В какой-то момент это внезапно прекратилось. Лиза неожиданно сделала свой выбор и дала отставку всем прочим. У меня сразу же возникла брешь во времяпрепровождении. Тогда я занялась слежкой. Я знала все любимые Лизины места: бульвары, дворики, качели. Вожделенно наблюдала из укрытия за запретными действиями двух влюбленных, чтоб потом настучать родителям, мол, вот она, ваша любимица-умница. Вы думаете, она к экзаменам у подружки готовится? Ан нет, целуется взасос с первым встречным-поперечным! Да еще на улице! Да, в полной темноте – сама видела! Это такой пример вы предлагаете брать со старшей сестры?

И родителям ничего не оставалось, как учинять допрос с пристрастием и распекать-распекать умницу-красавицу. У нас в семье царили строгие, подчеркнуто строгие порядки. Встречаться с друзьями полагалось исключительно при свете дня, с разрешения родителей, не позднее девяти быть дома, а уж про объятия-поцелуи и речи быть не могло. Вот за руку держаться – пожалуйста. До запястья, не выше.

Замуж следовало выходить девственно чистыми, практически нецелованными, чтоб всю себя отдать одному-единственному, одобренному семьей избраннику.

При первых признаках полового созревания мама проводила с каждой из нас «спецбеседу», рассказывая как можно более ровным голосом правду о взаимоотношениях полов. Акцентируя внимание не только на вопросах личной гигиены, но особенно на этически-нравственном аспекте.

– Учтите, девочки, если кто-то будет делать вам бесстыдные предложения или даже едва различимые, но пошлые намеки, вы обязаны быть неприступно-твердыми. Никого близко к себе не подпускать!

Я рискнула всё же задать вопрос, раскаленным углем крутившийся на языке.

– Мамочка, а как же ты… к себе… подпустила-то? – и округлила глаза в наивном ужасе.

Мама запнулась, но ответила. Правда, как мне показалось, слегка растерянно:

– Ну я ведь была уже большой, совсем большой… взрослой, понимаешь? Взрослой женщиной.

С какого момента можно считать себя большой, ну, в смысле – взрослой, я не спросила тогда. Побоялась быть неправильно понятой.

После просветительной беседы мама торжественно вручала нам книгу под названием «Вам, девушки».

Предполагалось, что в ней мы найдем нужную информацию для закрепления ее «лекций».

Сначала книгу эту с любопытством изучила Лиза, а спустя некоторое время раритет перекочевал ко мне. В этом «выдающемся» издании популярным языком описывались этапы становления (созревания) советской девушки. Во всех ее ипостасях. Не могу не процитировать. То, что запечатлелось в памяти особенно ярко. Например, глава про личную гигиену.

Принимать душ, указывалось в той главе, следует не реже раза в неделю, при этом стараться не пользоваться мочалкой и полотенцем соседа по квартире, так как это негигиенично.

Волосы рекомендовалось мыть, напротив, не чаще раза в две недели, так как более частое мытье вызывало повышенное салоотделение с дальнейшим отмиранием волосяных луковиц. Там давался, кстати, очень ценный совет для тех, кто «торопится на свидание», а волосы при этом уже не блещут свежестью: «Посыпьте волосы мукой, а затем тщательно расчешитесь».

Я как-то раз попробовала последовать этому совету и так увязла! Не следовало, вероятно, расческу мочить в воде! А про это написано не было. Мои жесткие рыжие кудри слиплись и встали колом. Ужас. Пришлось звать на помощь бабушку. Разумеется, в тот день я всюду опоздала.

Еще нас сильно впечатлила глава про нижнее белье.

Оно, белье, рекомендовалось исключительно хлопчатобумажное, не стесняющее движения и не вызывающее раздражения на коже. Но самое главное – хорошо впитывающее пот. Картинки демонстрировали лучшие образцы правильного белья – трусы-панталоны и бюстгальтеры на широких бретельках, с крупными белыми пуговицами на спине. Чулки рекомендовалось носить также хлопчатобумажные, «в резиночку», и пристегивать их болтающимися резиновыми штрипками к специальному поясу. Вся эта ценная информация неизменно и подчеркнуто была адресована исключительно советским девушкам, как специально выведенным на земном шаре особям.

Сознаюсь: страницы с «обязательной» информацией я скоренько пролистывала, не читая. Потому что, учась в школе, все назидания по поводу «развития и совершенствования морального облика строителя коммунизма» и так невольно вызубрила. Однако с жадным любопытством вчитывалась в иное, запретное прежде. И разумеется, самое увлекательное!

«В социалистическом обществе единственная форма половой жизни – это брак», – ратифицировалось в книге.

В связи с этим не представлялось возможным до брака допускать даже минимальной близости с юношами, потому что все они преследуют одну-единственную цель: обманным путем вскружить голову неискушенной девушке, а затем гнусно воспользоваться ее неопытностью.

(Это не касалось, однако, товарищей по комсомольской организации, которым их высокая организованность и комсомольская совесть не позволяли опускаться до подобных низменных мыслей.)

