Амелия Грей - Прошлой ночью с герцогом

Гриффин усмехнулся:

– Сестры всю жизнь прожили в имении и мало с кем встречались, кроме родственников, да и то не слишком часто. Им повезло заполучить такую компаньонку, как вы. Уединенная жизнь сблизила их, но время от времени они становятся ярыми соперницами.

«Включая фортепьяно и лорда Генри», – хотела было добавить Эсмеральда, но решила пока умолчать о потенциальном женихе.

– Скоро круг их общения станет значительно шире – на балах и вечеринках они познакомятся с молодыми леди и джентльменами.

– Кстати, вспомнил! – неожиданно воскликнул Гриффин. – По вашему предложению узнал, кто из тех леди, что стали жертвой пари, имеют родственников-мужчин, но не замужем.

– И что же? – спросила она с тревогой.

– Всего два имени.

– Но ведь, по словам сэра Уэлби, в «Уайтсе» об этом говорили несколько человек.

– Да, но он признался, что может быть уверен лишь в том, что кто-то хочет поквитаться со мной через моих сестер. А кто это был и сколько их было – кто знает…

– Итак, двое молодых людей, верно?

– Да, во всяком случае – пока: сэр Чарлз Реддинг и мистер Альберт Трент. Это единственные джентльмены, чьи сестры получили письма от тайных обожателей и так и не вышли замуж.

Эсмеральда мысленно повторила имена. Их не было в списке леди Эвелин, что вполне естественно: она не посчитала происхождение этих джентльменов достаточно высоким, чтобы иметь право просить руки сестер герцога.

Почему Эсмеральда постоянно забывает о том, что усвоила в доме дяди? Она ведь о снобизме высшего общества знала все: сама долго была его частью, – а вот теперь оказалась по другую сторону.

– Я не допущу, чтобы они приближались к нашим юным леди даже для того, чтобы попросить разрешения пригласить на танец.

Герцог устремил на нее пристальный взгляд, и в груди родился уже знакомый трепет, нахлынуло столь же знакомое безумие: хочется оказаться в его сильных объятиях, почувствовать его губы. Она знала, что его тянет к ней: он сам признал это, – но вряд ли, подобно ей, он подмечает каждый ее вздох.

– Вы знаете, что солнечный свет превращает ваши карие глаза в золотистые?

Атмосфера вдруг резко изменилась: шум толпы словно исчез, прохладный ветерок стих, и солнце опалило ее лицо. Словно они с герцогом остались в парке совсем одни.

– Откуда мне это знать? Я не имею привычки носить с собой зеркало на прогулку.

– Но, может, кто-нибудь говорил: родители или поклонник…

– Как великое множество дам восхищались вашими голубыми, как летнее небо, глазами?

– Вы очень умело уклонились от ответа на вопрос, но я не позволю вам ускользнуть.

– Это был вопрос? Мне показалось, вы констатируете факт.

Он рассмеялся:

– Эсмеральда, вы, как всегда, бросаете вызов, и мне это нравится!

– Вы не должны называть меня по имени!

– Этого никто, кроме вас, не слышал. А сейчас я хочу задать вам прямой вопрос: вас когда-нибудь целовали?

С чего это вдруг? Ее так и подмывало высказать свое возмущение и потребовать, чтобы впредь он не задавал столь личных вопросов, но, глядя ему в лицо, она ощущала, что он словно ласкает ее своим невероятным взглядом, и не хотела противиться, скорее наоборот. Пусть называет ее по имени, пусть знает, что ни один мужчина не касался губами ее губ, да и вообще не дотрагивался до нее даже пальцем… кроме него.

Все же ее практичность и благоразумие пришли на помощь и не позволили идти на поводу у сердца.

– У меня не было возможности встречаться с мужчинами.

– Двадцать пять, и ни одного поцелуя! – удивленно заметил Гриффин. – Я нахожу это крайне интригующим.

Его власть над ней все возрастала. В этом откровенном интересе было нечто такое, отчего ее женские страсти разогревались до той степени предвкушения неведомого, о существовании которой она не подозревала.

В горле пересыхало от постоянной потребности ощутить, как их губы встречаются, хотя она постоянно запрещала себе думать об этом. Возможно, он и находит интригующим то обстоятельство, что ее до сих пор не целовали, сама она считала это весьма обескураживающим и очень смущалась. А ей так хотелось изведать сладость поцелуев!

Заглушив в себе доводы рассудка и стараясь, чтобы голос дрожал, она спросила:

– Предлагаете изменить ситуацию, ваша светлость?

Эсмеральда почувствовала, что дыхание герцога участилось, почти как ее собственное. Она не понимала, откуда взялась дерзость, с которой был задан вопрос, сам по себе совершенно неуместный, неприличный, не говоря уже о том, что ничего подобного ей в голову не приходило до того, как он сорвался с ее губ, да еще с уверенностью, которая изобличала ее потаенные чувства!

На какую-то долю секунды она подумала, что сейчас он бросит корзину и одеяло и сделает то, чего она отчаянно от него хотела, прямо здесь, перед всем миром, но он остался на месте.

