Игорь Матвеев - Прощай Багдад

Лена накинула легкую куртку, проверила карманы, закрыла на ключ входную дверь. Прошла в дальнюю комнату и тихо открыла окно. В лицо дохнуло зимней прохладой. Она осторожно перенесла через подоконник чемодан и сумку, опустила их на землю.

Вернувшись в гостиную, она склонилась над спящей Валентиной. Дыхание Бирюковой было ровным и глубоким, лицо порозовело. На диване, конечно, удобней, но я не могу оставить тебя здесь, Валентина. Неизвестно, как ты поведешь себя, когда проснешься… Вдруг сразу поднимешь тревогу: начнешь стучать в дверь или бить стекла, звонить в полицию, в «Машэкспорт»? Лучше свести риск до минимума.

Она прошла в подсобку, сдвинув в сторону половик, откинула квадратный деревянный люк в полу, спустилась вниз по лестнице и, нащупав на стене выключатель, зажгла свет.

Пахло пылью и затхлостью. В углу небольшого помещения с кирпичными нештукатуреными стенами находился широкий топчан, на котором они с Ахмедом пережидали когда-то бомбардировки. Рядом стоял небольшой столик с оплывшей свечой в стакане, оставшейся здесь еще со времени войны с американцами. В другом углу лежали перевязанные пачки старых газет и журналов, которые они сносили сюда на протяжении нескольких лет, какие-то банки, бутылки и несколько упаковочных картонных ящиков.

Она вылезла из погреба и прошла в гостиную. Склонившись над Бирюковой, Лена подхватила ее под мышки, стащила с дивана и, пятясь, поволокла к погребу. Голова Валентины безвольно моталась из стороны в сторону. «Нет, напрасно ты уверяла, что в тебе всего пятьдесят килограммов, ты весишь куда больше, — подумала Лена. — Я-то знаю: сколько раз мне приходилось этот «маршрут» преодолевать с Ахмедом, а в нем-то было сорок пять!»

Она с трудом спустила женщину по лестнице, уложила на топчан, сунула под голову небольшую мятую подушку. Пусть спит со светом: проснуться в кромешной темноте было бы не самым приятным сюрпризом.

Все.

Она выбралась наверх и хотела уже было закрыть люк, когда поймала себя на мысли, что упустила из виду еще один важный момент. Сходив на кухню, Лена достала из холодильника пластиковую бутылку минеральной воды, захватила стакан и, снова спустившись в погреб, оставила воду и стакан на столе. Подумав, подвинула поближе свечу и коробку спичек — авось, нащупает, если лампочка перегорит или в Мансуре отключат свет, что случалось довольно часто. Потом повернулась к лестнице и уже сделала шаг, но, спохватившись, сунула руку в карман джинсов и достала оттуда сложенный вчетверо лист бумаги.

«Валентина, прости! У меня нет другого выхода. Я все постараюсь объяснить потом!»

Лена несколько раз переписывала эту записку, пока не остановилась на самом лаконичном варианте. Она положила листок рядом с бутылкой воды и покинула погреб.

Она закрыла люк, задвинула плоский металлический засов, чувствуя себя при этом далеко не лучшим образом и успокаивая себя лишь тем, что если все пойдет по плану, супругу Виктора выручат из «плена» уже утром следующего дня.

Она взяла расческу, начесала челку, аккуратно подрезав волосы спереди до нужной, как на фото, длины, последний раз критически осмотрела себя в зеркале. Задернула в гостиной занавески, включила свет и окинула комнату долгим взглядом. Прощай, Багдад?

Затем она перелезла через подоконник, постояла, прислушиваясь, потом подхватила чемодан и сумку и двинулась к забору. И вдруг остановилась, словно на полной скорости врезалась в невидимую стену: в левой части груди что-то кольнуло — резко и больно, как если бы кто-то сидящий внутри с размаху наподдал ей шилом или иглой.

Как рыба, оказавшаяся на суше, Лена судорожно заглотнула ртом воздух и, выпустив вещи из рук, ухватилась за ствол пальмы. Боль прошла. Женщина постояла минуту, ожидая новых уколов, и когда их не последовало, осторожно двинулась вперед.

Поржавевшая, давно не крашенная калитка в задней части запущенного сада поддалась с трудом: ей не пользовались уже много лет.

Оказавшись на соседней улице, Лена несколько минут стояла в тени многоэтажного дома, присматриваясь к немногочисленным прохожим. Ничего подозрительного. В Мансуре, как и во всем Багдаде, оживление начиналось где-то после шести вечера, и улица была немноголюдна. «Человек с чемоданом и сумкой немедленно привлечет внимание таксиста», — решила она — и не ошиблась.

Буквально через полминуты возле нее затормозил мятый «кадиллак» с оранжевыми, как у всех багдадских такси, крыльями.

— Мадам?

Лена кивнула, и водитель, молодой низкорослый парень в рваном свитере с надписью «Кэмбридж юниверсити», выскочил на мостовую и подхватил ее вещи.

— Куда поедем, мадам?

— Я еду в Амман. Найдите мне международное такси. Чем быстрее, тем лучше: боюсь опоздать на самолет. Получите пять тысяч.

— Сейчас сделаем, мадам, — кивнул таксист и ладонью подбил рычаг раздолбанной коробки передач. — Садитесь.

