– Что?

– Церковь. Теперь ты из-за меня оставишь Церковь?

– Если я и решу уйти из Церкви, то только из-за событий давно минувших лет. И уж если мы завели об этом речь, то ты заставила меня понять, что прощение – это единственный способ обрести душевный покой.

Он замолчал, но тишина выражала его мысли еще красивее, чем слова, ведь таким образом он напоминал ей о ночи, говоря ей то, что она и так понимала: они сблизились не только физически, хотя и это было прекрасно; между ними произошло что-то еще, на порядок выше, чем любовь, романтика и страстные слова.

Майкл обнимал ее, шептал ей на ухо слова, и, когда его силы иссякли, шептать стала Кэтрин, пока перед ними не возник образ, который видели лишь они, – их общий сон.

Если подобного с ними больше никогда не произойдет, если сегодняшний день станет последним днем их совместного путешествия, эта ночь и этот шепот в темноте останутся с ними навсегда.

– Сегодня Новый год, – прошептала она, наблюдая за его губами, желая его поцелуев, но в то же время испытывая страх.

Ночь оставалась ночью – прекрасной, особенной, неповторимой, но она знала, что сегодня все будет иначе.

– Завтра начинается новое тысячелетие, – сказала она. – Майкл, я знаю, где находится седьмой свиток.

Она сняла пальто и положила сверток на кровать.

– Вчера я приметила магазин религиозной литературы напротив собора. И подумала, что смогу найти в нем что-нибудь интересное.

Кэтрин раскрыла чемодан, который дала ей настоятельница, и достала желтый блокнот, в который записывала свой перевод.

– Перед тем как уехать из аббатства, – проговорила она возбужденно, – я переписала текст документа Фомы Монмутского. С тех пор как мы прочитали его, эти слова не давали мне покоя.

Он сложил руки на груди.

– Что ж, конечно, все эти ошибки.

– Но действительно ли это ошибки? Задумайся, Майкл. Проанализировав текст, ты увидишь, что Фома описывает правдивые факты, он лишь неправильно связывает их. И это не дает мне покоя. Ночью я поняла. – Она сделала паузу. Во сне она увидела кое-что еще – нечто странное и загадочное. Она покачала головой, и воспоминание исчезло. – Взгляни. – Она открыла блокнот, и утренний свет упал на желтую страницу.

– Предположим, это наша Сабина. Мы знаем, что она бывала у Стоунхенджа, это правда. Она не была замужем за Корнелием Севером, но она сопровождала его. Теперь другие факты. – Кэтрин показала пальцем на строку: «она оставила шесть книг по алхимии и магии, которые впоследствии были зарыты в землю вместе с Верховной жрицей Валерией на Святой земле».

– Шесть книг, посвященных алхимии и магии, – продолжала Кэтрин. – Это тоже правда. А теперь Валерия. Сначала возьмем слово «жрица» и назовем ее вместо этого диакониссой. – Она зачеркнула одно слово и сверху записала другое. – И шесть книг. Пусть это будет одна книга.

Майкл сказал:

– Не понимаю.

– Ты все поймешь, если добавишь недостающий элемент головоломки, тогда все встанет на свои места.

– И что мы получим?

– Тимбос, – сказала Кэтрин с улыбкой победителя.

– Но о нем здесь не упоминается.

– Не он, Майкл, она. Мы так упорно искали Тимбоса – короля, анаграмму, что сами все усложнили. А разгадка была совсем рядом! Именно ее я и увидела во сне. Майкл, «Тимбос» – по-гречески «могила»!

– Могила?!

– Здесь, где написано «были зарыты в землю», вставь греческое слово, означающее могилу… – Кэтрин писала быстро, вычеркивая и вписывая слова, пока у нее не получилось новое предложение.


«Сабина оставила шесть книг по алхимии и магии, одну из которых впоследствии забрала с собой в «tymbos» диаконисса Валерия».


– И Перпетуя, – добавил Майкл изумленно. – Что было типично для христиан ее времени? Добавила слово «король», чтобы озадачить читателей: «отнеси его королю», отнеси его в королевство.

– Царство Божие, – сказала Кэтрин. Майкл нахмурился.

– Зарыта на святой…

– Нет, не просто на святой земле, Майкл, здесь написано на святой земле.

– И о какой же святой земле идет речь?

– Если бы ты был христианином и жил две тысячи лет назад, какую землю ты бы считал святой?

– Вообще-то на ум приходят три.

– Мне тоже, – согласилась она, – именно поэтому я и решила отправиться в магазин религиозной литературы, что находится рядом с собором. Я замахнулась далеко, но… – Она подошла к кровати, взяла в руки сверток, разорвала обертку и протянула книгу Майклу.

Он посмотрел на заглавие.

– Она на немецком.

– Продавец перевел заглавие: «Раннехристианские мученики». Открой на странице тридцать два.

Он стал листать книгу.

– Валерия, – прочел он. – Полагаю, здесь написано «умерла около 142 года нашей эры». – Он посмотрел на Кэтрин. – Дата подходит, но я все же не вижу…

– Смотри ниже, продолжай читать.

В немецком тексте выделялись латинские слова: «Aemelius Valerius».

– «Тохтер», – прочел Майкл. – Дочь?

