Два с половиной часа до посадки пролетели незаметно. После двойного бурбона Лиза немного расслабилась. Мы с ней ударились в детские воспоминания.

– Алька, ты помнишь историю про то, как я застряла под забором у дяди Володи Войновича? – Лиза звонко рассмеялась.

– Конечно, помню эту милую семейную легенду, – прыснула я в ответ.

– Это не легенда вовсе, – с горячностью возразила Лиза. – Когда мы встретились с ним у родителей в Израиле, он сам напомнил, как это было, и даже подписал мне книжку…

Грегори, молча наблюдавший за нами со стороны, вдруг встрепенулся и попросил посвятить его в то, как же ЭТО было.

– Ну, дело происходило летом на подмосковной даче, – с удовольствием принялась вспоминать Лиза. – Владимир Войнович жил по соседству с нами.

– С нашим отцом они были хорошими друзьями, – вставила я.

– …да-да, именно потому у них всегда находилась масса тем для долгих обсуждений, – продолжала Лиза. – Так вот однажды меня, пятилетнюю, попросили позвать к обеду папу, засидевшегося у Войновича. С готовностью бросилась к его дому. Ворота оказались запертыми. До звонка я не дотягивалась. Стучала и звала, но никто меня не слышал. Тогда я решила пролезть под воротами, отстающими от земли на довольно приличную (как мне казалось) высоту.

– Ты расскажи, – встряла я вновь, – расскажи, что на тебе при этом было надето!

– Ах, ну да, на мне было нежно-розовое платье с оборочками и белые гольфы с помпонами, – улыбнулась Лиза, – но я была настолько озадачена выполнением маминой просьбы, что, плюхаясь на пузо, дабы пролезть под забором, совершенно об этом не подумала.

– … так же, как о своей комплекции, – хохотнула я.

– Да, я была… пухленькой, – неохотно созналась Лиза.

– Толстой ты была, а не пухленькой, поэтому застряла между землей и забором, точно как Винни-Пух в кроличьей норе! – съехидничала я.

– Алька, ну ты и вредина, – сказала Лиза, – постеснялась бы Григория хотя бы. Что он о тебе подумает?

– Гришенька, ты обо мне что думаешь? – кокетливо поинтересовалась я.

Вместо ответа Грегори нежно обнял меня за плечи и попросил Лизу продолжить свой рассказ.

– Когда на мой плач сбежались все, кто находился поблизости, и извлекли меня из-под забора, – улыбнулась воспоминаниям Лиза, – я была похожа на замарашку или даже на беспризорницу: вся чумазая, перепачканная землей, локти и коленки покарябаны, жуть!

– Почему же вы полезли под ворота, вместо того, чтобы вернуться домой, Лиз? – подивился Грегори.

– Знаете, больше всего я опасалась, что меня накажут за невыполнение такого важного задания, – ответила сестра.

– Лизу даже в раннем детстве отличало чувство повышенной ответственности, – констатировала я.

– Это я уяснил, – кивнул Грегори. – Скажите, Лиз, а какую именно надпись оставил вам Войнович на титуле своей книжки?

– Он надписал ее так: «Дорогой Лизоньке, которая ловко проползала ко мне под забором, с пожеланием многообразных удач»… Затем, с интересом оглядев меня, дописал: «…проползала ко мне, но преждевременно, в возрасте пяти лет».


Остаться наедине с сестрой Грегори нам не дал. Наверное, опасался, что мы будем «трепать языками», то есть станем обсуждать что-то для него нежелательное.


19.00

Объявили посадку. Мы простились с Лизой, сели в самолет и вновь взмыли в воздух. Атланта была пересадочным пунктом, который Грегори удачно использовал для выполнения своего обещания.

– Ну и как тебе Лиз? – спросил меня Грегори. – Сильно она изменилась с вашей последней встречи?

– Очень сильно, – вздохнула я. – Так и не поняла, как она довела себя до такого изможденного состояния и зачем сделала пластику?

– Ну, это все – дань моде, – сказал Грегори и, внимательно оглядев меня, изрек: – Я бы тебе тоже немного убрал здесь и здесь. И брекеты поставил бы на верхние зубы, чтоб исправить их небольшую природную кривизну.

Узрев досаду на моем лице, пояснил:

– Наше общество, как я тебе уже говорил, диктует определенные правила, дорогая. Ничего нигде не должно выпирать, висеть и мешать общему эстетическому впечатлению.

Что-то подобное я действительно уже от него слышала. Поэтому не стала реагировать на очередное обидное указание на мои недостатки. Парировала только: пусть сначала себе вставит недостающие зубы!

– Ты заметила у меня отсутствие двух нижних зубов? – удивился Грегори и беззаботно рассмеялся. – Да, пожалуй, пора заняться. Не думал, что это так бросается в глаза.

Лиза, несмотря на все ухищрения с внешностью, не показалась мне счастливой. Сообщение о ее ранней седине даже слегка встревожило.

– Знаешь, Гриша, когда я видела Лизу в последний раз, она выглядела вполне удовлетворенной жизнью. А теперь у меня осталось какое-то смятенное ощущение. Мне кажется, ее что-то гложет. Жаль, я не имела возможности расспросить подробнее о ее жизни.

– Не кори себя, милая, – Грегори мягко похлопал меня по руке, – сомневаюсь, что она открыла бы тебе истинную причину своей неустроенности.

Неустроенности? Какое неподходящее слово.

