Я подговорила подружку Леру, вхожую в Степину компанию, как-нибудь протащить меня с собой. Взамен я, скрепя сердце, пообещала презентовать ей заветные чеки магазина «Березка», в котором в те годы можно было приобрести все, что душе угодно: от импортной помады, пудры и румян до дефицитных кассет и даже фирменных джинсов! Все то, что было недоступно основной массе советских граждан, а только избранным представителям элиты. Лера пообещала, взяв с меня слово не посягать на самого Степу, в которого влюблена была как глупая кошка и потому старательно отслеживала и изживала соперниц.

Я готовилась к походу целую неделю, продумывая наряд и репетируя фривольную походку «от бедра». Даже стащила у Лизы босоножки на высокой пробковой танкетке и бюстгальтер полноценного размера с жесткими чашечками. Чтоб, набив его ватой, выглядеть эффектнее.

Когда Лера увидела меня, преображенную, она оторопела, потом занервничала и быстро-быстро проговорила:

– Слушай, сегодня не выйдет. Там, это… все отменилось, кажись. Степа никого не принимает. Так что лучше забудь. Забирай свои чеки. Чао!

И не дожидаясь ответной реакции, мгновенно упорхнула. Впервые в жизни во мне углядели конкурентку! Многоопытная Лера углядела!

Сдаваться я не желала. Стольких усилий стоило все организовать! С горем пополам накрасить глаза Лизкиной заветной тушью «Луи Филипп» из голубенького тюбика, а губы – маминой ланкомовской помадой. Щедро надушиться ее же «Диориссимо», по-тихому слинять из дома… Я вся горела желанием, во что бы то ни стало проникнув в прокуренную, манящую загадочным пороком каморку, увидеть «золотого» Степу с его свитой и понять наконец: от чего нас так тщательно оберегают? Поэтому остановить меня уже не могло ничто.

Стараясь не сверзиться с высоченных танкеток, я самостоятельно добралась до вожделенной мастерской и решительно нажала на кнопку звонка. Мне долго не открывали. Шум, визг, музыка раздавались за дверью. Наконец, громко матерясь, ее открыл чрезвычайно пьяный парень:

– О, какая клёвая герла! – воскликнул он. – Ты к кому? Не ко мне ли?

– Я к Степе, – нахально заявила я. – Он где?

– Все хотят к Степе, а как же я? Давай курнем? – и сунул мне под нос дымящуюся сигарету. Я невозмутимо взяла ее двумя пальцами и поднесла к губам. С сигаретой почувствовала себя гораздо увереннее.

Степан стоял в центре броуновского движения и для меня, казалось, был недосягаем. На голове у него красовались огромные модные наушники, и он, прикрыв глаза, двигался в такт какой-то собственной, только ему слышимой мелодии. Вокруг все грохотало, клокотало и курилось.

Я уже собралась было ретироваться, как вдруг он открыл глаза и, сфокусировав на мне взгляд, с улыбкой подмигнул. Вероятнее всего, его зацепила моя отчаянная непохожесть на всех этих бесцеремонных дев, бесстыдно вьющихся вокруг его молодого крепкого тела, словно эластичные лианы.

Радостно подалась навстречу его улыбке, но в этот самый момент кто-то больно дернул меня за руку. Это была Лера.

– С тобой хотят поговорить, – недобро сузив глаза, прошипела она.

Не выпуская своих острых когтей из моей руки, решительно потащила по длинному коридору в сторону туалета. Там меня поджидала толпа враждебно настроенных девиц.

– Вот она, полюбуйтесь, – толчком выставила меня вперед Лера, – полюбуйтесь, приперлась! – и повернула ко мне перекошенное гневом лицо: – Ну, я ж тебя предупредила, что не светит тебе Степа, ты тупая, что ли?

Как в страшном кино, на меня с шипением стали надвигаться разъяренные персонажи женского пола, все до одной в этот момент похожие на горгон медуз…

«Мама-мамочка, – подумала я, – почему я тебя не слушалась?» – и, сжавшись, приготовилась к худшему. Кажется, я даже зажмурилась.

И вдруг:

– Это что же здесь происходит? – Сам хозяин неожиданно пришел мне на выручку. – Девицы, вы сбрендили? В моем доме разборки устроить решили? А ну-ка, брысь отсюда! Отвалили!

Он взял меня за руку – ту самую, со следами Леркиных когтей, и вывел из этого адского круга.

– Звать как? – спросил, с интересом оглядывая мой бутафорский бюст.

– Алекс, – кокетливо отрекомендовалась я, переводя дух.

– Что будешь пить, Алекс? – Степан подвел меня к бару и эффектным жестом предложил на выбор любой напиток. Глаза у меня разбежались. Такого количества красивых бутылочек с незнакомыми иностранными названиями я не видала даже в собственном доме. Любопытство перекрыло осторожность. Я ткнула в первую попавшуюся. Густого янтарного цвета.

– Молодчага, – одобрил он мой спонтанный выбор, – это Bolls. Предки из Голландии приволокли.

Мы выпили. Это было сладко и крепко. С непривычки голова побежала в сторону, вбок, ввысь, куда-то от меня. На семейных торжествах нам разрешалось весь вечер лишь скромно потягивать легкую домашнюю настойку под названием «вишневка» из крохотной ликерной рюмочки или красное полусладкое вино, вполовину разбавленное водой. Не более того.

– Повторить? – спросил он и, не дожидаясь ответа, налил еще. Я бесстрашно и с удовольствием заглотнула.

Иллюстрация из книги «Вам, девушки» предательски всплыла в моем замутненном сознании: «А вот такое поведение может вызвать только презрение…»

Я потрясла головой, изгоняя нежелательную картинку из памяти.

