Адди резко повернулась и выбежала из помещения, хлопнув изо всех сил дверью.

Сара осталась там, где стояла, в ужасе от того, что услышала; ей было невыносимо больно, лицо горело, рот подергивался. Слезы готовы были вот-вот хлынуть из глаз.

Патрик прекратил работу и молча смотрел на нее с вытянутым лицом.

Она подошла к вешалке позади конторки. На Патрика она не глядела: если бы сделала это, обоим было бы неловко. С опущенными вниз глазами она стала одеваться — надела пальто, коричневую шляпу.

— Надеюсь, вы справитесь здесь без меня, Патрик? — спросила она тихо.

— Конечно, — так же тихо ответил он. — Идите, куда вам надо.

Она ушла. Отступила. Спряталась. Укрылась в своей комнате в доме миссис Раундтри, где могла сидеть у окна и плакать сколько душе угодно… Молча, неподвижно. Руки бессильно лежали на коленях, слезы падали сквозь пальцы прямо на полосатую юбку, оставляя на ней влажные следы.


«Адди, Адди! Ну почему? Ведь я только хотела быть тебе другом. Мне тоже нужен друг, разве ты не видишь? Мы связаны узами, которые нельзя разорвать, как бы ты ни пыталась. У нас общие мать, отец, воспоминания… На всей земле только мы с тобой родные по крови. Разве это ничего не значит?.. Ответь, Адди…''


Как страшно — это одиночество отверженных! Когда отталкивают тебя, твою любовь… Такого Сара еще никогда не испытывала. Так, наверное, чувствуют себя круглые сироты или старики, пережившие своих детей.

Она сидела возле окна, опустошенная, без движения, и ей казалось, что слезы, льющиеся беспрерывно из глаз, отнимают у нее последние силы.

Со вздохом она поднялась, подошла к кровати и вытянулась на ней, надеясь забыться в сне.

Когда Сара проснулась, за окном уже почти стемнело. Раздался стук в дверь.

— Да, — ответила она. — Кто там?

— Это миссис Раундтри. Вы в порядке?

Сара с трудом приподнялась на постели.

— Спасибо, да.

— Ужин уже десять минут как на столе. Вы спуститесь вниз?

Сара сделала над собой усилие, чтобы прийти в себя, отдать себе отчет, где находится… Какой сегодня день? Который час? Почему она лежит одетая?

Она сдвинулась на край кровати и крикнула:

— Сейчас приду!

К ней возвратилось чувство реальности. Опять появилась тяжесть на сердце, неуверенность во всем теле. Пульс, казалось, стучал с такой силой, что сотрясалась кровать. Ужасным было ощущение перехода от глубокого крепкого сна к жестокой действительности.

Но она была уже в ней, в полутемной комнате, по которой ходила сейчас, прикладывая пальцы к набрякшим векам, поправляя волосы, расчесывая их с боков, одергивая юбку и рукава блузки. И потом вышла из комнаты и спустилась вниз, где горел яркий свет. Когда она входила в столовую, все до одного, кто сидел за столом, повернулись к ней.

— Вы здоровы? — спросил мистер Муллинс. Она была сейчас главным и единственным объектом всеобщей заботы и внимания.

— Спасибо, все в порядке. Ешьте, пожалуйста. — Она села напротив Ноа Кемпбелла и увидела, как его руки замерли над тарелкой, когда он различил ее припухшие глаза и помятую блузку. Молча он взял со стола и протянул ей блюдо с жареной рыбой.

— Спасибо. — Она старалась не смотреть ему в лицо. Беседа за столом возобновилась. Ноа Кемпбелл не принимал в ней никакого участия и, продолжая тайком наблюдать за Сарой, видел, как та еле двигает вилкой, оставляя большую часть еды на тарелке,

— Что ж вы почти ничего не ели, — упрекнула ее миссис Раундтри, убирая со стола посуду. — Поклевали, как воробушек.

— Извините. Все очень вкусно, правда, но сегодня у меня совсем нет аппетита.

— Хотите ежевичное пюре на закуску?

— Нет, спасибо. Извините, я пойду к себе. Нужно написать кое-что.

Сара встала и вышла из комнаты.

Кемпбелл проводил ее долгим взглядом, чувствуя себя виноватым, что его вчерашняя вспышка у нее в редакции повлекла за собой такие последствия. Недолго поколебавшись, он тоже поднялся, резко отодвинув стул.

— Благодарю, миссис Раундтри. Все, как всегда, прекрасно.

Он шагал по лестнице через ступеньку и догнал Сару, когда та уже закрывала дверь своей комнаты.

— Мисс Меррит, — окликнул он ее, — могу я поговорить с вами?

Она приоткрыла дверь и остановилась в ожидании. Комната позади нее утопала во тьме, горела только одна тусклая лампа в коридоре, за две двери от них.

— Да, шериф?

Он стоял перед ней с непокрытой головой, без пояса и револьвера, шерифская звезда на кожаном жилете тускло блестела.

— Я собираюсь снова пройти по городу, — сообщил он. — Могу прислать вам доктора Терли, если нужно.

— Мистер Кемпбелл, — ответила она, — я не уверена, что заслуживаю такой заботы с вашей стороны. Вы решили стать моим личным ангелом-хранителем?

— Вчера я немного погорячился, когда говорил с вами. Сожалею об этом.

— Да, вы погорячились, — согласилась она.

— Вот я и пытаюсь извиниться!

