Так что было бы несправедливо ожидать от него понимания ее ненависти к просторным нарядам. «Сохраняй спокойствие, — сказала она себе. — Не приписывай грехи Майкла Морана любому мужчине, вошедшему в твою жизнь после него».

Протянув руку, она взяла у Сэма платье. Лицо его расплылось в улыбке, и она улыбнулась ему в ответ. Повинуясь внезапному порыву, Эшлин подалась к нему и поцеловала в щеку. Было нечто невероятно обаятельное в улыбке Сэма, этой лукавой и озорной усмешке, которая осветила его лицо. Стоя перед ней в снежно-белом джемпере с треугольным вырезом и выцветших джинсах, облепивших его длинные ноги, он был неотразим. Одна из девушек-продавщиц не сводила с него глаз с того самого момента, как они вошли в магазин, так что Эшлин пришлось метнуть на нее выразительный взгляд собственницы — «Руки прочь от моего мужчины!»

— Держу пари на десять фунтов, оно изумительно подойдет тебе, — уверенно заявил Сэм, когда она вновь скрылась за занавеской.

Наверное, его отношение к одежде объясняется тем, что он так долго жил в Штатах, решила Эшлин, снимая платье с плечиков и надевая его на себя. Не считая таких мест, как Калифорния, люди в Соединенных Штатах Америки предпочитали намного более консервативный стиль в одежде по сравнению со своими собратьями в Европе, не так ли? Впрочем, Эшлин отнюдь не была в этом уверена. Однако она должна оправдать Сэма за недостаточностью улик. Совершенно определенно.

— Оно замечательное, Эшлин. — Он взял ее руку и поднял высоко вверх, заставляя подругу сделать пируэт, чтобы окинуть платье восхищенным взором со всех сторон. Втайне Эшлин подумала, что в нем она похожа на девочку-переростка, а не на взрослую женщину тридцати пяти лет от роду. Но Сэму оно понравилось.

— Оно такое сексуальное, — в полном восторге заявил он. — И ты выглядишь потрясающе.

Он по-медвежьи сгреб ее в охапку и прошептал ей на ухо:

— Ты такая сладкая, что мне хочется съесть тебя. Давай возьмем его.

— И на этом поход за покупками будем считать завершенным? — с надеждой спросила Эшлин.

— Точно.

— Я беру его.

Глава восемнадцатая

— Присаживайтесь. — Рабочий подтащил для Джо заляпанный краской табурет. Он застелил его газетой, и Джо с благодарностью опустилась на него. На этот раз желание присесть, причем побыстрее, было вызвано не усталостью, болями в спине или недавно появившейся болячкой — варикозным расширением вен. Причиной стало состояние дома.

Она ожидала увидеть чистенький, опрятный, только что отремонтированный коттедж, но, перешагнув порог, оказалась в зоне стихийного бедствия. В воздухе стояла завеса строительной пыли, а грохот перфоратора оглушал.

Рона частенько интересовалась у нее, уж не сошла ли она с ума, променяв свою уютную, современную квартиру в Малахайде[64] на старый, обшарпанный коттедж в Дублинских горах.

— Ты въедешь туда не раньше Рождества, — провозгласила Рона, когда Джо сообщила ей, что у нее образовался двухнедельный интервал между выселением из прежней квартиры и переездом в отремонтированный домик на тихой и спокойной улочке Редвуд-лейн.

— Подрядчик — очень надежный человек, и он обещает закончить все работы к пятому ноября, — ответила Джо. — Честное слово, Ро, подобный пессимизм вроде не в твоем духе.

Рона окинула подругу проницательным взглядом.

— Джо, если ремонт будет закончен к десятому ноября, мы отпразднуем это событие в ресторане — ты закажешь ужин по своему вкусу, а я съем собственную шляпку. Жаль, что ты еще не работала в «Стайл», когда мы с Тедом покупали наш дом. Я точно помню, как нам обещали, что он будет готов к концу августа. Но въехали мы туда в октябре, под проливным дождем. И мне так и не удалось избавиться от пятен дождевой воды на старом кремовом кресле матери.

Похоже, Рона в который уже раз оказалась права. Близилась середина ноября, строители работали в доме больше трех недель, а коттедж выглядел даже хуже, чем в тот день, когда она увидела его впервые.

Крошечная прихожая была затоптана до безобразия. Проливной дождь, не прекращавшийся целую неделю, остановил все работы на крыше. Сад превратился в болото, а починить крышу так и не удалось. Кажется, изначально в доме требовалось лишь заменить электропроводку, установить центральное отопление, кое-где починить водопроводные трубы да залатать крышу — так, во всяком случае, уверял ее подрядчик, приятель Марка.

Так почему, позвольте спросить, по прошествии целых трех недель дом по-прежнему выглядел, как строительная площадка?

— В общем, все не так плохо, как кажется, — гаркнул строитель, стараясь перекричать оглушительный грохот отбойного молотка.

— В самом деле, Том? Что ж, рада слышать, потому что, на мой взгляд, все очень плохо. — В висках Джо боль пульсировала в такт грохоту инструмента.

— Выключи его! — рявкнул Том в сторону кухни.

