– Пожалуйста, княжна! Извольте! Мы все вас просим!

– Но, господа… Уже поздно, и я не в голосе… – растерянно начала было Аннет.

– Дорогая, ради Вари вы обязаны, – совершенно серьёзно, пряча улыбку, сказала Вера. – Коля подал прекрасную мысль.

– Ну… если ради Вари…

К княгине и княжне пробился сквозь толпу гостей Емельянов. Он потрясал серой кредиткой.

– Вот! Двадцать пять! Пусть только княжна не откажет!

– Вера Николаевна, это же пассаж… Это неприлично! – в ужасе прошептала Александрин, но Вера рассмеялась:

– Что ж, хорошее начало! – звонко и почти озорно сказала она. Лукавая улыбка осветила её лицо, и всем в зале сразу стало заметно, что княгиня Тоневицкая всего лишь на десяток лет старше своих падчериц. – Итак, княжна Аннет споёт романс! Кто готов заплатить за это?

Поднялся страшный шум. Первыми к роялю пробились военные, и на полированной чёрной крышке немедленно выросла кучка кредиток. Емельянов, стоя рядом, ревниво следил за ней взглядом, но больше него никто не положил, и купец заметно успокоился. Следом кинулись студенты («Со своими грошами…» – язвительно откомментировала Флёна, наспех собиравшая со стола чайные чашки), затем – ценители искусства.

– Аннет, вы просто не имеете права ударить в грязь лицом! – с напускной строгостью заметила княгиня.

– И не подумаю! – беззаботно отозвалась Аннет. – Но уж чур аккомпанируете вы! Коля непременно собьётся и собьёт меня! И держитесь, маменька: рояль чудовищно расстроен!

– Буду иметь в виду. – Вера храбро села за инструмент. Гости плотным, шумно гомонящим кольцом окружили певицу и аккомпаниаторшу. Никто не хотел садиться в приготовленные кресла. Андрей Сметов – тот и вовсе встал прямо перед Аннет, глядя прямо на неё сощуренными глазами. Николай Тоневицкий нахмурился и уже шагнул было к нему, но Аннет опередила брата.

– Прошу вас, господин Сметов, слегка отойти, мне так будет удобнее. Не обижайтесь, – мягко и весело попросила она, чуть коснувшись рукава студента. Андрей, заметно смутившись, шагнул в сторону. Один из друзей шутливо ткнул его кулаком в бок, что-то прошептал. Сметов яростно огрызнулся… Но в это время с клавиш сорвалось негромкое, рассыпчатое адажио, и всё смолкло.

Гляжу, как безумный, на чёрную шаль,

И хладную душу терзает печаль.

Когда легковерен и молод я был,

Младую гречанку я страстно любил…

Что и говорить, у Аннет Тоневицкой действительно был великолепный голос. Природная красота тембра была огранена регулярными занятиями вокалом, и знакомый многим романс звучал теперь в немом от восхищения зале. Голос Аннет то взлетал в потолок, то падал на низкие бархатные регистры, и ни малейшего усилия не было заметно в этих сложных переходах. Мягкая россыпь рояля осторожно следовала за голосом, не затеняя его. В зале уже никто не улыбался. Фёкла, застыв у стола с чашкой в руках, машинально тёрла полотенцем её фарфоровый бок. Глаза Анны восхищённо блестели. Даже Николай, сотню раз слышавший этот романс, с восторгом смотрел на сестру. Мадам Емельянова шумно вздыхала и вытирала глаза кончиком шали. Супруг её восторженно разглядывал певицу и что-то нащупывал в кармане жилета. А Варя, стоя у окна спиной к гостям, молча глотала бегущие по лицу слёзы. И, словно стремясь утешить её, в замёрзшее стекло летели и бились снежные хлопья. К счастью, гости не сводили глаз с певицы, и смятение хозяйки вечера заметил один Андрей.


Расходились за полночь. Вечер в пользу начинающей художницы удался на славу: никто из устроителей и не предполагал такого оглушительного успеха. Все картины были раскуплены. Варе с трудом удалось отстоять лишь те, которые не были предназначены для продажи. Удалось выручить около шестисот рублей – огромную сумму, которую Варе никогда не приходилось даже держать в руках. Кроме того, почти сто рублей собрал концерт, который ближе к ночи превратился в сольное выступление мадемуазель Аннет. Её наперебой упрашивали спеть ещё и ещё. Александрин сидела в углу зала, позеленевшая от ненависти, но компанию ей составлял только всё тот же Казарин. Прочие мужчины толпились вокруг юной певицы.

Когда же за рояль уселся Николай, начались танцы. Открыла бал сама княгиня Тоневицкая в паре с Андреем Сметовым: единственным, кто более-менее умел танцевать полонез. Затем последовали вальсы, польки, котильоны и даже «барыня», которую мастерски «отхватили» пыхтящий Емельянов в паре с хохочущей Аннет Тоневицкой. Шум стоял такой, что жильцы снизу, пожилой акцизный чиновник с супругой, явились выяснить, что за дикий табун носится по верхнему этажу. Их попытались оставить веселиться. Но почтенная пара не поддалась на уговоры и решительно пообещала вызвать околоточного. Лишь после этого гости и хозяева спохватились, что пора и честь знать.

– Варенька, ты непременно, непременно должна быть завтра у нас! – весело говорила Аннет, стоя на крыльце и кутаясь в шубу. Снег летел ей в лицо, из саней девушку уже нетерпеливо звали, но она отмахивалась и, держа за руку Варю, продолжала: – Ведь сегодня мы и поговорить толком не успели! А три года не виделись, я соскучилась – страсть!

