Саманта Джеймс - Пророчество любви

Он заставил ее взглянуть на него.

— Много ли мужчин делило с тобой ложе, саксонка?

Она ответила тихим прерывающимся голосом:

— Никто, кроме тебя, не видел меня обнаженной. Никто, кроме тебя, не дотрагивался до меня. Ни с одним мужчиной я не делила ложе. Ни с одним… кроме тебя.

— Ты со мной не делила ложе! По крайней мере, не в том смысле… — Меррик замолчал и впился в Алану настойчивым взглядом, словно желая проникнуть в глубину души девушки.

Нет, подумал он, не может быть. Конечно, нет…

— Раны Христовы! — напряженно произнес он. — Не хочешь же ты сказать, что девственница!

Алана ничего не ответила.

Руки Меррика скользнули по ее плечам.

— Отвечай мне, саксонка. Это правда? — он слегка встряхнул ее. — Ты девственница?

— Да, — ответила она робким голосом, сорвавшимся на рыдание. — Да! — повторила она и отвернулась.

Ярость взметнулась в душе Меррика. Он не осмеливался и сейчас овладеть Аланой, чтобы не оказаться таким чудовищем, каким и представлялся ей. Он был разгневан и рассержен — не потому, конечно, что она оказалась девственницей, а потому, что дрожала от страха перед ним. Страх метался в ее глазах, и она не в силах была скрыть его. Она смотрела на него как на человека бесчестного, низкого и считала его всего лишь безжалостным зверем, который воспользуется ее телом, не проявив нежности, без всякого чувства, бездумно и расчетливо удовлетворив похоть. Как смела она о нем так думать!

Меррик отпустил Алану и подобрал свою рубаху с пола. Когда он распрямился, его глаза сверкали.

— Это ничего не меняет, — гневно заявил он. — Ничего, слышишь? Ты будешь моей… И это верно, как то, что Бринвальд стал моим владением навечно.

Рыцарь развернулся и вышел из комнаты.

Алана бессильно опустилась на пол и залилась слезами.

День тянулся бесконечно, ночь проходила еще медленнее.

Алана мечтала об уединении. Ей не хотелось видеть людей. Все они ее осуждали — и норманны и саксы.

«Ты себя не обманешь, — нашептывал ей внутренний голос. — Это его ты не хочешь видеть — Меррика!»

Часы проходили в жалком страхе, но ей хотелось задержать время. Алана не сомневалась, что ночь сулит что-то гораздо более страшное, чем день.

Странно, но именно Женевьева пришла ей на помощь. Она настояла, чтобы Алана вышла к столу, и усадила ее между собой и Сибил. Меррик сидел у очага. Лишь раз Алана осмелилась бросить взгляд на рыцаря и больше не посмела, чувствуя, что его взгляд, обращенный на нее, жжет, как огонь.

Она пила и ела, но не сознавала, что именно ест и пьет. Говорила Алана, когда к ней обращались, хотя в следующее мгновение уже едва могла вспомнить, какие слова срывались с губ. Грубый мужской смех раздавался и стихал в зале. Рядом сидела Женевьева, ласковая и очаровательная. Сибил улыбалась, болтала и вскидывала голову, будто и в самом деле все еще была владелицей замка.

Через некоторое время Женевьева извинилась и поднялась. Слегка встревоженная, Алана смотрела, как она плавно скользит по покрытому ковром полу к скамье, где сидит ее брат, самоуверенно вытянув перед собой мускулистую ногу. Девушке не пришла в голову, слава Богу, нелепая мысль самой подойти к Меррику, и потому она не узнала, что за разговор происходил между братом и сестрой.

Алана была бы потрясена, обнаружив, что Женевьева беседовала с Мерриком о ней.

Привлекательная женщина грациозно пересекла зал и, опустившись на скамью рядом с братом, наклонилась к нему.

Я думала, брат, ты так торопился вернуться в Бринвальд, потому что здесь твои новые земли и дом. Однако, кажется, я ошиблась и теперь ясно вижу это, наблюдая за тобой и саксонской девушкой по имени Алана. Ты не сводишь с нее глаз, а она отводит взор в сторону.

Женевьева не сомневалась в правильности своих наблюдений. С того момента, как Алана вошла в зал, взгляд Меррика был прикован к ней. Ни на кого другого он не смотрел. Женевьева подумала, что, судя по всему, в постели Меррика не было другой женщины с того дня, как он овладел Бринвальдом.

Ее брат слабо улыбнулся.

— Хочу напомнить, что не я первый беру крестьянку в свою постель.

Женевьева изучающе поглядывала на него. Несмотря на обстоятельства рождения Аланы, она не была какой-нибудь простолюдинкой! Быть может, Меррик еще не вполне осознал это, но со временем непременно поймет. Да, со временем…

— Ах, — мягко заговорила Женевьева, — но ведь ты до сих пор еще не овладел ею, так ведь, брат?

Меррик чуть, не поперхнулся глотком эля. Приглушенно выругавшись, он опустил кубок и устремил на сестру испепеляющий взор.

— Ты вмешиваешься в дела, которые тебя не касаются, Женевьева!

Она засмеялась:

— Никогда не вмешиваюсь, брат.

— Всегда вмешиваешься, сестра. Женевьева положила пальцы на его рукав.

— Один небольшой совет, Меррик. Не отпугивай ее!

Глаза Меррика разгорались все сильней.