Его крик не возымел никакого видимого действия, и он оставил Джо в крошечном коридорчике ломать голову над тем, что, черт возьми, она скажет малярам, которые должны были прийти завтра.

— Чай? — предложил Том, выглядывая из-за двери, ведущей на кухню. — Мы как раз заварили свежий.

— Да, спасибо. А теперь расскажите мне, что случилось? — устало поинтересовалась Джо. Она встала с табурета, зашла в кухню и уставилась на дыру в стене на том месте, где раньше была раковина, и огромную щель, рассекавшую недавно забетонированный пол.

— Проблема с водопроводными трубами. Нам пришлось вскрывать пол. Вчера вечером я звонил вам в контору, чтобы предупредить, — добавил он, — но поскольку застать вас мне не удалось, я решил устранить ее без вашего одобрения. Это добавит нам пару лишних дней работы. Самое позднее ко вторнику мы все закончим.

— Завтра придут маляры, — слабым голосом напомнила ему Джо.

— Знаю, знаю. Я позвоню им и скажу, чтобы они явились во вторник после обеда, не раньше.

— Сахар? — осведомился мужчина, орудовавший перфоратором.

— Две ложечки, если можно, — отозвалась Джо. — А печенья у вас, случайно, нет? И таблетки прозака[65] заодно…

Они пили чай и говорили о том, что работа затянулась из-за дождя и проблем с водопроводом и что даже на телефонной линии обнаружились какие-то неполадки, если верить монтеру из «Телекома».

— Кстати, я говорил вам, что он приходил? — поинтересовался Том.

Джо проглотила три булочки с джемом и выпила чашку очень сладкого чая, прежде чем рискнула подняться по лестнице. Светлые деревянные перила покрывал толстый слой цементной пыли, а на ступеньках валялись куски штукатурки. Джо постаралась не обращать на них внимания.

Войдя во вторую спальню, она с ужасом поняла, что малярам понадобится бог знает сколько времени, чтобы привести в порядок стены и деревянные панели.

Зато в ванной достаточно будет отмыть плитку из прессованной пробки. А вот бледно-зеленый ковер в маленькой спальне настолько запылился, что Джо не сомневалась — его придется заменить. Но потом она вспомнила о накапливающихся, как снежный ком, счетах, и решила, что на первое время обойдется тщательной чисткой. Может, ей удастся взять напрокат один из этих промышленных пылесосов и тогда она управится сама. «Впрочем, — мрачно подумала Джо, — сейчас, на седьмом месяце беременности, я вряд ли в состоянии подчистить что-либо, кроме еды со своей тарелки». Она чувствовала себя огромной, как бегемот. (Даже ее гинеколог сказала ей об этом). Огромной и разбитой. А теперь еще и неотремонтированный коттедж повис у нее на шее мертвым грузом.

Если бы кто-нибудь сейчас спросил у нее, что она хочет получить на свой день рождения, который должен был наступить через пару недель, она, не задумываясь, ответила бы: «Купон на бесплатную чистку ковров!»

Вновь загрохотал перфоратор, и посетившие ее мысли утонули в невероятном шуме. Господи Боже, и зачем она притащилась сюда сегодня? Но она должна была сделать хоть что-нибудь, чтобы на время перестать бессмысленно бродить по дому Эшлин. Как славно, что Эш предоставила в ее распоряжение свободную комнату на те две недели, пока Джо остается без крыши над головой — впрочем, уже не две, а шесть недель. Тем не менее она радовалась обществу подруги. Они вновь были вместе впервые с тех времен, когда снимали одну квартиру на двоих. И все-таки Джо предпочитала собственное жилище возможности жить с кем-либо, пусть даже этот «кто-либо» был таким покладистым и милым, как Эшлин. А теперь, когда у подруги появился Сэм, Джо чувствовала себя лишней. Этакой толстой неповоротливой помехой.

Она вошла в главную спальню и несколько минут бесцельно бродила по комнате, представляя, как оформит ее. Джо решила, что насыщенно-желтая краска отлично подойдет к шторам цвета топленого молока, которые ей так нравились. Одному богу известно, какую сумму сверх оговоренной потребует с нее подрядчик.

Она смотрела на грязное болото под окнами, спрашивая себя, как можно превратить его в нечто, хотя бы отдаленно напоминающее садик, как вдруг малышка толкнула ее ножкой. Лицо Джо смягчилось, и она ласково погладила себя по животу.

Ребенок в последние дни начал толкаться активнее обычного, но Джо ничуть не возражала, если только это не случалось посреди ночи. Когда на нее наваливалась тоска, депрессия и жалость к себе, вызванная тем, что ей предстояло растить малышку в гордом одиночестве, одного мягкого толчка ее маленькой «пассажирки» оказывалось достаточно, чтобы настроение Джо улучшилось.

— Я ухожу, — сообщила она Дику, мужчине с перфоратором, который заглушил свой агрегат, заметив, как она осторожно спускается вниз по лестнице.

— Пока, Том! — крикнула она.

— Он уехал, — ответил ей Дик.

«Прекрасно, — подумала Джо. — Вскрыл пол на кухне и исчез. Какой замечательный работник».

На улице лил дождь. Опять. Она побрела по грязному дворику, где когда-то они с Марком шли по высокой траве, обходя крапиву, и залезла в машину.