– Она была дочерью Эмилия Валерия. Майкл, а мы считали ее Эмилией Валерией! Римских женщин называли либо по имени, либо по фамилии.

– И родные, и друзья, видимо, называли ее Валерией.

– Но Перпетуя называет ее Эмилией! И именно поэтому нам не удалось найти о ней ничего. Майкл, седьмой свиток был зарыт с Эмилией на святой земле!


Находясь в своем тайном музее, самом безопасном месте во всем имении, Майлз не видел солнца, но ощущал, что наступило утро. Он ожидал сообщения у телефона, передающего звучащий текст в зашифрованном виде.

На новогоднюю вечеринку уже начали прибывать гости; Майлз был готов поклясться, что чувствует вибрации праздника сквозь бетонную стену толщиной полметра, окружающую его бесценную коллекцию.

Хэйверз разработал план развлечений таким образом, чтобы гости праздновали наступление Нового года не один раз, а несколько. Череда «Новых годов» должна была начаться в Австралии, в Сиднее. Майлз собирался устроить это при помощи нескольких огромных телевизионных экранов, расставленных по дому и площадкам. По ним должны были транслироваться события новогодней ночи в городах, где полночь наступала раньше, чем в Нью-Мексико: Сидней, Бомбей, Рим, Лондон, Нью-Йорк. Шампанское должно литься рекой, барбекю пылать, а музыка разноситься по всем горам Сангре де Кристо.

Ох, и повезло же Майлзу жить в такое чудесное время. И купаться во всей этой роскоши.

– Алло? – произнес он в телефонную трубку. – Я слышу. Каковы новости?

Он быстро записал переданную информацию в блокнот: «Кэтрин Александер… Вылет из Франкфурта в шесть часов».

– Куда? – спросил он.

Услышав ответ, Майлз понял, что доктор Александер раскрыла тайну седьмого свитка.

Закончив разговор, он набрал номер другого участника затянувшейся погони.


Одиннадцать часов вечера – новогодний отсчет времени начался.

– Он свой, – сказал Майкл, когда они вышли из такси, остановившегося на площади Святого Петра. – Он следит за новостями, и когда я рассказал ему о том, что я заодно с тобой… – Майкл взял Кэтрин за руку, когда они принялись поспешно пробираться через плотную автомобильную пробку, сквозь какофонию пронзительных сигналов и криков водителей. Картина дополнялась ослепляющим светом тысяч фар.

Майкл снова облачился в рясу, переодевшись во Франкфуртском аэропорту. «Свой», о котором он только что говорил, являлся товарищем по семинарии из Чикаго и был в свое время командирован в археологический кабинет Ватикана.

Они нырнули в чудовищную толпу, скопившуюся на площади Святого Петра. Практически каждый из присутствовавших держал в руках какой-то источник света – свечу, всевозможные фонари, – освещавший лицо. Зрелище напоминало картину Джорджа де ла Тура. Завидя священника, люди расступались. Лица мелькали перед глазами Кэтрин: мужские и женские, молодые и старые, выражающие всевозможные человеческие эмоции – от пронизывающего страха до исступленного восторга. Одни рыдали, другие смеялись; но большинство были взволнованы. Взгляды людей застыли – они были прикованы к папскому балкону, на котором в скором времени должен был появиться облаченный в белое правопреемник Христа.

Кэтрин и Майкла несколько раз останавливала римская полиция и швейцарская гвардия; пара слов из уст святого отца заставляла хранителей порядка тут же их отпускать. С отцом Себастьяном они встретились у Колокольной арки, слева от храма. Он повел их через двор, они миновали еще одну арку, повернули за угол и зашли в дверь, на которой находилась табличка с надписью «UFFICIO SCAVI», «Кабинет по археологическим раскопкам».

– Для христианина римлянина, – сказала Кэтрин еще в Ахене, – существует лишь единственное место, которое он может назвать святым – место захоронения святого Петра.

Эмилия Валерия должна была находиться здесь, а вместе с ней, надеялись они, и седьмой свиток.

Как только они зашли в кабинет, Майкл представил Кэтрин старому другу.

– Вообще-то именно отец Себастьян должен был отправиться на Синай и доложить о папирусе.

– Но слег с гриппом, – продолжил священник – сутулый мужчина небольшого роста в очках с толстыми стеклами.

Кэтрин восприняла его слова как извинение, отметив также, что тон его голоса как будто выдавал сожаление по поводу того, что ему пришлось пропустить такие захватывающие приключения.

Священник достал связку ключей.

– Нам необходимо поторопиться, – сказал он. – В полночь двери откроют, после чего в течение тридцати дней мощи Святого Петра будут выставлены на всеобщий обзор.

Они шли мимо столов, заваленных письмами, папками в оберточной бумаге, клочками бумаг с заметками, фрагментами гончарных изделий и статуэток в боковой двери, открывающейся в узкий коридор с лестницей, ведущей вниз.

– Если мы направимся через церковь, то нас заметят, – объяснил отец Себастьян, чей голос выдавал сильное волнение. Кэтрин хотела бы знать, чем именно поделился с ним Майкл. Она посмотрела на часы. Нельзя было терять ни минуты. Как только посетители окажутся в Гроте, Кэтрин упустит шанс открыть могилу Эмилии.