– Потанцуем? – Привычно не дожидаясь согласия, он уверенно притиснул меня к себе.

Двенадцать пар злобных глаз впились в меня. Но алкоголь сделал свое рядовое дело, мне стало хорошо: беззаботно и бесшабашно.

– Хочешь послушать? – Он снял с себя стереонаушники и надел на мою все дальше убегающую голову. На меня обрушился космос. Или, точнее, «Space». Прежде я и не думала, что возможно такое объемное, такое богатое звучание. Почти как в Домском соборе в Риге!

– Кайф, – выдохнула я.

– Пойдем? – сказал он и увлек меня в дальнюю комнату.

Сопротивляться не хотелось. Степан мне ужасно понравился. Его заинтересованный взгляд, исходящий от него запах, но главное то, что он захотел остаться со мной наедине! Эта невозмутимая решительность или решительная невозмутимость. Несмотря на кучу девок – липнущих, льнущих, увивающихся вокруг! В моих глазах он представлялся героем, а я – хрупкой невинной жертвой, спасенной им по счастливой случайности.

– Ты такая клёвая, – страстно зашептал он прямо в ухо, усаживая меня рядом с собой на тахту, покрытую шкурой неизвестного мне зверя, – ты не похожа ни на кого, ты просто яркая бабочка, случайно залетевшая в мою одинокую бухту…

Я не стала спорить насчет одиночества и бухты, полагая, что это надо понимать не буквально, а метафорически. Мне было приятно всё, что он там нашептывает, и его поглаживания тоже были приятны мне. Сама не заметила, как мы начали целоваться. Оказалось, это не так противно! Не то что в пионерском лагере, когда меня впервые поцеловал мальчик. Там это получилось как-то второпях, судорожно, смазанно, мокро и неаппетитно. В итоге осталось одно разочарование. А тут… с «золотым» Степой… Я сама не заметила, как втянулась. Голова моя безрассудная шумела, мысли смешались, первородные инстинкты приказывали спящему до этого мгновения телу подчиниться. Горячие, страстные волны плавно накатывали одна за другой, я готова была уже раствориться в них, пустить на самотек свой алчущий организм. Потерять остатки здравого смысла и отдаться этим ярким и доселе неведомым ощущениям…

Как вдруг откуда-то извне словно хлыстом полоснуло по рассудку!

Резким движением оттолкнув Степана, я вскрикнула, вскочила и, схватив в охапку ту часть одежды, которую в пылу страсти он ухитрился с меня стянуть, бросилась бежать. Он настиг меня около ванной комнаты, втолкнул внутрь и запер дверь изнутри.

– Что случилось? – спросил сердито и недоуменно. – Объясни, что на тебя нашло?

Я сотрясалась от рыданий.

– Успокойся и ответь, что не так? Почему ты ревешь?

– Что мы наделали?! – трагически, сдавленным от слез голосом проговорила я наконец, дрожа от страха.

– И что же такого мы наделали, крошка Алекс?

Я всхлипнула, выдохнула с ужасом:

– Теперь у меня будет ребенок!

– Что?! – изумился Степа. – Но это невозможно!

– Очень даже возможно, – взбешенно возразила я, размазывая по щекам черные слезы, – так оно и бывает! – и зарыдала пуще прежнего.

– У меня нет слов, – воскликнул Степа, – крошка, ну, поверь, ну, нет никаких оснований для… этого… такого… волнения! Обещаю тебе: не будет никакого ребенка, о-бе-ща-ю!

– Да-а-а, – протянула я, всхлипывая, – все вы так говорите!

– Послушай, ну что ты как маленькая. Ну ничего же не было…

Он не мог взять в толк – плакать ему или смеяться. Похоже, я повергла парня в нешуточное замешательство:

– Точнее, ни до чего не дошло, тьфу ты…

– Дошло-дошло, до чего надо, до того дошло. – Я достала носовой платок, высморкалась и произнесла убежденно: – Для беременности достаточно такой вот… как у нас…

– Чего? Какой? Какой такой?

– Ну, такой… близости! – Мои щеки пылали.

– Бред какой-то, – сказал Степа, – откуда ты это взяла?

– Из книги «Вам, девушки»! – запальчиво произнесла я. – Там даже пример приводился почти аналогичный, – и снова горько всхлипнула, вспомнив тот пример.

– Чего-чего? Какой такой книги?

– Говорю тебе: «Вам, девушки», – и добавила для пущей убедительности: – Москва, Госиздат, тыща девятьсот пятьдесят первого года издания.

– И что же там написано про нас с тобой? – Он, уже не скрывая, потешается надо мной.

Я цитирую ему врезавшийся мне на всю жизнь в память кусок главы про оплодотворенную (без потери девственности) яйцеклетку.

Одновременно с ужасом понимаю, что время уже давно перевалило за десять! Совсем потеряла голову. Мне нужно срочно возвращаться! Пулей!


Домой я явилась после одиннадцати, что было недопустимо по всем семейным канонам. Мама заставила меня тщательно умыться с детским мылом и, усадив напротив, устроила пристрастный допрос с дальнейшим неутешительным приговором. Она вся кипела от негодования. Возвращаться от мальчика в столь поздний час – верх неприличия! Что скажут обо мне и моей семье его родители? Разве так она нас воспитывала? Разве этому учила? Распалившись, мама поведала, что думает о моем безотрадном будущем. О том, в частности, что совсем скоро гордые родители поведут на выпускной бал счастливых и нарядных девочек из моего класса, в то время как она – единственная! – будет вынуждена везти меня на аборт. Так и сказала: на аборт! Вот что значило в нашей семье вернуться на час позже допустимого времени…