— А мне больше и не нужно — просто покажите дверь, — улыбнулась она.

Дверь в погреб находилась снаружи. Деревянные доски, скрепленные в одну гладь стальными скобами и винтами. Арочный силуэт. Парнишка открыл замок гремящей связкой ключей, поправил свои белые манжеты и удалился. Ева толкнула дверь и застыла на пороге.

От двери вниз вела лестница. Проникавший со двора свет доставал только до девятой ступеньки вниз. За этой границей начиналась темнота.

Она отпрянула и повернулась, чтобы окликнуть официанта. Он должен был хотя бы показать ей, где находится включатель!

Теперь она точно столкнулась с Лукой — ударилась об его грудь. Теплые мягкие руки с длинными пальцами обхватили ее за плечи.

Лука сделал шаг вперед, оттесняя ее за дверь, и Ева со страхом покосилась на скрипнувшие петли. Если дверь захлопнется, они окажутся в полной тьме на холодной каменной лестнице.

— Собери руками волосы, покажи мне свою шею, — попросил Лука, наклоняясь к ней.

Ева зажмурилась и оттолкнула его от себя, но она находилась в невыгодном положении — он мог наступать сколько угодно, оттесняя ее вниз. Она начала отсчитывать ступеньки. Дальше девятой она ни за что не спустится.

— Я тебе не нравлюсь? Всем я нравлюсь, а тебе нет. А знаешь, почему? Потому что ты просто не дала мне шанса прикоснуться. Когда мне дают волю, я становлюсь совсем другим. Ты полюбишь меня, как только поймешь, каким славным любовником я могу стать.

— Отпусти меня, — прошипела она, радуясь тому, что висевший на груди фотоаппарат не позволял ему прижать ее к себе.

— Верность уже давно не в моде.

— Если следовать за модой, то рано или поздно можно влезть не в свою шкуру и выставить себя на посмешище. Лучше делать то, что нравится.

Он прижался губами к ее шее, опалив кожу дыханием даже через волосы. Еще шаг назад — непроизвольно.

Ева поднапряглась и заставила его отступить, но не успела взобраться на ступеньку вверх, потому что Лука очень быстро опомнился и налег на нее всем весом. Он был пьяным, и его сила плескалась, не зная границ, поскольку рассудок отключился.

Несколько шагов вниз, она даже не успела сосчитать их. За спиной зашевелилась темнота — почти осязаемая и душная. Она сжала зубы и метнулась в сторону, чтобы обмануть его. Помогло, но ненадолго — она проскользнула мимо, прежде чем он зацепил ее за локоть и вернул обратно. Они не сдвинулись с мертвой точки, а просто поменялись местами. Тем хуже — теперь она видела, что темнота начинается через две ступеньки. Он тянул ее вниз, и его глаза смеялись.

— Я не собираюсь тебя насиловать, но дай мне шанс. Как несправедливо, что ты не даешь мне возможности проявить себя. Твоя жизнь станет богаче, если ты станешь впускать людей, а не запираться изнутри. Может быть, твой Адам не самый лучший мужчина в мире? Откуда тебе знать, что ты теряешь или что выигрываешь, если ты ничего еще не пробовала?

Он назвал имя Адама, и Ева почти взвизгнула от злости, пытаясь вырваться. Стоять на каблуках не очень удобно, особенно после трех часов беготни. Если он перетянет ее, то она просто соскользнет по ступенькам, как в тот раз. Делать нечего — придется закричать.

Она набрала побольше воздуха в легкие и запрокинула голову, но услышала знакомый стук и остановилась. Адам приближался к двери в погреб. Только его трость могла издавать такие звуки, соприкасаясь с вымощенной камнем дорожкой.

— Ей осталось разобраться с винным погребом, — раздался глухой голос, по которому можно было узнать хозяина. — Вы можете присоединиться к ней.

Лука не слышал этих слов, и ему было все равно, что шаги третьего человека неумолимо приближаются к двери в погреб.

— Пусти меня, тебе же хуже будет, — прошептала она. — Сюда идет Адам, так что лучше отвали к черту.

Он не слушал ее, и Ева все же решилась крикнуть. Теперь она знала, кого звать на помощь.

Трость застучала по ступенькам, шаги приближались очень быстро, Лука отвлекся от нее и на мгновение утратил контроль. Ей этого хватило, чтобы вывернуться и обрести свободу. Можно было бы побежать наверх оставить его здесь или даже запереть дверь на ключ — только позвать того гаденыша-официанта. Она ожидала увидеть Адама, но когда поднялась на пару ступенек, поняла, что он уже добрался до Луки. Трость покатилась по ступенькам вниз, отсчитывая секунды. Адам и Лука сцепились как два зверя, и она метнулась к ним, позабыв о своих планах.

Липкий страх расползся по коже, и она схватила того, кто был ближе — кажется, Адама.

— Оставь его, пойдем наверх.

Но гнев ослепил Адама, и он не слышал ее слов. Все что он видел — ожившую картинку из ее детских рассказов и мужчину, пытавшегося утянуть ее за собой вниз по лестнице. Гнев хлынул ледяной волной, смывшей все укрепления. Обычно он был спокойным и порой даже слишком пассивным, но сейчас все его защитные механизмы вышли из строя. Никто не смеет причинять боль Еве. Никто не смеет так с ней обращаться.

