Мы обзвонили друзей и шумно отметили успешную подачу заявления пенистым пивом с соленой рыбой в подвальчике «Жигули». Потом гуляли по Москве всю ночь. А утром ребята препроводили нас в аэропорт, дружно скинувшись на два авиабилета до Феодосии, которые случайно оказались в кассе. Молодость, молодость. Как лихо и бесшабашно принимались тогда решения.

До начала учебного года оставалась неделя. Нам необходимо было увидеть море и побыть вдвоем! Мы же ничего друг о друге толком-то и не знали…

Родителям я отправила телеграмму с просьбой не волноваться. Я уже взрослая. Очень взрослая. Взрослая женщина.

В самолете Мишка взял меня за руку, и в это самое мгновение я поняла, что счастлива. У него были теплые, сухие, чувственные руки. Мне представилось вдруг, что мы две свободные перелетные птицы. И я готова улететь с ним хоть на другой конец света. У меня больше не было семьи, думала я, а есть только он. И именно он спасал меня от опостылевшей подчиненности, от родительского гнета, беря на себя ответственность за такую вздорную, такую взбалмошную девчонку. Ничтоже сумняшеся.

Мишка поведал мне в полете об одном удивительном и загадочном месте, откуда Пушкин начал отсчет своих поэтических открытий Крыма. Случилось это с ним на вершине горы Митридат. По преданию, если взобраться на самый ее верх, ни разу не обернувшись, то сбудутся все заветные мечты. Мишка навсегда запомнил ощущение восторга, побывав на Митридате в далеком детстве. Мне нестерпимо захотелось увидеть это своими глазами, чтоб ощутить такой же восторг!

Автостопом, за два с половиной часа, добрались мы от Феодосии до Керчи. И сразу двинули в центр города. Античность лежала у нас буквально под ногами: в кладке лестниц и тротуаров использовались каменные плиты из доисторических зданий. Большая Митридатская лестница насчитывала более четырехсот ступеней. Я честно карабкалась на самый верх, прерывисто дыша и избегая искушения оглянуться. Чудеса требовали того. Добравшись до вершины, я зажмурилась и быстро-быстро загадала: «Хочу состариться с Мишкой на одной подушке»! Развернулась на сто восемьдесят градусов и ахнула, увидев простирающийся под нами древний город, керченскую бухту и великолепную долину, окаймленную цепью курганов, расположенных на гребне дугообразной известняковой гряды. Но главное – повсюду, куда не кинь взор, было видно море!

На рейсовом автобусе добрались мы до местечка Капканы. Разыскали тот самый дом, в котором Мишка жил в детстве. Хозяйка хоть не признала его, но все же обрадовалась новым жильцам. Сезон сходил на «нет», и мы явились для нее нежданным подарком. Однако, прежде чем заселить нас вместе, хозяйка на всякий случай внимательно изучила справку из ЗАГСа.

За полтора рубля в сутки мы сняли у нее беленую комнату с высокой панцирной кроватью, застеленной идеально чистым, прокаленным на солнце бельем. Хозяйка подкармливала нас рассыпчатой отварной картошкой со своего огорода и наваристыми борщами, а бесхозно плодоносящие уличные деревья щедро одаривали лопающимися от спелости абрикосами, душистыми яблоками и кисловатой алычой.

С раннего утра и до темноты плавали мы в теплом ласковом и малосоленом море. Загорали на огромных пористых валунах. Ходили пешком по нескольку километров до маяка – к своеобразной границе двух морей, Азовского и Черного. Ловили мидий и, отварив их прямо на костре в оцинкованном хозяйском ведре, с удовольствием поглощали, извлекая каждую из треснувшей раковины. И никто нам не был нужен. Мы наслаждались свободой, любили друг друга и не думали ни о чем. Казалось, что трудности отступили, теперь все в жизни будет так же легко и просто. Ведь как благополучно сложилось: заявление в ЗАГСе приняли, билеты на самолет достали, без труда устроились на постой в райском местечке. Ненавистная школа, родительский гнет, провалы и поражения – позади. Впереди лишь волнующее воображение будущее: студенчество, самостоятельная жизнь, походы, друзья, любовь… свадьба! Подружки обзавидуются, ведь я буду первая среди них! Да и родители наконец-то смирятся с мыслью, что я взрослая и теперь могу шагать по жизни без их «всевидящего ока» и «всеслышащих ушей».

Правда, мы с Мишкой почему-то не задумывались над тем, где, как и на какие средства нам придется существовать. Паря высоко над землей, не хочется озадачиваться скучными бытовыми проблемами. Отодвинули решение всех проблем «на потом». Но проблемы не заставляют себя долго ждать. Когда легкомысленными голубками припорхнули мы на вокзал, чтобы отправиться в обратный путь, то увидели толпу несчастных людей, сутками, без малейшей надежды стоящих в потных, душных очередях. Всем надо было в Москву! А билетов в кассе не было. Мы здорово струхнули тогда.

Проведя в очереди на керченском вокзале полдня и поняв бессмысленность дальнейшего ожидания, я решилась позвонить домой. Других вариантов не было. Мишка казался потерянным и несчастным. И ничего дельного не мог мне предложить.

– Мама? – произнесла я робко. – Здравствуй, мама. Это твоя блудная дочь Александра.

– Аля, детка, откуда ты звонишь?