– Вы осмелились спросить, потому что я не могу этого сделать? – поинтересовался он подозрительно спокойно и в то же время с некоторой угрозой.

И она все поняла. Хоть оба они и родились в одном обществе, она теперь живет в другом, и вряд ли судьба изменит их будущее. Герцог – человек чести, к тому же поклялся не касаться ее, пока она служит в его доме, а значит, находится под его защитой. С каждой новой встречей становилось все яснее, чего они оба хотят, но тут уж ничего не поделаешь.

Сознавая, что нужно оборвать натянувшуюся между ними нить близости, она отступила и сменила тон на тот, которым говорила бы с напроказившим ребенком:

– Почему это вы заговорили вдруг о поцелуях, ваша светлость?

Губы герцога сжались, глаза превратились в щелки: ему явно не понравился как вопрос, так и резкая смена ее настроения, – но это и к лучшему. Необходимо заглушить на корню то, что между ними происходит.

– Просто любопытно.

– Теперь ваше любопытство удовлетворено? – с вызовом спросила Эсмеральда.

– Вроде бы, – ответил он коротко.

Она глубоко вдохнула, пытаясь не позволить внезапному разочарованию завладеть душой.

– Это ободряет. Я мало что знаю о поцелуях, да и сомневаюсь, что моим учителем станет кто-то вроде вас, так что нам ни к чему возвращаться к этой теме, не так ли?

Он с усмешкой придвинулся к ней ближе и наклонил голову так низко, будто собирался забыть и про честь, и про место, где они находятся, и про статус… но вместо этого прошептал:

– Считаете, что я не способен вас научить? Раз уж мне брошен такой вызов, мисс Эсмеральда Свифт, не сомневайтесь: мы вернемся к этой теме, как только закончится срок вашей службы в моем доме. Тогда все и обсудим.

В его тоне прозвучало такое обещание, что у нее едва не подкосились ноги. Мысль о поцелуе, пусть и в отдаленном будущем, взволновала, но он не должен об этом знать. Герцог противник опасный, так что нельзя терять бдительность. Она же не хочет оставить свое сердце здесь, в Мейфэре, когда покинет этот дом.

– Гриффин! – подбежала к брату Сара и бросилась на шею. – Что ты здесь делаешь?

Эсмеральда с облегчением отошла от герцога.

– Я и не знала, что ты тоже захочешь погулять с нами, – подбежала и вторая юная леди.

Затявкал и Наполеон, обнюхав его сапоги.

– Я тоже не знал, но, надеюсь, мой приход не испортит вам прогулку, – улыбнулся Гриффин и погладил Наполеона. – Как поживаете, мисс Джозефина?

– Очень хорошо, ваша светлость, – ответила девочка, приседая. – Вы успели посмотреть на жонглера?

– Нет, к сожалению. А что, был так хорош?

– Исключительно! А что это у вас в руках?

Он поднял корзину повыше.

– Думаю, здесь все, что нужно для пикника. Кукольное представление закончилось? Тогда давайте поищем место, расстелем одеяло и посмотрим, что для нас приготовила кухарка вашей тетушки.

– Простите, ваша светлость, если помешал, но я не мог пройти мимо, когда увидел вас. Нам нужно поговорить.

Эсмеральда оглянулась и увидела высокого стройного молодого человека в таком же, как у герцога, модном черном плаще. Под мышкой он держал шляпу.

– Вы не помешали, мистер Ламберт, – заверил герцог, пристально глядя на незнакомца. – Я представлю вас.

Эсмеральда слышала о мистере Питере Ламберте, племяннике лорд-мэра. Молодой человек с прямыми, аккуратно подстриженными темно-каштановыми волосами и карими глазами был весьма привлекателен, особенно когда улыбался: лицо его словно освещалось изнутри, становилось открытым и дружелюбным. Он был чуть ниже герцога и не так широкоплеч. Важнее же всего было то, что его не включили в список возможных кандидатов в женихи. Очевидно, леди Эвелин не считала его социальное положение достаточно высоким для сестер герцога.

После того как все перезнакомились, мистер Ламберт и герцог завели ни к чему не обязывающую беседу: о погоде, о странной кличке – Наполеон – для собаки, о том, как неспокойно стало на улицах.

Эсмеральда наблюдала, как реагируют на джентльмена сестры. Леди Вера, похоже, отвергла его с первого взгляда: он не лорд Генри и, следовательно, абсолютно ей неинтересен, – а вот леди Сара – другое дело. Они с мистером Ламбертом переглядывались, да и тот постоянно кидал на нее взоры.

Инстинкт подсказывал Эсмеральде, что, в отличие от нее, мистер Ламберт без труда различает девушек. Было очевидно, что он увидел в леди Саре то, чего не было в ее сестре.

– В городе много разговоров о дебюте ваших сестер, – сказал мистер Ламберт герцогу.

Но еще до того, как герцог с подозрением нахмурился, вскинув бровь, Эсмеральда увидела, что мистер Ламберт понял свою ошибку, затронув щекотливую тему, и быстро добавил:

– Нет, ничего такого, ваша светлость: просто ваши сестры близнецы, а это нечастое явление в обществе. Об этом в основном и говорят.

Он снова взглянул на леди Сару: