– Серж, Серж, ради бога, Серёжа!!! – опомнилась наконец княгиня Вера. – Как вы себя ведёте, что за разбойничьи выходки! Отпустите Александрин немедленно! Извинитесь!

– Как вам будет угодно. – Сергей разжал руки, и Александрин мешком плюхнулась на постель. – Но извиняться перед этой тварью, при всём моём уважении к вам, я не стану.

– Серж!!! Да что же это, право! Вы, ей-богу, друг друга стоите – и вы, и Александрин! Каких манер вы набрались в полку?!

– Маменька, я не позволю этой дря… этой особе оскорблять вас, – жёстко сказал Сергей, краем глаза следя за Александрин, резво отползшей от него на другой край кровати. – Она потеряла всякое чувство меры, и пора уже положить конец её выступлениям. И видимо, это придётся сделать мне – как старшему мужчине в доме.

– Хочу вам напомнить, что старшая в этом доме всё же я, – холодно заметила княгиня Вера. – И за ваше поведение я пока ещё отвечаю в той же мере, что и за Александрин. Через полгода вы становитесь совершеннолетним, вступаете в наследство – и на здоровье! Можете вытворять что угодно в пределах собственной совести. А пока – извольте слушаться! Извинитесь перед кузиной!

– Не стоит, право, – синие глаза Сергея похолодели. Он в упор, не отводя взгляда, смотрел на мачеху. – Я ни в чём не виноват перед ней. И только из любви к вам не придушил эту… это мучение для всей семьи раз и навсегда! Надеюсь, вместо меня это быстро исполнит её возможный муж! Мне неприятен Казарин, но его, право же, можно и до́лжно пожалеть! Никакое приданое не поможет, когда он окажется один на один с этим милейшим существом!

– Серёжа, вы невозможны, – с горечью сказала княгиня Вера. – Вынуждена признать своё поражение как мать и как бывшая гувернантка. Мне ничего не удалось сделать с вашим характером. Пребывание в полку только испортило вас… Но здесь уж я бессильна. Ступайте к себе. Оставьте в покое и меня, и Александрин. И напрасно вы причисляете себя к мужчинам. Так вести себя с женщиной может только последний…

Договорить Вера не успела: в комнату вбежала горничная.

– Сергей Станиславович, к вам господин какой-то пришёл!

– Что за господин? – сердито спросил Сергей. – Я никого не жду, гони его прочь!

– Да что же это такое, наконец! – вышла из себя княгиня. – Вспомните, что вы дворянин, что вы князь Тоневицкий! Где ваше воспитание? Коли вы не намерены встретить вашего гостя, то я сама его приму! Домна, он представился?

– А как же-с! Андрей Петрович Сметов! Говорит, что они с Сергей Станиславычем только нынче утром встречались и что он по важному делу!

Княгиня повернулась к приёмному сыну и успела заметить тень смятения, метнувшуюся по лицу Сергея.

– Что ж, проси в гостиную! – после лёгкой заминки велел он.

Горничная ушла. Александрин, всхлипывая и дрожа, спрыгнула с кровати и бросилась прочь. Вместо неё прибежала встревоженная Аннет.

– Маменька, что это тут было?! Серёжа, ты рычал, как… Как Трезор цепной у нас в Бобовинах! Я чуть не умерла с перепугу! На Александрин лица нет! Что стряслось, Казарин отказывается на ней жениться?!

– Слава богу, пока что нет, – сквозь зубы, избегая смотреть на мачеху, сказал Сергей. – Я пытался её унять хотя бы немного – и вот, как видишь, получаю распеканцию. И, ей-богу, не могу понять за что.

Аннет повернулась к княгине, но та лишь безнадёжно махнула рукой, сняла со спинки кровати вязаную шаль и, зябко закутавшись в неё, вышла из спальни. Брат и сестра остались одни.

– Зачем, Серёжа? – помолчав, спросила Аннет. – Ты ведь знаешь, это бесполезно… Я имею в виду Александрин… А маменька только расстроилась ещё больше. Она и так едва держится во время этих истерик, я же вижу!