В основном глава, посвященная взаимоотношениям полов, состояла из примеров-предостережений.

Один случай, описанный там, долгие годы потом маячил в моем возбужденном сознании, не давая покоя. Рассказывалось, как в некой разгульной компании юная дева по неопытности выпила лишнего и весьма опрометчиво заснула, забыв про всё на свете. А через некоторое время ей пришлось обратиться к врачу с непонятными и весьма пугающими симптомами. Тот установил шестинедельную беременность, но при этом без потери девственности.

«Значит, что кто-то из непорядочных молодых людей, воспользовавшись ее беспомощным состоянием, попытался вступить с ней в половую связь. Но, по всей вероятности, состояние опьянения не позволило ему осуществить дефлорацию».

Я перечитывала это место несколько раз, но так и не смогла разобраться в данном просто-напросто детективном случае. Как же надо было упиться юной деве, чтобы совсем не почувствовать, что с тобой производят такие варварские действия?

И потом – что означает беременность без потери девственности?

Далее было пояснено: дескать, некоторые сперматозоиды обладают такой невероятной жаждой жизни, что им достаточно лишь символической близости (как показывает вышеизложенный пример, даже без проникновения в запретную зону инородных органов), чтобы в нее (зону) ворваться беззастенчиво и без посторонней помощи! С неимоверной скоростью промчаться по невидимым трубам и протокам, чтоб скоренько оплодотворить ни о чем не подозревающую, мирно дремлющую юную яйцеклетку.

Этот пример сыграл со мной однажды недобрую шутку. Но об этом расскажу чуть позже.

Что касается досуга молодежи, к примеру, времяпрепровождения в «неформальной обстановке», то подобное характеризовалось исключительно с негативным оттенком. И фотографии были соответствующие. И комментарии к ним. Например, такая иллюстрация: некая особа, окруженная молодыми людьми, опрокидывает рюмашку. Вид у нее развязный, волосы растрепаны, взгляд туманный, улыбка нетрезвая. Под фотографией подпись: «А вот такое поведение может вызвать только презрение».

Что и говорить, меня это впечатляло, хоть и было опубликовано несколько десятилетий назад и многие вещи можно было спокойно отнести к пережиткам прошлого. Пожалуй, что угодно, только не морально-нравственный аспект.

«Девушки! Берегите честь смолоду! Высоко, как знамя, несите право называться советской девушкой! Не позволяйте сбить себя с правильного курса!» – примерно так провозглашалось в книге.

Правильный курс это: коммунистические субботники, стройотряды и всевозможные комсомольско-молодежные стройки. Ну и так, по мелочи: совместный сбор металлолома, политинформации, комсомольские собрания, агитбригады и тому подобные мероприятия. Везде, где плечом к плечу молодые люди строят, роют, пекут, собирают, созидают во всех вариантах, то есть сообща идут правильным строем. Плечом к плечу сидеть в библиотеке, кстати, тоже не возбранялось.

– Девственность – ваше главное приданое, – упорно вселяла в нас мама. Этим она подтверждала глубокую мысль, заложенную в книге «Вам, девушки». Мы с Лизой кивали, уясняя. И росли в атмосфере сущей правильности.

Но отчего-то это не уберегло нас от ошибок в дальнейшем.

Глава 4. Грегори, Григорий… Гришенька!

Вот уже три недели как в мою жизнь вошел мужчина по имени Григорий. Или Грегори. Так даже интереснее. Он звонит каждый вечер из далекой Америки, мы подолгу беседуем, и порой мне кажется, что знаем друг о друге всё. Хотя конечно же это невозможно. Тем не менее у меня уже выработалась новая потребность – потребность в этом ежевечернем звонке. Я, неожиданно для себя, стала отменять все вечерние мероприятия, чтобы, побыстрее завершив домашние дела и уложив чадо спать, усесться в нетерпеливом ожидании поближе к телефону.

– Добрый вечер, Саша, – начинает Грегори, – ну, рассказывай, как прошел твой день?

Мне нравится его голос – очень глубокомысленный, очень уверенный, очень красивый. Я принимаюсь развлекать его подробностями суетной московской жизни, по ходу повествования удивляясь, до чего забавно и красочно могут выглядеть события одного вполне заурядного дня в устах заинтересованного рассказчика.

– Какая погода в Москве? – спрашивает Грегори. Ему интересно знать всё, чем я живу, всё, что меня окружает, начиная с погоды.

– Какая погода? Прохладно и сыро. С утра моросил дождь, и мне не хотелось вылезать из теплой постели. Но надо было поднимать ребенка в школу.

– Теперь я буду звонить по утрам, и пробуждаться тебе станет гораздо легче.

Смущаюсь. В его голосе впервые за время нашего общения зазвучали интимные нотки. Интересно, а почему это он убежден, что именно после его звонка мне станет легче подниматься? Впрочем, не возражаю. Мне приятно слышать, что кому-то может быть небезразлично мое пробуждение.

– Какая погода в Нью-Йорке? – в тон ему продолжаю я заданную тему.