– И я, барышня, по вас скучала…

– Ну, вот видишь, видишь! Обязательно приезжай завтра, мы с маменькой целый день дома, никаких визитов… Да у меня и классы с утра! Пробудешь у нас до вечера, наговоримся всласть. Можем вместе поехать в театр или в гости… Ах, как же хорошо, что ты здесь!

– Право, барышня, не знаю… Утро-то занято у меня… Да и заказ из мастерской лежит, дошить надобно…

Аннет перестала улыбаться. Взяла холодную Варину руку в свои тёплые пальчики без перчатки. Варя ответила ей несмелым пожатием.

– А Серёже-то можно сказать, что ты нашлась? – вдруг тихо и лукаво спросила Аннет. – Он не поехал нынче с нами, и…

– Как это? – Варя вдруг побледнела так, что это стало заметно даже в тусклом свете единственного на всю улицу фонаря. – Как же… Серёжа… Сергей Станиславович… Разве он здесь?! Я-то думала, он в Петербурге, в полку… В гусарах служит…

– Так и есть, но сейчас он в отпуску. Всё Рождество проведёт здесь, с нами, и… Варенька, да что с тобой? На тебе лица нет!

– Устала я нынче, барышня… Простите великодушно… – одними губами прошептала Варя.

Аннет внимательно смотрела на неё.

– Ну, что ж… Разумеется, тебе надо отдохнуть. Я так рада за тебя, так счастлива, что у тебя всё получилось! И ты ведь придёшь к нам, правда?

– Непременно… С богом, Анна Станиславовна, бегите в сани! Вас уж Вера Николаевна час дозваться не может…

Аннет кивнула и сбежала с крыльца. Через минуту до Вари донёсся крик: «Так мы ждём тебя завтра! Столешников переулок, дом Иверзневых, не забудь!» – и сани, подняв вихрь снега, сорвались с места.

Вернувшись в опустевшую залу, Варя застала там Флёну и Анну. Они героически пытались навести порядок в квартире. Но горы немытой посуды и завалы мусора на полу повергли усталых девушек в уныние.

– Завтра надо! – решила Флёна. – На свежую голову! Сейчас мы только посуду дорогую с устатку переколотим! А сейчас спать ложиться – и всё! Утречком встанем и ещё до света всё приберём. Госпожа Емельянова не в обиде будет! И то слава богу, что никто чаем обои не залил и чашки не побил – я просто глаз не сводила! Эко знатно всё вышло-то, Варюша, а? Мы и не чаяли такого прибытку дождаться! И господа эти важные из Академии весьма довольны остались! А княгиня-то, княгиня! Ведь проста как! С нашим Андреем полонез отплясывала, будто с вельможным паном каким! И барышня Аннет просто душка! И, оказывается, знакома ты им! А та, вторая барышня со своим женихом – ровно на булавках весь вечер сидела! И с таким лицом, будто уксусу хлебнула, а выплюнуть жаль! Уж казалось бы, ежели в гости ехать не желаешь – так сиди дома, людям настроенья не порти! Коли мы ей не ровня, зачем же стул в гостях протирать, как будто…

Тут Флёна умолкла, не закончив сентенции, потому что из соседней комнаты вдруг отчётливо послышалось рычание. Через мгновение оно повторилось снова – ещё раскатистее и грознее. Девушки, бледнея, переглянулись.

– Богородица, дева пречистая! – ахнула Флёна. – Д-домовой!

– Домовые не рычат, а стучат да охают, – поправила её Варя. Но и она выглядела испуганной. – Может, собака с улицы пробралась? Аня, ты не видела?

– Да как бы она пробралась-то? – Флёна нервно озиралась по сторонам. – Свят господи, и палки-то никакой нету… И ухваты, и метла – на кухне всё, далеко бечь… Варька, подай вон хоть кочергу! И куда это маменька запропастилась? Как нужды в ней нет – так сидит, зудит, душу вынает… А в кои-то веки понадобилась – и нет её!

Варя молча сунула в руки подруги кочергу, а сама подняла с дивана тяжёлый кожаный валик. Анна, оглядевшись, схватила метёлочку для пыли. Вооружившись таким образом, доблестные девицы пересекли на цыпочках залу, осторожно приоткрыли дверь, вошли в тёмную комнату и…

– Господь-вседержитель со всеми угодниками! – Флёна с размаху бросила на пол своё оружие. – Вот проклятики, страху-то нагнали! Варя, Аннинька, да вы гляньте на них!

В комнате, на огромной кровати, разметавшись, дружно храпели Андрей Сметов и Петя Чепурин. Грохот упавшей кочерги не заставил их даже шевельнуться. Подозрительно принюхавшись, Флёна схватилась за голову:

– Вот ведь дьяволы! Сговаривались же, чтоб без вина, а они?!. В лоскута! Оба! Бесстыжие! А вон и бутылка! И вторая! Батюшки, и третья! То-то они раз за разом в эту комнатку бегали, черти!

– Да не поминай ты чертей к ночи, Флёна… – Анна расстроенно вытаскивала из-под кровати пустые бутылки. – Что же теперь делать… Надо будить!

Однако попытки растолкать студентов никакого результата не дали. Рассерженная Флёна предложила было треснуть Сметова кочергой («Потому, как бог свят, это он винище принёс, у Петьки совести б не хватило!»), но Варя решительно пресекла эту попытку:

– Удумала тоже… Ещё убьёшь человека!

– Так надо же их, леших, подымать как-то! – вскинулась Флёна. – Может, воды ведро от дворника принесть да окатить?