– И сколько, по-твоему, эта мерзавка ещё будет мучить её?!

– Ну, ведь недолго же осталось! Скоро она выйдет замуж, уедет…

– Боюсь, что Казарин не окажется таким идиотом и сбежит из-под венца так же, как все прежние, – мрачно предрёк Сергей. – Как, скажи на милость, можно иметь в жёнах такую гусеницу?!

– А ведь она в тебя была страшно влюблена, помнишь? – лукаво спросила Аннет.

Брат не ответил, но его передёрнуло. Он сделал несколько шагов по комнате, остановился у стены. Долго молчал, разглядывая рисунок старых обоев.

– Серёжа, ну что же ты в самом деле? – обеспокоенно окликнула сестра. – Пойдёшь после к маменьке, попросишь прощения… Велико ли дело! Ты же знаешь, она тебя любит. Поругает, как всегда, и простит. А нет, так я схожу за тебя попрошу.

– Ну, не хватало мне ещё прятаться за твоей юбкой, – сурово сказал брат. – Что ж… Надо идти, однако, взглянуть, что там за господин… Сметов явился. Хоть убей, не припомню, где мы с ним могли видеться! Денег, что ли, занять хочет?

Аннет хихикнула и первая выбежала из комнаты. Сергей пошёл следом.

Когда брат и сестра Тоневицкие вошли в гостиную, нежданный гость уже разговаривал с княгиней Верой. Та, держа его за руку, весело говорила:

– Но отчего же вы, Андрей Петрович, пришли к сыну, а не прямо ко мне? Я ведь просила вчера заходить к нам запросто! Это замечательно, что вы здесь! А Варя не смогла прийти?

– Нет, к сожалению, Варвара Трофимовна слишком устала после вчерашнего вечера, – на физиономии Андрея не было ни тени привычной насмешливости. Он с почтительным уважением склонился над рукой княгини. – Простите мою наглость, ваше сиятельство, что я вот так явился к вам в дом… Если бы не крайняя необходимость поговорить с князем…

– И вы знакомы с Сержем? – удивилась княгиня Вера. – Кто бы мог подумать… Воистину, в Москве все друг друга знают! Из каких же вы Сметовых? Из подольских?

– Из волжских. У папеньки имение было под Ярославлем. А с князем я имел честь познакомиться лишь сегодня утром… В доме Варвары Трофимовны.

– Серж, так вы были у Вари? – удивлённо спросила княгиня Вера, повернувшись к сыну. Лицо Сергея окаменело. Андрей быстро, внимательно взглянул на него. Кашлянув, спросил:

– Ваше сиятельство, я не посмел поинтересоваться у вас вчера… Побоялся показаться слишком настырным… Но вы ведь урождённая Иверзнева, не так ли?

– Именно так, – с лёгким удивлением подтвердила княгиня. – А вы разве…

Она не договорила, поражённая мгновенной переменой в госте. С загорелого, резкого лица Андрея слетела вся светская церемонность, он улыбнулся Вере сердечно и тепло, как родному человеку. И, прямо глядя в изумлённые глаза молодой женщины, сказал:

– Я был товарищем по университету вашего брата, Михаила Николаевича Иверзнева. Позвольте мне выразить своё восхищение… Все мы преклонялись перед ним! И это страшная несправедливость – то, как с ним обошлось наше драгоценное правительство!

– Боже, отчего вы не сказали мне этого вчера! – ахнула Вера, протягивая студенту обе руки и улыбаясь. – Для друзей моего брата этот дом открыт и днём и ночью! Идёмте же, какое счастье, что вы пришли! Домна! Федосья! Немедленно ужинать! О, как жаль, что ни Саши, ни Пети нет! Они были бы так рады! И позовите Колю, хватит ему там рыться в книжках!

И, не замечая ошарашенных взглядов Сергея и Аннет, она повлекла гостя в гостиную.


