Елена Смехова - Пролетая над Вселенной

Но, вскричав: «Ай, бегемот!» —

Стали вдруг наоборот:

Жалкие, трусливые,

Я:

Потные, плаксивые.

Папа:

Но ожили лица их:

– Браво! Бис! Ми-ли-ция!

Пистолетов двадцать пять

Шли прохожих выручать.

Я упрямо – своё:

Впереди – Маринка,

Вовсе без корзинки.

Папа:

Подошла и шепчет что-то

На ухо гипо… гемоту!

Я:

Тут подъехал грузовик,

Погрузил всех сразу их.

Папа:

Пробежал мороз по коже

У раскрывших рты прохожих.

Хором:

Впрочем, рты подобной масти,

Называть удобней – пасти!

Я, кажется, иссякла:

Разве может так присниться им,

Двадцать пять солдат милиции…

Отец:

С бегемотом! Налегке!

Вместе мчат в грузовике!

А знакомит всех друг с другом

Безо всякого испуга…

– Ну, давай! – махнул он рукой.

Я:

Девочка Маринка,

Правда, без корзинки…

– Меняем декорацию, – подмигнул отец:

Через час гиппопотам,

Подъезжает к воротам.

Дядя отворил ворота,

Пропуск выдал бегемоту.

Я, недоуменно:

– «Дядя»?

Папа, с хитрецой:

Дядя мокрый, дяде жарко.

Дядя – сторож зоопарка.

Вот забор, а вот – река,

Кончен путь грузовика.

Зверь худой, совсем без пуза,

Я, с готовностью:

Покидает жесткий кузов.

Папа:

И, вздохнув как человек,

Сделав небольшой разбег,

Плюхнул в воду – с треском, с хрустом!

Здесь Маринке стало грустно…

Дальше вновь пошли вразнобой!

Зверь, веселый, всплыл со дна:

«Приглашаю вас сюда!

За гуманное спасенье

Угощаю всех бассейном.

Здесь прохладно, все ко мне:

Доиграемся на дне!»

Но сказал, поправив бант

На Маринке, лейтенант:

«Человек, брат, под водой…

Этот номер – цирковой!

Каждый хочет быть живой

И ходить к себе домой.

Извини, товарищ зверь,

Мы на службу все теперь!»

Вновь, вздохнув как человек,

Бегемот взглянул наверх,

Улыбнулся во всю пасть и…

Пожелал Маринке счастья!

– Давай, дочь, заканчивай!

Пробежала сто дорог,

Не жалея своих ног,

Девочка Маринка

(Жаль, что без корзинки).

Папа, с намеком:

Дома долго объясняла,

Как корзинку потеряла…

Я, заносчиво:

Но зато, поверь мне, мама,

Мы спасли беги… потама!

– Сашенька, это здорово, просто здорово! – воскликнул Григорий, когда я закончила декламацию. – Скажи, это стихотворение было опубликовано? Оно, на мой взгляд, достойно публикации.

– Ой, что ты. Для папы это была лишь несерьезная развлекаловка в угоду младшей дочке. Можно сказать, единичный случай! Правда, Лиза имела наглость прочитать этот стишок перед своим подшефным классом, то есть перед моим классом. Не обозначая авторства, правда. Она даже придумала концовку, в воспитательных целях:

Ну вот и кончился рассказ.

Теперь, ребята, ждем от вас:

А вы такого, с кем беда, —

Спасали? Где? Кого? Когда?

– И какова была реакция класса?

– Всем понравилось, какая может быть реакция? Училка, правда, критиковать начала за некоторую странность стихотворного размера, но Лиза шепнула ей, кто является автором, и та запнулась. Перед папой учителя буквально благоговели.

– Наверное, было легко учиться за спиной такого знаменитого отца? – В трубке раздается громкий хруст.

– Ну, как посмотреть, – замялась я. – Не сказала бы, что особо легко. – И, чтобы переключиться с этой скользкой темы, интересуюсь: – А чем это ты хрустишь?

– Яблоком.

– Ты так любишь яблоки?

«Так», что даже во время нашей романтической беседы без них не обойтись? Подковырки он не слышит.

– Я жить без них не могу. Когда не успеваю съесть утром, обязательно беру с собой на работу и крушу-крушу!

– Потешное определение.

– Так комментировала мама этот процесс: «Нормальные люди яблоки едят, а Гришенька их крушит».

Гришенька, как трогательно. Вряд ли кто-либо называет его так нынче. Солидный человек, директор крупной компании с мировым именем. Правда, и само имя, и то, что оно мировое, я узнала недавно, но это и неудивительно. Откуда мне знать, кто определяет и проводит в жизнь финансовую политику в Соединенных Штатах? Никогда прежде меня это не интересовало, да и теперь, признаться, сильно не волнует.

Когда он попытался доходчиво объяснить мне, в чем заключается его работа, я не поняла ни слова, к своему стыду. Слишком мудрены для моих гуманитарных мозгов эти его экономические изыскания, переложенные к тому же на американский лад.

– А как к тебе обращаются коллеги?

– Мистер Стил или доктор Стил. Друзья же зовут меня Грегори.

