.

«Одеть меня? Гриффин?»

Да, прошлым вечером она обнажила перед ним душу, рассказав об отце Джозефины, и потребовала не выгонять ее. Теперь, похоже, и он решил предъявить свои требования. Если ей сошьют еще несколько платьев, она никогда не сможет с ним расплатиться!

– Герцог поднял меня ни свет ни заря и потребовал, чтобы я немедленно приехала сюда.

Мадам Донсо жестом приказала женщинам все сложить в изножье кровати, а сама продолжила объясняться с Эсмеральдой:

– Это будет трудно, но мы справимся. Он потребовал, чтобы новое платье было готово к вечеру. Нужно спешить. Нельзя терять ни минуты. Вставайте!

– Ему следовало сначала спросить, хочу ли я новое платье, – пробормотала она скорее себе, чем модистке.

– Почему такой джентльмен, как герцог, должен спрашивать разрешения, чтобы сделать вам столь прекрасный подарок? Это его право! А вас это должно радовать!

Нет, она вовсе не рада, что он решил одеть ее по своему вкусу.

– Минуту! Я не согласна!

– Хорошо-хорошо, – отмахнулась модистка, стаскивая с нее одеяло. – Продолжайте свою речь, только встаньте, чтобы я смогла снять мерки. У нас нет времени.

Сбитая с толку, ничего не понимавшая Эсмеральда вскочила и приготовилась к битве.

– Лучше ночную сорочку снять: мерки будут точнее.

– Да не буду я ничего снимать! – вознегодовала Эсмеральда, прекрасно зная, что под длинной белой сорочкой на ней нет ни нитки.

– Ничего, мы и так справимся.

Женщина вытащила из-за кушака отрезок белой ткани и перетянула ей талию, прежде чем она успела возразить, и отрезала:

– Не смотрите на меня. Я занята. Лучше выберите ткани. Какие вам нравятся?

– Подождите! Я же сказала: мне ничего не надо. У меня есть платья, красивые, хорошо сшитые.

– О, я в этом не сомневаюсь, но они серые, – отмахнулась модистка и продолжила диктовать цифры одной из помощниц, а та записывала их карандашом на карточке. – Герцог сказал «ничего серого». Ничего. Я ответила, что все поняла.

Она измерила окружность груди и продиктовала цифры.

– Нет-нет, мадемуазель. Не следите за моими действиями. Взгляните, какие великолепные ткани. Прямо роскошные! Светло-желтый вам нравится?

– Прелестный цвет, но…

– Прекрасно! Я так и думала. Изумительно оттенит ваши глаза. Герцог будет доволен.

Она измерила длину от груди до ног и продиктовала цифры помощнице.

– У талии и, возможно, на подоле? Нет, думаю, подол – это слишком, верно? Рукава короткие. Оборка.

Мадам Донсо отвечала на собственные вопросы, продолжая с невероятной скоростью снимать мерки.

– Как насчет сиреневого? Голубого? Нет-нет, с вашими глазами лучше зеленое. Я сделаю зеленое. И темная слоновая кость. Вы будете неотразимы.

Эсмеральда едва увернулась от модистки:

– Погодите! Сколько платьев вы собираетесь сшить?

– Сколько угодно, – ответила мадам Донсо, явно удивившись.