Он ушел и даже ни разу не обернулся. Муж оставил ее в одиночестве, и она страдала от одиночества, как никогда раньше.


Наверное, Рауль был единственным, кто не сомневался в предсказании Аланы насчет нападения даннов. Спрятавшись за углом, он усмехался, подслушивая разговор Аланы с Мерриком. Потирая руки, он вспоминал, как несколько дней тому назад у него созрел этот план.

Меррик послал его отвезти послание Роберту, приятелю-норманну, управлявшему большим леном к северу от Бринвальда. На обратном пути Рауль заночевал на постоялом дворе. За ужином он приметил молодого парня, сидевшего напротив. На нем были шапка, сапоги и меховые штаны, каких не носили местные жители. Рауль обратил внимание, что парень подсел поближе к норманнским воинам и склонил голову. Казалось, он прислушивается к разговору.

Его поведение вызвало у Рауля подозрения. Когда через несколько минут парень выскользнул за дверь, рыцарь быстро встал и последовал за ним.

— Эй! Стой! — крикнул он, оказавшись на крыльце.

Юноша остановился и медленно повернулся. Рауль шагнул к нему.

— Ты кто? — спросил он.

Глаза парня сверкнули, но он ничего не ответил.

— Я видел, как ты подслушивал разговор воинов, — рявкнул Рауль. — А теперь отвечай!

Когда и на это раз юноша промолчал, Рауль хмыкнул и сдернул шапку у него с головы. Соломенного цвета патлы разметались во все стороны. Рауль выругался.

— Черт побери! Ты данн?

Глаза юноши блеснули, но он продолжал хранить молчание. Рауль схватил его за руки и скрутил их.

Если тебе дорога жизнь, ты мне ответишь, кто ты такой! — процедил он сквозь зубы. — И не притворяйся, будто не понимаешь меня! Я-то знаю, что понимаешь! Иначе бы тебя тут не было!

Парень согнулся чуть ли не пополам.

— Я Дагнор, — выпалил он, — сын Расмуса Честного.

Рауль не ослабил хватки.

— Зачем ты здесь? Шпионишь?

— Д-да! — запинаясь, ответил парень. — Отец послал меня узнать, где тут поблизости богатый лен.

Глаза Рауля оживились. Он позволил данну выпрямиться, но продолжал крепко держать его за запястья.

— Ну что ж, — размышлял вслух Рауль. — Сейчас, видимо, ты собирался вернуться к своему отцу.

Парень кивнул.

— Отведи меня к нему! Дагнор удивился:

Зачем?

Рауль рассмеялся.

— Я могу подсказать, где находится один очень богатый лен. А потом… у тебя нет выбора. Твоя жизнь в моих руках.

Воспоминания о той ночи наполняли душу Рауля самодовольством. Улыбка скользила по губам. Все, о чем он мечтал, было на расстоянии протянутой руки: Бринвальд и… Алана.

И завладеет он ими именно сегодня.


Даже когда солнце поднялось высоко в небе, настроение у Аланы оставалось по-прежнему печальным. По настоянию Женевьевы большую часть дня она провела в сборах и приготовлениях к дороге. Хотя в глубине души Алана и испытывала желание бросить вызов мужу и отказаться ехать, но подумав, с горечью она решила, что у него могут быть свои соображения, неизвестные ей.

Ближе к вечеру, покормив Джеффри и уложив его в колыбель, Алана позвала служанку, чтобы та побыла с малышом, а сама отправилась на берег моря. Она хотела побыть одна, у края пенистых волн отыскав убежище от мира, который был так враждебно настроен к ней. Убежище она находила и раньше — на скалистом берегу под скалами. Одинокий ветер развевал ее волосы и обжигал щеки. Алана снова бранила в душе и себя, и Меррика — за все размолвки, которые опять встали между ними…

Никаких размолвок не должно было быть!

Чей-то голос выкрикнул звуки ее имени, вырвав ее из отчаяния. Думая, что это Меррик, она вскинула голову. Увы! Это был не он!

Перед нею стоял Рауль в чрезвычайно наглой и самоуверенной позе — упираясь руками в бока.

Поправив плащ, Алана выпрямилась.

— Дай мне пройти, — спокойно потребовала она.

— О, на этот раз ты не пройдешь, любовь моя!

Взгляд Аланы жег, как огонь:

— Я не твоя любовь, — отрезала она.

— Так будешь ею! — улыбнулся Рауль.

Предостерегающий об опасности холодок пробежал у нее по спине. Но не успела Алана вымолвить и слово, как улыбка Рауля стала еще шире,

— К сожалению, боюсь, твое предсказание не совсем верно, любовь моя. Потому что, видишь ли, данны не придут в ближайшее время, — мягко продолжал он. — Они уже здесь!

С полдюжины воинов, один за другим, появились из-за спины Рауля, Волосы у них были растрепанные, нечесаные, бороды закрывали лица. Одеты они были в грубую одежду из шкур, мехом наружу. Испуганной Алане данны показались великанами.

Охваченная ужасом, она застыла на месте. О, если бы вещие сны обманывали! О, если бы ее собственные глаза обманывали! Во имя Господа, Рауль не солгал…

Это были данны.


Меррик любил соколиную охоту, но в тот день охота не доставляла ему никакого удовольствия. Он был чрезвычайно уязвлен гордостью саксонки, которую взял в жены. Она испытывала его нрав и терпение, как никто другой.