— Отпугивать? Да она от меня видела только ласку и заботу! А вот о ней едва ли я могу сказать то же самое!

Взор Женевьевы омрачился.

— Меррик, пожалуйста!.. Я не шучу. Если Алана — невинная девушка, ты должен проявить чуткость и…

— Я сам знаю, что делать, сестра! И без твоих предупреждений обо всем давно догадался, уверяю тебя.

Щеки Женевьевы вспыхнули. Многие годы ей поводилось выслушивать всякие россказни о его любовных похождениях.

— В этом я не сомневаюсь, — она помолчала, прежде чем медленно проговорить: — Тем не менее прошу тебя не пренебрегать моим советом. Если она испугается в первый раз и ее худшие опасения подтвердятся, то будет бояться всю оставшуюся жизнь.

Меррик не дал себе труда скрыть горечь, прозвучавшую в голосе:

— Никто до сих пор на меня не жаловался, Женевьева!

В ее ответном взгляде сквозило беспокойство:

— Видимо, в твоей постели не бывало девственниц. Ты должен быть ласковым и нежным…

Он нахмурился:

— Ты переходишь всякие границы, Женевьева! Занимайся своими делами, а я займусь моими.

Глаза у Женевьевы стали сердитыми, но голос остался мягким. Если брат дерзит, то и она ответит ему резкостью!

— Я даю тебе совет не ради твоего или моего блага, Меррик, а ради Аланы, потому как, мне кажется, эта девушка заслуживает гораздо лучше го отношения к себе, нежели какая другая девица, готовая раздвинуть ноги для всех и каждого.

Алана наблюдала за Мерриком и Женевьевой из другого конца комнаты. Сибил ушла с Раулем из зала несколько минут назад, оставив Алану одну, и теперь Меррик притягивал взгляд девушки помимо воли, хоть она и не хотела на него смотреть! Сердце у нее дрогнуло при воспоминании, что уже произошло между ними, и предположении, что еще произойдет. Алана понимала: этой ночью спасения не будет. Неудивительно, что она нервничала. Боже милостивый, как ей было страшно!

Она не хотела, чтобы Меррик прикасался к ней и отдавал приказания. Однако, будет и то, и другое, как он однажды пообещал. Ее лорд и завоеватель!..

А она… она его… служанка, которой он приказывает… вещь, которой владеет…

Чувства Аланы были взбудоражены, но как ни досадовала она на Меррика, отрицать не могла, что никогда он не обвинял ее в колдовстве и не называл ведьмой, не осуждал и не презирал, как остальные. Сердился за строптивость, конечно, но не за ее странности! Сердце девушки сжалось. Почему только он был так сердит, когда уходил от нее? Даже воздух, казалось, от его ярости был наполнен громами и молниями.

И сейчас снова Меррик с окаменевшим лицом пристально смотрит на нее своим обычным пронизывающим взглядом! Этот взгляд проникал в самое сердце Аланы, в потайные глубины души.

Кто-то осторожно дотронулся до ее плеча. Алана удивленно вскинула глаза и увидела, что Женевьева садится рядом.

Женщина слегка склонила голову:

— Ты никогда не улыбаешься, Алана? Девушка ничего не могла с собой поделать. Ее взгляд так и остался устремленным на Меррика. Их глаза постоянно сталкивались: ее — потемневшие и неуверенные, его — жесткие, неумолимые. Женевьева коснулась руки Аланы:

— А знаешь, он вовсе не людоед!

Алана подумала о руках Меррика, ловких, сильных… Мысли унесли ее из зала. Она увидела эти руки на своем теле… увидела, как раздвигают они ей бедра…

Девушка скомкала в руках подол юбки:

— Быть может, вы видите в нем не то, что вижу я, — тихо проговорила Алана.

Женевьева еле заметно улыбнулась:

— Это верно, он нетерпелив с теми, кто ему перечит, но это свойственно всем мужчинам.

Алана прикусила губу.

— Он утверждает, что я испытываю его терпение больше, чем кто бы то ни было.

Женевьева весело рассмеялась.

— То же самое он говорит и мне! — она помолчала. — Но он не жестокий человек, Алана. В сражении рыцарь делает все, чтобы спасти свою жизнь и жизнь своих воинов, но после сражения Меррик разумно распоряжается властью и силой, и никогда не обрушится он на тех, кто его слабее.

Алана порывисто возразила:

— Из-за него погибли мой отец и все те, кто оказал ему сопротивление здесь, в Бринвальде.

Улыбка Женевьевы померкла.

— Это была битва, Алана, а не бойня! Если бы ты видела мужчин, женщин и детей, убитых беспричинно и безжалостно, то поняла бы разницу.

Алана пристально взглянула на нее, уловив что-то необычное в голосе молодой дамы.

— Что?.. — тихо спросила она. — Вы видели и такое?

— Мой муж Филипп был убит как раз в бойне, — спокойно ответила Женевьева. — Мы жили в Марньере. Один граф, наш сосед, решил завладеть землями Филиппа. Обманом проник он в замок, а когда наступила ночь, его люди напали и перебили всех, кто находился в замке. Всех!

Алана нахмурилась:

— Но вас и Симона пощадили… Женевьева покачала головой:

— Нет! Мы с Симоном в тот день гостили в замке моего отца в д'Авилле. Если бы мы оказались в ту ночь в Марньере, нас бы не пощадили, — она содрогнулась. — Никогда не забуду, как, вернувшись домой, я обнаружила ужасные последствия той резни. Никогда.