– Лиза всегда была счастливицей, баловнем судьбы, – возразила я, – и любимой дочкой у папы с мамой. Мне ее всю жизнь в пример ставили. МГУ закончила с медалью. Замуж вышла удачно. За кордон свинтила вовремя. И все годы – ни одной проблемы, ни единой жалобы. О чем ты говоришь?

– Всё течет, всё меняется, – задумчиво проговорил Грегори. – Теперь любимой дочкой станешь ты. И счастливицей. Просто представить не можешь, как скоро все начнут тебя обожать!

С удивлением я взглянула на Грегори. Он смотрел в иллюминатор.

– Ты что-то знаешь, Гриша? Расскажи мне!

– Я наблюдательный человек, Алечка. С богатейшим опытом общения и неплохой интуицией. Вижу многое, что скрыто порой за камуфляжем хороших манер и завесой улыбок. Кроме того, умею анализировать.

– Не говори загадками, – взмолилась я, сгорая от нарастающего беспокойства. – Ты как-то раз обмолвился, что Лиза буквально вцепилась в тебя при первом знакомстве. Что ты имел в виду?

После небольшой раздумчивой паузы Грегори заговорил:

– Мы познакомились с Лиз в Бруклине, на творческом вечере вашего отца. Они артистично разыграли умилительное представление нежданной встречи, – Грегори скептически усмехнулся, – якобы давно не виделись и вот случайно встретились прямо тут, в Америке, на сцене концертного зала! Лиз подсела к роялю и исполнила несколько песен из разных спектаклей на его стихи. Кстати, совсем неплохо.

– Лиза с отличием окончила музыкальную школу, – с обидой за сестру сообщила я. – На всех семейных торжествах ее просили что-нибудь сыграть для гостей. Иногда мы вместе пели, точнее, я ей подпевала. Вторым голосом.

– Так вот, – продолжил Грегори, – в конце того самого вечера я подошел к вашему отцу, чтоб засвидетельствовать свое почтение. Тогда-то Лиз и попыталась взять меня на абордаж. Выпросила визитку и буквально на следующий день, позвонив, пригласила на обед в ресторан. Затем в сауну.

– И… ты повелся? – спросила я обалдело.

– Ну, а почему бы нет? – пожал плечами Грегори. – С русскими я мало общаюсь, а тут весьма привлекательная леди, дочь почитаемого мною человека – даже интересно.

– Ты разве не знал ее мужа?

– Знал, разумеется, знал. – Грегори вздохнул, словно раздумывая, продолжать ему или остановиться. Я сделала нетерпеливое движение.

– На момент нашего знакомства в жизни Элизабет уже возникли определенные трудности. Опереться было не на кого, а тут рядом возникает успешный и свободный мужчина. Как можно такое упустить? – Грегори скептически усмехнулся.

– Полагаешь, Лиза настолько цинична, что при существующем муже решила тебя закадрить? Она не такая! – вновь бросилась я на защиту сестры.

– Милая моя девочка, да иначе в жизни и не происходит! Женщины такие же животные, как и мы. Инстинкты никто не отменял. Каждая особь ищет себе пару. Каждой самке нужен сильный самец.

– И что же? У вас случился роман? – досадливо поморщилась я.

– Нет, Алечка, до романа у нас, слава богу, не дошло, успокойся, – Грегори взял меня за руку, – между нами вовремя встала ты!

– Я?! Но как?

– Однажды я попросил Лиз показать семейный фотоальбом. И увидел тебя. И был сражен.

– Чем же это? – смутилась я. – Лизка всегда была намного лучше меня, краше… фотогигиеничнее… тьфу ты… фотогеничнее!

– Лиз к моменту нашего знакомства внешне мало чем отличалась от типичных американок, которых я повидал немало. Меня они никогда не возбуждали. А на той фотографии у тебя удивительно получились глаза, даже не сами глаза, а взгляд. Чуть лукавый, чуть грустный и неподдельно искренний. Какая-то загадка в нем читалась и трогательная беззащитность. Это меня и покорило.

– Выходит, ты хитростью выманил у нее фотографию, потом мой телефон…

– А вот и не угадала. Я был с ней честен. Сообщил, что хотел бы пригласить тебя к себе в гости. Попросил о содействии.

– И Лиза сразу согласилась? – изумилась я.

– Конечно же не сразу, – ухмыльнулся Грегори, – немного поломалась, попробовала даже поотговаривать. – Он внимательно следил за моей реакцией. – И тогда пришлось попросту поставить Лиз перед необходимостью позвонить тебе. По крайней мере, чтоб поздравить с днем рождения твоего сына. И заодно предупредить о моем звонке.

Получается, сестра была не одна, когда звонила мне в ту ночь! Звонила вынужденно, под напором Грегори. Бедная Лиза.

– Ты утверждал, что Лиза хотела бы поменяться со мной местами.

– Да, именно так.

– С чего ты это взял? Почему, Гришенька, ты убежден, что каждая смотрящая или заговаривающая с тобой дама испытывает необузданное желание тебя заполучить? – Я почти не скрывала раздражения.

– Да потому, милая, что таково истинное положение вещей, – невозмутимо ответил Грегори.

– Ну, я не знаю, как другие, но в отношении Лизы ты точно ошибся. У нее прекрасный муж, положение в обществе, достаток. Да и не так она воспитана, чтоб бросаться на посторонних мужчин!