— Кстати, сколько стоит такси до Аммана? — поинтересовалась она, закуривая.

— Как договоритесь, мадам. Обычно не более шестидесяти — семидесяти долларов.

Такси рвануло с места и влилось в поток машин. Через четверть часа показалась площадь Аль-Тарир, с ее «блошиным рынком», и машина выехала на Аль-Садун. У отеля «Багдад» таксист затормозил.

— Подождите пару минут, мадам. Сейчас найду.

Через минуту он привел пожилого седовласого араба, своими солидными манерами никак не напоминающего таксиста.

— Вам надо в Амман, мадам? — с акцентом спросил он по-английски, склонившись к окну ее такси.

— Можете говорить по-арабски. Да, в Амман, прямо сейчас. У меня рейс на Москву сегодня ночью.

— На Москву? — Лене показалось, что после этих слов он посмотрел на нее как-то особенно. — Э… это будет стоить… восемьдесят долларов. Понимаете, обратно, скорее всего, придется ехать порожняком, — извиняющимся тоном добавил мужчина.

— Согласна.

— Очень хорошо, мадам. Сейчас я подгоню машину.

Он отправился на стоянку.

Лена достала из сумочки пачку динаров, отсчитала пять тысяч и подала первому водителю.

— Это вам. Достаньте вещи.

Тот поставил сумку и чемодан на асфальт, поблагодарил и уехал. В следующую минуту возле нее остановился синий «шевроле» с надписью «Багдад-Амман-Дамаск». Водитель распахнул дверцу:

— Прошу, мадам.

Она села на переднее сиденье. Шофер включил магнитофон, и салон наполнился музыкой Наваль аль-Загби, модной ливанской певицы.

— Не помешает, мадам?

— Только негромко, — кивнула она. — Сколько нам ехать?

— До границы — около восьми часов. Оттуда до Аммана еще три. Вы прекрасно говорите по-арабски, мадам.

— Спасибо.

Она взглянула на часы. Три пятнадцать.

Минут через двадцать за окном замелькали пригороды Багдада.

К границе подъехали, когда было уже совсем темно. В дороге водитель предложил остановиться и перекусить, но она заявила, что боится опоздать на свой рейс, — и опять поймала непонятный взгляд таксиста. Ей показалось, что он хотел что-то сказать.

«Шевроле» вырулил на парковку, где стояло еще несколько легковых машин, и водитель выключил мотор.

— Пойдемте со мной, мадам. Не забудьте паспорт.

— А вещи? Таможня?

Он махнул рукой.

— Потом… Если понадобится.

Они миновали закрытый магазин беспошлинной торговли, в слабо освещенных витринах которого виднелись бутылки импортного алкоголя и какая-то бытовая аппаратура, темный силуэт памятника Саддаму Хусейну, и вошли в коридор одноэтажного здания, столкнувшись у входа с двумя арабами. Полминуты спустя они оказались в небольшом холле, в центре которого висел ярко освещенный портрет иракского лидера.

В застекленной кабинке, проход мимо которой был оборудован турникетом, отчаянно зевал офицер в защитной форме. Он без выражения посмотрел на них и равнодушно бросил в окошко:

— Паспорт, мадам.

Пожалуй, здесь ей стоило скрыть свое знание арабского: «мадам Бирюкова» никак не могла говорить на нем так, как прожившая двадцать лет в стране Елена Аззави. Зачем лишний раз привлекать интерес к своей личности — теперь, когда осталось сделать последний шаг к свободе? Береженого, как известно…

— Ай донт ноу эрабик. Ю спик инглиш, офисер?[5]

Поймав на себе удивленный взгляд стоявшего рядом таксиста, она тут же поняла, что совершила грубую ошибку. Он-то знал, что ее арабский великолепен, и даже сделал ей комплимент. Она сама попросила его говорить по-арабски. Как она не подумала об этом раньше?! Ведь мадам Аззави больше нет — с того самого момента, как она, сунув в сумочку чужой паспорт, покинула свой дом и села в машину первого таксиста. А она полагала, что предусмотрела все до мелочей!

Вот сейчас он скажет: «Офицер, здесь что-то нечисто: она прекрасно знает арабский язык!» — почему бы лишний раз не продемонстрировать свою лояльность режиму? Запуганная страна, где заложить приятеля, коллегу или знакомого — раз плюнуть, не говоря уже о постороннем человеке.

Какой-то миг Лена пристально смотрела на водителя. Что он прочитал в ее глазах — отчаяние, страх, просьбу молчать?

Едва заметно пожав плечами, шофер отвернулся.

— Йес, спикинг инглиш, — ответил офицер, раскрывая ее паспорт. — Ту Моску, мадам?[6]

Лена кивнула. Он пролистал паспорт, внимательно просматривая каждую страницу, сверился с фото, поднял на нее бесцветные глаза.

— Мне кажется, вы довольно сильно изменились, мадам ээ… Бирью-кова.

Ее сердце сжалось. Этого момента она опасалась больше всего. Да, бывает сходство двух разных людей. Но сделать его абсолютным невозможно, разве что эти люди — близнецы. На что она, идиотка, рассчитывала? На то, что на паспортный контроль посадят какого-то лопуха? И это в стране, сплошь пораженной шпиономанией и подозрительностью ко всему иностранному? Но теперь назад пути нет, надо идти до конца. Ей давно уже нечего терять.