Снег прекратился в сумерках. За окном сгустился синий вечер. Ледяные узоры на стекле искрились, отражая свет старой зелёной лампы, помнившей ещё родителей Веры. Горничная убирала со стола остатки ужина, кухарка внесла самовар. Аннет с ногами забралась в глубокое кресло и смотрела задумчивыми тёмными глазами то на мачеху, то на гостя, не принимая участия в разговоре. Николай, сидящий рядом, не сводил с Андрея полного восхищения взгляда, но вмешаться в беседу тоже не решался. Сергей расположился на диване у дальней стены, целиком пропадая в темноте, и лица его не было видно.

– …ну а в имении с папенькой существовать никакой возможности не было, – не спеша рассказывал Сметов. Было заметно, что он слегка смущён бурным и радостным приёмом Тоневицких. Его привычная развязность испарилась без следа под радостным, тёплым взглядом княгини Веры, которая сидела напротив и внимательно слушала каждое его слово. – Вы ведь, княгиня…

– Вера Николаевна! Ну, сколько же ещё просить!

– Простите, я позже, ей-богу, привыкну… Вы ведь, Вера Николаевна, знаете, как наш брат помещик по своим медвежьим углам живёт! Ни книг, ни мыслей, ни пользы от него никакой! Имеет пару-тройку крепостных и трясёт из них душу. С соседями судится без конца из-за потравы какой-нибудь. Бранится с женой, детям то и дело грозит проклятиями… Другого ведь развлеченья нет и взяться неоткуда!

– Однако вы резки к своему отцу, – заметила княгиня.

– Возможно, – нехотя согласился Андрей. – Это, верно, неприлично звучит, но воспитание у меня самое дикое… Верней, его и вовсе нет. Я отцу благодарен, разумеется, за то, что он не дал мне умереть с голоду в мои детские годы… Ну а более мне его благодарить не за что. Всю жизнь пил горькую, ни о ком не думал. Матушку вогнал в могилу своим свинством… Сестра, слава богу, умудрилась сделать хорошую партию и забрала меня к себе, в Пензу. Муж её отдал меня в гимназию, а после отправил сюда, в университет. И вот этому человеку я действительно благодарен! Не окажись его, я бы до сих пор в имении по двору гусей гонял. Вы простите, княг… Вера Николаевна, что я так прямо выражаюсь, но… так уж я привык, я в светских гостиных редко бываю. Ежели не гожусь ко двору, так и скажите, я вас более своим обществом не отягощу.

– А вот обижаете вы меня напрасно, – спокойно парировала княгиня Вера. – В этом доме прямотой никого не напугаешь. И если вы близко знали Мишу, то должны это помнить.

– Простите, – искренне покаялся Андрей. – Вперёд, право, не буду.

– Но как же вы жили здесь? – участливо спросила Вера. – Совсем один в чужом городе, без знакомых, без помощи…

– Ну, помощь по первости была, сестра деньги слала… Да, признаться, я и голода не замечал почти… Семнадцать лет, руки-ноги целы, здоровье лошадиное! От папеньки избавился, в университет поступил, а там ещё и книг полная библиотека… О чём ещё мечтать было? Да и много нас там было таких… До сих пор помню, как с голодухи в купеческих садах незрелые яблоки воровали и наедались до поно… До желудочных колик. А как стали уроки появляться, да переводы изредка, так я и от сестриных денег отказался. Всё же неловко было, что меня, жеребца здорового, чужой человек содержит. – Андрей жёстко, недобро усмехнулся. – После этого-то папенька меня и проклял. Когда узнал, что я уроки даю в столице. Крепостных у него было четверо и земли – курице дважды шагнуть, а гонору дворянского столько, что в неделю не объехать! Говорят, что месяц ездил по всем соседям и кричал, что сына, который учит арифметике купеческих остолопов, у него, столбового дворянина Сметова, нет и быть не может! Кричал-кричал… Докричался до родимчика. Впрочем, тут не столько мои уроки, сколько «ерофеич» ключницын виноват. Имение, однако, успел переписать на какого-то семиюродного племянника… Да, может, оно и к лучшему. Я всё равно бы никогда туда не вернулся.