Амелия Грей - Прошлой ночью с герцогом

– Да, знаю, – произнесла наконец Эсмеральда с такой беззащитностью, что у него защемило сердце.

– Вы, случайно, не та Эсмеральда, внучка третьего виконта Мейфорта?

«Эсмеральда – внучка виконта?»

Шум голосов, смех, музыка – все словно растаяло. Единственное, что интересовало Гриффина, – ответ Эсмеральды. Что она скажет? Ему бы давно пора было это узнать, но он не знал.

Спина Эсмеральды оставалась прямой. Подбородок и плечи были подняты ровно настолько, чтобы выглядеть сильной, сдержанной и достаточно равнодушной. Выражение лица ее медленно менялось. Она буквально на глазах становилась той профессиональной гувернанткой, которая с самого начала так привлекла Гриффина.

– Да, леди Норвуд, это я.

Гриффин, стараясь переварить услышанное, чувствовал себя так, словно его душат. Она внучка виконта. Не бедная дальняя родственница сэра Тимоти Свифта, которой приходится зарабатывать себе на хлеб, а прирожденная аристократка. Почему она ничего не сказала? Явно не потому, что не придавала этому значения. Нет, она намеренно скрыла от него правду.

– Я так и подумала, – ничуть не смутившись, продолжила вдова, вознамерившись полностью удовлетворить свое любопытство. – А еще я слышала, будто ваша мать родила ребенка от второго мужа. Это так?

– Совершенно верно. – Эсмеральда перевела взгляд на Гриффина и добавила: – У меня есть сестра Джозефина, и с ней все хорошо.

Он же не мог думать больше ни о чем, кроме того, что леди работает в его доме компаньонкой. Неудивительно, что она такая воспитанная, осмотрительная, сдержанная, словно ее положение в обществе гораздо выше, чем статус прислуги. Оказалось, что так и есть!

Как, черт возьми, он мог этого не заметить? Ему следовало все выяснить, чтобы не оставалось сомнений.

– Спасибо, что спросили о Джозефине, леди Норвуд, – решил он вмешаться.

Графиня опять поднесла к носу платочек:

– Вы ее видели?

– Она живет в Мейфэре вместе с мисс Свифт, моими сестрами и леди Эвелин.

– Ну, если леди Эвелин…

– Простите, графиня, – перебил Гриффин. – Танец закончился, и я должен встретить сестер у выхода – нам пора ехать, уже достаточно поздно.

– А я должна взять их накидки. Простите, миледи.

Эсмеральда, не глядя на него, развернулась и направилась к выходу, но не успела сделать и пяти шагов, как Гриффин поравнялся с ней и сказал:

– Весьма поучительная беседа, не находите?

– Вы именно так ее восприняли?

Она даже не потрудилась взглянуть на него, и это ужасно раздражало: могла бы хоть голову повернуть.

– Конечно. Я узнал много нового. Вам придется кое-что объяснить, когда мы вернемся домой, мисс Свифт. Я не могу допустить, чтобы внучка виконта выполняла обязанности гувернантки.

– Решение за вами, – бросила она, не сбавляя шага.

«Когда мы вернемся домой». Опять слова Гриффина глубоко тронули ее и вселили надежду. Их было много, таких фраз. Он произносил их не думая, не придавая им значения, а она помнила их все, и они, совершенно невинные, так грели ее сердце.

Но, увы, сегодня у Эсмеральды было ощущение, что она сотворила такое, чему проделки Джозефины и Наполеона в подметки не годятся: дала герцогу повод выставить ее из дома.

Сильный ливень заставил их расстояние от здания до экипажа преодолеть бегом. Эсмеральда и Гриффин молчали, а сестры, казалось, ничего не замечали. Сняв перчатки и стряхнув накидки, девушки удобно устроились на сиденьях и завели разговор о джентльменах, с которыми познакомились и потанцевали, о молодых леди – одни им понравились, другие – нет, – а также обсудили драгоценности, прически и платья каждой дамы, поохали и поахали над тем и этим.

Эсмеральда была рада, что девушки имели успех на первом балу и с ними не произошло ничего неприятного, но особого восторга не выражала. Герцог знает теперь ее тайну!

С тех пор как Эсмеральда едва ли не сбежала от леди Норвуд, приходилось подавлять неприятное беспокойство, то и дело поднимавшееся в ней. Если она позволит, это беспокойство победит и поглотит ее. А впрочем, с какой стати ее одолевают дурные предчувствия? Она не сделала ничего плохого: просто не сообщила о том, что герцог, возможно, хотел бы знать, но никого не обманывала и никому не обещала рассказывать о прошлом своей матери, поскольку это никак не влияло на способность выполнять обязанности, которые на нее возлагали.

В темном экипаже легко было избегать пронизывающего взгляда, но сейчас, снимая накидку, она то и дело смотрела в его сторону, а он – в ее. Когда он сбросил влажный плащ, ее слабая надежда на то, что он уйдет, не расспросив ее, погасла.

Эсмеральда гадала, о чем он думал, когда снимал перчатки. Знает ли он, что ее тревожит? Уверен ли в том, что скажет? Считает ли, что отказ ее матери подчиниться брату испортил ей репутацию? И как станет относиться к Джозефине, узнав, кто ее отец?

– Бенедикт, ты посидишь немного с нами перед уходом? – спросила Сара.

– Да, пожалуйста, – добавила Вера, взяв его за руку. – Давай еще поговорим про бал.