Оставшаяся без поддержки правая нога подвела его, он потерял равновесие, но слишком крепко держал при этом Луку, и они покатились по лестнице вниз — так же, как когда-то Ева. Пересилив желание броситься за ними, она сама выбежала прочь и вернулась только с хозяином дома. Лица гостей смылись в сплошную полосу безликих черт и ужимок, а праздничные огоньки ослепили глаза после тусклого света, проникавшего за дверь погреба. Ей было все равно, как она выглядела и что говорила, ей хотелось только, чтобы кто-то включил свет и помог во всем разобраться.

Лука умер на следующий день. Он слишком сильно ударился головой при падении. Ускорение, плюс собственный вес и опьянение. Адам был трезвым — он просто не успел ничего выпить. В ближайшие пятнадцать лет выпивать ему не придется — в тюрьме не подают спиртных напитков.

Роковая женщина сама стала объектом поисков для фотографов-любителей. Ева пряталась от них по подъездам, но все равно не могла оставить их за границей сознания. А ей так хотелось остаться одной.

Фотоаппараты лежали, сваленные в углу как куча мусора. Книги покоились на своих местах в шкафу. Телефон отключен — мать Луки звонила ей несколько раз и за это время Ева успела наслушаться самых страстных проклятий. Если коротко, то она должна была сгореть в аду, а перед этим попасться какому-нибудь маньяку, чтобы хотя бы четверть всех пожеланий безутешной матери обрели реальную форму. Еве было все равно, чего желали ей, но когда женщина, что родила этого самого Луку, начинала покрывать Адама оскорблениями, она давала отбой. Да, той женщине было больно. Но это не значило, что она была единственной, кто страдал.

Сколько драк по всей Италии начинаются и заканчиваются ежедневно? Сколько из них происходят из-за женщин? Сколько приводят к чьей-то смерти? Адам и Ева оказались жутко невезучей парой.

Она приходила к нему в тюрьму и говорила с ним, обещая, что будет поддерживать несмотря ни на что. След от губ Луки на ее шее не сошел за основание для подозрений. Его вообще пропустили мимо судебных материалов.

Он ударил ее? Оставил синяк? Укус? Он хотя бы попытался ее изнасиловать? Какие причины могут быть для того чтобы убить молодого человека с прекрасной карьерой? А может быть, это была лишь банальная зависть — все знали, что у Адама не складывались отношения с рекламодателями, поскольку он хромает на правую ногу. Возможно, Лука просто увел у него выгодный контракт? Но как все-таки жаль — ведь Лука был еще таким молодым и перспективным! Сколько же еще он мог сделать, как сильно его родители могли бы им гордиться!

Все ополчились против Адама — всего за одну ночь все изменилось. Гости давали известные и предсказуемые показания.

«Попытка изнасилования? Да бог с вами! Когда она вбежала в зал, у нее вся одежда была цела, ни одна пуговица не была расстегнута. Боже, да у нее жакет на плечах не помялся, какое изнасилование?»

«Она весь день была какой-то нервной. Не хотела ни с кем говорить».

«Изнасиловать? Лука? Но ведь она сама с ним кокетничала — я видела, как она ему улыбалась и даже несколько раз останавливалась возле него. Я подозреваю, что она специально его завлекла».

Хозяин дома говорил то же самое. Ева смотрела на них, и ей хотелось кричать. Но что она могла сделать?

Как-то раз она видела, как на одной из оживленных столичных улиц металась растрепанная женщина.

«Он напал на меня, вы же видели, что он напал на меня!» — кричала она.

Прохожие переходили на другую сторону, чтобы не влипнуть в неприятности. Ева не знала, сколько людей могло видеть, что та женщина говорила правду. Сколько из них могло бы ей помочь? Никто не пожелал вмешиваться.

«Мы ничего не видели».

Универсальная отговорка.

Поэтому она не просила помощи — она просто говорила то, что могла сказать. Говорила правду.

Ее слова звучали как излишняя самоуверенность, облеченная в членораздельные звуки.

«Шлюха! Как ты смеешь говорить такие вещи о моем сыне? Ты видела себя в зеркале? Да он никогда не посмотрел бы в твою сторону! Да он был таким красавцем, что сама Линда Евангелиста не смогла бы его соблазнить! Чего ему было искать у тебя?!».

Резонанс от дела был большим и неприятным. Две не самые успешные модели сцепились из-за женщины в подвале богатого дома. Такое дело легко замять и забыть, если изначально не давать ему хода в новости, но с Адамом юристы явно прогадали. Народ следил за делом, народ хотел знать, чем все закончится. Народ жаждал наказания.

— Она никогда не пользовалась популярностью у мужчин.

— Она всегда была холодной и интересовалась только работой.

— В последнее время он был очень нервным. Он ведь планировал завершить работу, понимаете?

— Насколько я знаю, у него не было планов на дальнейшую жизнь.

Адам ни с кем не делился своими планами. О них знала только Ева.

— Да, они действительно состоят в связи, мы видели его довольно часто. Но мы не можем сказать, что они планировали пожениться — он мог не появляться в нашей парадной месяцами.