– Из Керчи, мама, – обреченно созналась я, ожидая любой реакции, но только не такой:

– Боже мой, доченька, родная, как ты, что с тобой?

Я-то думала меня прокляли, отлучили от дома, забыли, как зовут!

– Мамочка, я не могу отсюда уехать, что мне делать-то? – внезапно разрыдалась я.

– Так, Аля, не реви. У тебя деньги есть? Ты сможешь перезвонить через час?

Ближе к ночи мы уже садились в поезд. Места, правда, получились боковыми, у туалета, зато в одном вагоне. Всю дорогу ехали молча. Я ждала, что Мишка скажет что-то ободряющее, вселит уверенность в завтрашнем и послезавтрашнем дне, но он как-то внезапно сник, насупился, отвечал на вопросы односложно. Наверное, услыхал что-то не слишком лестное в мой адрес, когда звонил к себе домой. Ему сказали, что отец попал в больницу в предынфарктном состоянии, и теперь Мишка отчаянно корил себя за это. Можно предположить, как теперь примут меня в его семье! Я старалась об этом даже не думать.


Родители встретили меня на Курском вокзале и, буквально запихнув в машину, повезли в институт. Чуть не опоздала к началу занятий. С Мишкой мы толком не успели проститься, так быстро родители меня от него оттащили.

Я сидела на первом институтском собрании среди нарядных студентов одна такая немытая-нечесаная и чувствовала себя отвратительно. Дома меня ждал пренеприятнейший разговор. Мне придется снова выкручиваться. А ведь я уже не школьница – студентка! И без пяти минут замужняя женщина!

Где, интересно, теперь мой любимый Мишка? Когда же мы с ним увидимся? Как разговаривать с родителями? Боже, голова пухнет. А что, если посоветоваться с Лизой? Она же умная.

– Алька, ну ты и натворила дел, – вздохнула сестра в трубку, – хорошо хоть на занятия успела вовремя. Давай-ка я подъеду к тебе во время переменки, пообедаем в кафе, повидаемся напоследок.

Оказывается, я случайно застала Лизу дома, завтра они с мужем уже отбывают в Прагу. Вот счастливая, Лизка! И как же у нее все правильно, складно получается в жизни. Ну почему у меня все не так, а какими-то рывками да урывками?

– Давай, мартышка, рассказывай. – Лиза в элегантном бежевом костюме, белой блузочке с рюшами казалась еще краше, чем всегда. Замужество ей было явно к лицу. Интересно, а оно всех так красит или только избранных? И как, интересно, буду смотреться я после свадьбы?

– Лизуша, милая, родная, только ты меня сможешь понять, – вкрадчиво начала я.

– Я слушаю тебя, подхалимушка! – Лиза была в славном расположении духа. Это хорошо. Значит, воспитывать меня сегодня не станет.

– Понимаешь, Лизуша… у меня проблема. Очень серьезная.

– Так. – Лиза отодвинула тарелку с супом, подалась вперед и напряглась. – Ну, говори скорее, какая проблема?

– Дело в том… – Я путалась между тем, что необходимо донести до ее сознания, и тем, от чего нужно как можно дальше увести. – Видишь ли, я совсем не получаю… удовольствия. Ну, в смысле, удовлетворения! – выпалила вдруг, сама от себя такого не ожидая.

Лизка откинулась назад, внимательно на меня взглянула и лихорадочно забарабанила ноготками, покрытыми перламутровым лаком, по столу.

– И как давно ты… вообще… живешь? – выдавила она из себя.

– Неделю! – гордо сообщаю я.

– А как предохраняешься? – Вопрос правомерный. Мое сообщение не потрясло ее и не шокировало, как я предполагала, значит, и родители должны примириться с мыслью, что я взрослая!

– Ну, обычным способом, – как можно небрежнее произношу я.

– Это как? – усмехнулась Лиза.

– Тщательно моюсь с мылом, – отвечаю спокойно. – Хозяйственным.

– Что?! – Лиза подскочила на стуле. – Кто ж тебя этому научил?

– Марьяша.

– Марьяна, дочка нашего дворника? Она так хорошо разбирается в вопросах гигиены? – Лизка перевела дух. – Знаешь ли ты, дурочка, что щелочная среда – самая благотворная для скорейшего зачатия!

– Да иди ты! – вспыхнула я и стала лихорадочно подсчитывать дни. – Это что же получается?

– А то и получается, что если в этом месяце тебя «пронесет», беги скорее в церковь, мартышка!

– Лиза! Ты хочешь, чтобы я постриглась в монахини? – оскорбилась я.

– Алька! Не говори ерунду. Свечку надо поставить, причем самую толстую.

Глава 14. «Здравствуй, Грусть!»

Конечно же порки избежать не удалось. Слава богу, только в фигуральном смысле. Ни о каком браке со студентом консерватории родители слышать по-прежнему не желали.

– Твои поступки, Александра, говорят о полнейшей безответственности не только перед семьей, – папа чеканил каждое слово, – но даже по отношению к своей собственной жизни: с ней ты поступаешь как инфантильное, недоразвитое существо. Пора бы уже поумнеть. Ты теперь студентка.

– А я и отвечаю! Я уже взрослая, уже студентка, как ты папа правильно заметил, ну так почему вы до сих пор пытаетесь все за меня решить?