– Не сегодня, – буркнул Гриффин.

– Почему же ты в таком случае снял плащ? – весело улыбнулась Сара. – Для того, чтобы опять надеть, или это уже признак старости?

– Ни то ни другое, так что твои шутки неуместны. А теперь отправляйтесь наверх. Мне нужно кое-что обсудить с мисс Свифт, прежде чем я уеду.

– Я не хочу спать! А может, нам тоже стоит поучаствовать в ваших обсуждениях?

Гриффин вырвал руку:

– Нет, не стоит, но, если не хотите спать, можете посидеть в спальне и поболтать.

Вера поднялась на цыпочки и поцеловала брата в щеку.

– Спасибо, дорогой. Именно это я и хотела услышать.

Сара чмокнула его в другую щеку:

– Можно, мы пойдем в твою комнату? Она дальше других от спальни Эвелин, и мы не разбудим ее своим смехом.

Подхватив юбки, девушки направились к лестнице.

Время пришло. Больше никаких проволочек. Предстоит серьезный разговор с Гриффином.

Она глубоко вздохнула и встретила его взгляд, в котором не было ни гнева, ни разочарования. Он даже не выглядел озадаченным – скорее решительным.

– Пойдемте в мой кабинет, Эсмеральда.

Глядя в его невероятно синие глаза, она ощутила, как в нее вливаются непоколебимая сила и вера, что все будет хорошо. Как бы ни распорядился полученными сведениями, он не унизит ее.

Она кивнула и услышала, как хлопнула дверь одной из спален наверху.

Полагаясь на свою внутреннюю силу, она прошла мимо него и направилась по коридору к кабинету. Если даже герцог уволит ее, она выживет, как всегда.

Когда она вошла в кабинет, оказалось, что камин не разожжен, а лампы не горят. Слабый свет проникал внутрь только из вестибюля, да и то всего на несколько футов. Радуясь темноте, Эсмеральда прошла к окну и обернулась.

Гриффин остался стоять в дверях, глядя на нее. В этот момент она почти сдалась. Освещенный сзади лампой, горевшей в коридоре, он выглядел таким сильным, таким властным. Этот недосягаемый мужчина пленил ее сердце, и она не знала, как его освободить, у нее просто не хватало воли.

Гриффин, так и не сказав ни слова, широкими шагами подошел к ней, схватил в объятия и завладел губами. Эсмеральда задохнулась от неожиданности, испуганная и одновременно счастливая. Его губы оказались такими теплыми, гладкими и нежными, а поцелуй – медленным, чувственным и умелым. Неизведанное доселе наслаждение охватило ее, в глазах взорвались яркие искры, и она отдалась его ласкам без сопротивления.

В ее мечтах поцелуй был легким: короткое прикосновение губ к губам, – но все оказалось иначе. Этот поцелуй, требовательный, ищущий, продолжался долго, словно герцог хотел убедить ее, что так же жаждет целовать ее, как она ожидает его поцелуев.

Она инстинктивно закрыла глаза. Он притянул ее к широкой груди, обнял еще крепче, словно боялся, что кто-то ее отберет, и продолжил целовать: исступленно, как умирающий от жажды, – отчего груди ее набухли, низ живота заныл, а между ног стало жарко.

Почему-то Эсмеральда поняла, как сильно он хочет, чтобы она приоткрыла губы, и подчинилась. Его язык тут же скользнул внутрь, он застонал от наслаждения и стал медленно исследовать глубины ее рта.

Поцелуи сменяли друг друга: то страстные и долгие, то нежные и быстрые. Их дыхание, стоны и вздохи смешивались, становились все более чувственными.

Эсмеральда обвила руками шею Гриффина, позволяя крепче прижать ее к твердому мускулистому телу. Ее ладони легли ему на затылок, пальцы запутались в густых волосах, потом опустились на плечи. Она ощущала поцелуи на щеках, подбородке, шее и опять на губах. Руки его лихорадочно блуждали по ее телу: от груди до бедер и ягодиц, потом обратно к груди.

– Ты прекрасна, Эсмеральда, – прошептал он ей в губы. – Не надо прятаться за серой тканью.

– Мне так удобнее, – быстро ответила она между поцелуями.

Его ласки были такими пылким, хотя и нежными, и так возбудили обоих, что они едва не задыхались.

Гриффин чуть поднял голову и прошептал:

– Мне этого недостаточно…

И опять завладел ее губами. Оба трепетали, когда он покрывал ее лицо поцелуями, одновременно одной рукой сжимая грудь, а другой – ягодицу. Эсмеральда ощутила твердую выпуклость в его брюках – ничего подобного тому, что она чувствовала сейчас, раньше не было. Сама того не сознавая, она отвечала на его пыл с удивлявшим ее саму рвением: льнула к нему, всячески поощряя прикосновения.

Наконец Гриффин с долгим отчаянным вздохом выпустил ее из объятий, коротко, с горечью усмехнулся и отступил.

Расстроенная столь внезапным и резким окончанием порыва страсти и все еще ощущая головокружение, Эсмеральда облизала губы и сглотнула комок в горле. Она понятия не имела, что поцелуи могут быть такими чудесными: даровать ощущение счастья, но одновременно заставлять хотеть большего. Гриффин не сможет отрицать, что наслаждался поцелуями, как и она, а уж силу его желания она ощущала даже через одежду.