Она посмотрела ему прямо в глаза, увидела в них искреннее сожаление.

— Извинения принимаются…

Они продолжали стоять лицом к лицу, чувствуя, что обоюдная недоброжелательность исчезает из их взглядов и душ, и, как всегда в подобных случаях, испытывая неловкость… Враги… друзья… враждебность… симпатия…

Все смешалось. Они не могли найти верного отношения друг к другу.

— Так как насчет дока Терли? — спросил он. Она робко коснулась своих опухших глаз.

— Похоже, я нуждаюсь в нем?

— Ну… что-то у вас определенно не так.

— Я много плакала, — призналась она. — Это у меня бывает не часто, уверяю вас.

Опять он взглянул ей прямо в глаза.

— Из-за вашей сестры?

Сара кивнула.

— В городе ходят слухи, что она выходила из дома Розы и была у вас в редакции? Это так?

— Да, верно. Из-за Роберта Бейсинджера. Вы уже, наверное, знаете, кто он такой?

— Нет, не знаю.

— Мы вместе росли в Сент-Луисе. Он был первым поклонником Аделаиды, когда ей только исполнилось шестнадцать.

— Аделаиды?

— Да, конечно. Когда я уезжала сюда, он просил написать ему, как я ее нашла и что она делает. Я выполнила просьбу, не предполагая, что он может приехать. Когда я увидела его вчера, то страшно удивилась. Не меньше, наверное, чем Адди.

— Могу представить.

— Не знаю, что произошло между ними, когда он пришел в дом к Розе, но потом сестра прибежала ко мне в редакцию и обвиняла в том, что я специально наслала на нее Роберта.

— А вы этого не делали?

— Нет же, говорю вам. Я не предполагала, что он приедет. Он сделал это без всякого предупреждения.

— А к Розе заявился тоже как черт из коробочки?

— Да.

Ноа скрестил руки на груди, прислонился к дверному косяку.

— И что же он от нее хочет?

— Не знаю, но она так зла на меня… Не понимаю, отчего…

— Так спросите у нее.

— Думаете, я не делала этого? Она не хочет ничего слушать… Хотя в последнее время мне стало казаться, что отношения у нас налаживаются. Я не приставала к ней, но и не давала забывать о том, что нахожусь рядом, думаю о ней и что она может рассчитывать на мою поддержку… Мы начали разговаривать, даже немного вспомнили детство… Теперь просто не знаю, что мне делать.

Опять они смотрели друг на друга без всякого недоверия и недоброжелательства.

Потом Ноа произнес с легким вздохом:

— Ох, эти братья и сестры… — Он хмыкнул. — Нас воспитывают в любви друг к другу, но порою все получается не так… или не совсем так. — Мимо них прошли по коридору Том Тафт и Эндрю Муллинс, и Ноа посторонился, чтобы пропустить их.

— Адди и я всегда были очень разные, — заметила Сара.

— То же у нас с Арденом.

— Мы с вами старшие и, предполагается, должны показывать хороший пример. Но даже если мы это делаем, не всегда такому примеру следуют.

— Да, не всегда. Но и мы не всегда его подаем. — Некоторое время они, казалось, размышляли об этом, затем Сара сказала:

— Когда мы были еще девочками, я постоянно бывала чем-то занята. Но Адди — никогда. Отец заставил меня научиться типографскому делу, ее же освободил от всего. Я никогда не понимала, почему он так ее балует, почему она не может хотя бы куда-то ходить по его поручениям… Меня это обижало. Но теперь вижу, что мне повезло больше… А сегодня она крикнула, что ничего не собирается менять в своей жизни, потому что у нее очень легкая и приятная жизнь. Можно это понять?

— Она так сказала?

Сара кивнула.

Он оттолкнулся от двери, встал посреди коридора.

— Рискуя ступить на запретную почву, хочу заметить, что, насколько я знаю, жизнь у этих женщин совсем не легкая. И мужчины, которые посещают их, не всегда ведут себя как джентльмены. Не один раз мне приходилось арестовывать тамошних клиентов.

— За что?.. Они… они обижали девушек?

Он молча смотрел на нее, не отвечая.

— Скажите, шериф!

Он ответил с неохотой:

— Да, всякое бывает. Можете мне поверить.

Она прикрыла глаза, потерла лоб. Снова взглянула на Кемпбелла.

— Тогда почему девушки не стремятся уйти оттуда? Как вы думаете?

Вопрос был трогателен в своей наивной прямоте. Шериф ответил:

— Ну, почему… Возможно, чувствуют себя вроде как в ловушке. Куда она пойдет? Что будет делать?

— Но ведь у нее есть я… И я — здесь… Она может помогать мне в редакции.

— Что она сможет?..

— Я научу ее.

— И сколько заработает? Ведь там она…

— Достаточно, чтобы достойно жить!

— Извините, мисс Меррит, но не думаю, что она когда-нибудь сумеет жить достойно… В том смысле, как вы говорите… И уж, во всяком случае, не в этом городе, где знает почти всех мужчин… так, как она их знает… Да и женщины не захотят с ней знаться.

— Какие женщины? Нас тут всего двадцать, и, я надеюсь, они дадут ей шанс изменить жизнь… Хотя бы из уважения ко мне, если я очень попрошу.

— Не знаю. Боюсь, вы выдаете желаемое за действительное… В общем, преувеличиваете доброту и терпимость так называемых порядочных женщин.