– Признаться, я до сих пор не знаю, как лучше к вам обращаться… мистер…

– В самом деле? А как тебе хочется ко мне обращаться?

Он любит ставить людей в неловкое положение. Вместо того чтобы помочь, усложняет задачу.

– Я вот, кстати, терпеть не могу свое имя, – решила схитрить, уводя от ответа, который еще не придумала. – Всегда недоумевала: зачем меня назвали мужским именем? Видно, так сильно ждали мальчика Сашу, что решили не выдумывать ничего нового…

– Скажи, девочка Саша, а тебе нравится, как называет тебя сестра? Я случайно подслушал, прости.

– Конечно, нравится, но это домашнее имя, так именуют меня только самые близкие люди.

– Вот как? Буду знать. Ну что же, как ни прискорбно, я вынужден тебя покинуть. Нужно работать. До завтра, Алечка…

Хорошо, что до завтра. А то у меня неожиданно екнуло сердце, после этого «…вынужден тебя покинуть». И в особенности после ласкового «Алечка»!

– До завтра, Грегори… ий.

А ведь я абсолютно не располагаю сведениями, как он выглядит. С его качествами и устремлениями все более-менее ясно, а вот внешность пока туманна. И тут я по сравнению с Грегори нахожусь в самом невыгодном положении. Он-то имеет перед глазами мою фотографию, а я его – нет.

Правда, нахальное воображение уже вырисовывало некий портрет. Надо признаться, весьма соблазнительным он мне представлялся! Во-первых, наделенный столькими достоинствами мужчина, с роскошным бархатным голосом не может быть несимпатичным! Во-вторых, только красивые, яркие, незаурядные люди впечатляли меня и приходились по вкусу. А Грегори уж очень мне приходится. И по душе, и по уму, и даже по сердцу. То-то оно колотится после каждого разговора!

– Доброе утро, Алечка!

Как приятно. Он не обманул!

– Доброе утро, Грегори! Сколько у тебя сейчас на часах?

– Глубокая ночь. Я еще не ложился, все ждал твоего пробуждения. Теперь зато смогу спокойно уснуть. Видишь, как мы далеко пока еще друг от друга… Ты встречаешь рассвет, когда я провожаю зарю. Чем будешь заниматься сегодня?

– Сегодня я не работаю, но у меня есть одно важное дело.

– Вот как? Что ж, удачного тебе дня!

– А тебе – спокойной ночи.

Мое важное дело заключалось в посещении Востряковского кладбища. Там похоронена мама Григория. Идея поездки зародилась у меня после рассказа о том, каким потрясением стала ее скоропостижная смерть. Несколько лет он не мог прийти в себя, испытывал ежедневную саднящую боль. Мама всегда была самым близким человеком. Самым любимым. И то, что он много лет не видел ее могилу, то, что он не имеет возможности ее посещать, за ней ухаживать, как делают это все нормальные люди, отдающие долг ушедшим близким, это – его личная трагедия.

Вот я, поразмыслив, и поехала на кладбище. Купила букетик цветов, взяла с собой ведерко, тряпку, маленький веничек и моющее средство. Думала, прибраться, а после сфотографировать памятник с разных сторон. Чтобы он смог хотя бы таким образом убедиться, что с маминой могилой все в порядке.

Но, найдя нужное место, была удивлена, в каком ухоженном состоянии все находится. Моя уборка не требовалась. Положив цветы рядом с памятником, я сделала несколько фотографий. С разных ракурсов.

– Простите, а вы что это тут делаете? – раздался голос у меня за спиной. Оглянувшись, увидела пожилую женщину в спецодежде и с огромным мусорным мешком.

– Здесь запрещено фотографировать? – растерянно спросила у нее.

– А зачем это вам? – подозрительно глядя на меня, продолжила она допрос.

– Потому что собираюсь отправить снимки сыну покойной. Почему вас это интересует?

– Потому что я слежу за этой могилкой уже много лет. И между прочим, последние месяцы совершенно бесплатно, хотя ваш знакомый обещал мне регулярно за это платить. Я ведь не обязана следить за всеми брошенными могилами! А он за столько лет ни разу не появился и даже не поинтересовался. Плохой он человек, вот что я вам скажу! – припечатала она.

– Зачем вы так говорите? Он ведь живет за океаном и не имеет возможности…

– Во-во, – злорадно перебила она, – «за океаном». Небось живет припеваючи, а денег жалеет даже на уборку могилы матери! Но вы ему передайте: больше я бесплатно убираться здесь не стану. У меня и без того работы хватает.

– Послушайте, я не в курсе этих расчетов, но думаю, здесь какая-то несогласованность. Кто прежде передавал вам деньги за уборку?

– Приятель этого американца передавал. Сначала-то уговаривал меня, обещал деньги каждый месяц и всякие подарки. И вот – ни слуху ни духу.

– Сколько вам платили?

Женщина задумалась.

– Да толком не помню, каждый раз по-разному, но исправно, по крайней мере. А теперь вот вообще ни копейки, разве так можно? – Она подняла с земли мешок и горестно побрела прочь. – Так ему и передайте: не буду убираться больше, уж как хотите, не буду…