Однако, вынужден был признать Меррик, не на Алану он сердился! А на самого себя. Невозможно было забыть выражение боли на ее лице… широко открытые глаза, залитые слезами… Его собственные слова молотом стучали в ушах: «Может быть, ты и сумасшедшая…»

Горькое самоуничижение камнем лежало на сердце, и мучили угрызения совести. Он обидел жену — страшно обидел! Кровь Христова, он сам не знал, что на него нашло! Настроение было мрачное, как смертный грех: какой-то дьявол прицепился и не хотел отпускать.

Ему не следовало приводить саксонку в свой дом. В свою постель. Не следовало прикасаться к ней. Любить ее… Однако Меррик не мог представить свою жизнь без нее или другую женщину на месте Аланы.

Грызущая боль терзала душу. У них сын… и ребенок связал его с саксонкою навеки. Он не сомневался, что Алана любит Джеффри… но не мечтает ли она втайне о ребенке от… какого-нибудь саксонского красавца? Меррик нахмурился, радуясь, что Симон отъехал, чтобы подобрать убитого кролика.

Он отмел сомнения, таившиеся в его сердце, потому что невыносима была мысль о близости Аланы с Радберном. Горечь разъедала душу. Не жалела ли саксонка, что оказалась в его объятиях? Лорд вспоминал, как нежно отвечали ее губы на его поцелуи, как горела она в огне страсти… О, нет, не могла женщина так пылко откликаться, любя другого человека! Конечно, нет!

Беспокойно пошевелившись в седле, Меррик задумчиво посмотрел вдаль — туда, где скалы обрывались в море. Ветер доносил запах водорослей. Предсказание Аланы раздражало его. О вторжении даннов ничего не было слышно на северном побережье Англии. Да и кто осмелится пуститься в плавание накануне зимы!

Симон, подъезжая, торжествующе показывал добычу. И вдруг странное чувство овладело Мерриком. Что-то не так, мелькнула смутная мысль. Происходило что-то… очень, очень скверное… Сердце у него остановилось.

— В Бринвальд, — быстро проговорил он, хватая под уздцы лошадь Симона. — Мы возвращаемся в Бринвальд!

Симон глянул на свирепое лицо лорда и кивнул. Облако пыли заклубилось позади них.

Глаза Меррика обшаривали горизонт. На землю опускались сумерки. Самым горячим его желанием было застать в Бринвальде все без изменений. Они стремительно приближались к замку, и Меррик рисовал себе самую трогательную картинку, какая только могла его порадовать: служанки готовятся подавать в зале ужин, Алана в своей комнате. Джеффри жадно сосет ее грудь…

Но все было иначе. В замке царили несусветный хаос и паника. Толпы народа беспорядочно носились по двору. Меррик спрыгнул с коня.

Староста деревни бросился перед ним на колени.

— Милорд, — завопил он, — мой сын заметил челны данное, причалившие к берегу немного севернее Бринвальда. Нам нужно готовиться к защите!

— О! — закричал другой крестьянин. — Нам надо было слушать Алану! Она была права, спаси Господи ее душу!

— Если бы она была ведьмой, то желала бы нам зла. Но Алана хотела, предупредив, спасти нас! — пропищала молоденькая служанка.

— В самом деле, — вскричала прачка. ~ Я много думала о том, что сказал милорд однажды. Алана не причинила мне зла, и никому не причинила, насколько мне известно. Мы все ошибались!

Меррик слушал, но его мысли были заняты другим. На мгновение его взгляд метнулся к Радберну, стоявшему у пекарни. Не было ли вторжение даннов чьей-то хитростью? Заговором саксов с целью свергнуть норманнских завоевателей?

Нет, подумал он, чутье не обманывает. Люди не лгут. И они правы. Данны не придут в Бринвальд с миром. Они всегда приходят для грабежа и разбоя.

Он поднял руку и дал знак одному из своих воинов.

— Эй, вы там, готовьте лошадей! — Меррик продолжал выкрикивать приказы, мысли лихорадочно метались, глаза разыскивали в толпе Алану. «Где она? Кровь Христова, где же она?»

Чья-то рука ухватилась за его локоть. То была Женевьева.

— Сестра! Где Алана? Ты ее видела? Глаза женщины потемнели от испуга.

— Нет! Я искала ее повсюду! Она оставила Джеффри с горничной, чтобы погулять по берегу моря. Но я посылала за ней слугу. Он ее не нашел! — она всхлипнула. — О, Меррик! Алана по своей воле не оставила бы Джеффри так надолго! Малыш плачет. Что-то случилось, я чувствую.

Меррик не стал высказывать глубоко затаившееся опасение, что Алана попала в руки даннов. Он сжал пальцы Женевьевы.

— Я найду ее, обещаю! Теперь же иди в замок! Там ты будешь в безопасности.

Женевьева круто повернулась, взмахнув юбками. Меррик не видел долгого, о многом сказавшего взгляда, которым она обменялась с Радберном. Когда он обернулся, то обнаружил перед собой смелого и высокого богатыря-сакса. Радберн посмотрел ему прямо в глаза.

— Дай мне меч, Меррик! Я буду биться за Бринвальд. За Англию. За всех нас. И они тоже желают биться, — он показал на угрюмых саксов, собравшихся за его спиной. — Все мы достойные воины, не хуже твоих людей. И если мы соединим наши силы, то сможем побить даннов.

Меррик принял решение моментально. Он дал приказание Симону: