– Аменхотеп?

Он медленно обратил к ней взгляд кротких, прозрачных глаз, и его полные губы изогнулись в улыбке, отчего выступающий, неестественно длинный подбородок сделался еще заметнее. Царевич был некрасив, почти отвратителен. Некоторое благообразие его лицу придавал только тонкий орлиный нос.

– Матушка? У тебя утомленный вид. Сегодня все выглядят утомленными. Это из-за жары. – Голос у него был высокий и тонкий, как у ребенка.

Ей не хотелось говорить о пустяках, ей не терпелось сообщить ему поразительную новость, но в какое-то мгновение она поняла, что не может подобрать слова. Поборов нерешительность, она начала:

– Долгие годы я мечтала о том, чтобы сказать тебе это. Хочу, чтобы ты приказал своим управляющим и слугам упаковать все, что желаешь взять с собой. Ты покидаешь гарем.

Улыбка не исчезла с лица, но длинные смуглые пальцы стиснули сиявшую белизной ткань юбки.

– Куда я поеду?

– В Мемфис. Ты будешь назначен верховным жрецом Птаха.

– Фараон умер?

– Нет. Но он болен и знает, что должен назвать тебя своим преемником. Прямой наследник всегда служит верховным жрецом в Мемфисе.

– Значит, он умирает. – Он устремил взгляд к небу. – Мемфис совсем близко от Она, правда?

– Да, да, очень близко. И ты увидишь громадные гробницы предков, и город мертвых в Саккаре, и чудесный Мемфис. Ты будешь жить в летнем дворце фараона. Ты рад?

– Конечно. Можно мне взять с собой моих музыкантов и зверушек?

– Все, что захочешь. – Ей было немного досадно, что он не проявил никаких эмоций, но она объяснила это тем, что он еще не до конца осознал, насколько может теперь измениться его жизнь. – Думаю, нужно полностью освободить твои покои, – продолжила она. – Сюда ты уже не вернешься, и, кроме того, тебе как Гору-в-гнезде предстоит жениться, а будущая царица Египта вряд ли станет жить где-либо, кроме собственного дворца.

Впервые ей удалось расшевелить его. Он резко повернулся, и на мгновение в его глазах вспыхнуло удовлетворение.

– Мне отдадут Ситамон?

– Нет. Ею по-прежнему располагает фараон.

– Но она моя сестра, и она истинно царской крови. – Он поджал губы, нахмурясь.

Доволен он или разочарован тем, что не может получить ее в жены? – задумалась Тейе.

– Сын мой, дни, когда трон передавался только человеку, женатому на особе истинно царской крови, прошли. Теперь выбор делает либо сам фараон, либо оракул Амона.

Аменхотеп скривил губы в презрительной усмешке.

– Меня сын Хапу выбрал бы последним из всех. Я рад, что он умер. Я его ненавидел. Матушка, это ведь ты заставила фараона принять такое решение, правда? – Он оторвал руки от колен и принялся задумчиво теребить крылья своего белого кожаного шлема. – Я хочу Нефертити.

Тейе была поражена.

– Я тоже выбрала для тебя Нефертити. Твоя двоюродная сестра станет тебе достойной супругой.

– Она порой навещает меня и приводит дядюшкиных бабуинов. Она ходит в библиотеку и берет для меня свитки для изучения. Мы говорим с ней о богах.

Значит, Нефертити серьезнее, чем мне казалось, – подумала Тейе.

– Это очень мило с ее стороны, – вслух сказала она. – Тебе предстоит служить в Мемфисе в течение года. Потом вернешься в Фивы, женишься и построишь собственный дворец. Я помогу тебе, Аменхотеп. Знаю, тебе придется нелегко после стольких лет заточения.

Он потянулся к ней и погладил ее руку.

– Я люблю тебя, матушка. Это все благодаря тебе. – Его нежные пальцы ласкали ее запястье. – Захочет ли фараон увидеть меня перед отъездом?

– Не думаю. Он очень плох.

– Но его страх передо мной вполне жизнеспособен! Пусть будет так. Когда я должен ехать?

– Через несколько дней. – Она поднялась, он поднялся тоже, и, поддавшись порыву, она поцеловала его гладкую щеку. – Желает ли царевич Аменхотеп основать свой собственный гарем?

– Со временем, – важно ответил он. – Но я сам стану выбирать себе женщин, когда буду готов. Пока в Мемфисе мне будет не до этого.

– Тогда я покидаю тебя, чтобы передать твои распоряжения. Да живет твое имя вечно, Аменхотеп.

Он поклонился. Когда через несколько мгновений она оглянулась, он все еще стоял там, где она оставила его. Лицо Аменхотепа было непроницаемо.

Прежде чем погрузиться в ежедневную официальную рутину, Тейе отправила сообщение своему брату Эйе с просьбой оставить все дела на заместителей и ждать ее дома. Потом она с трудом досидела до конца приема, слушая ежедневные отчеты царского казначея, рассеянно отказалась от фруктов, предложенных Пихой во время короткого перерыва. Все ее мысли были поглощены изменениями в судьбе сына и бременем новой ответственности, которое налагала на нее его свобода, ей не терпелось обсудить все это с Эйе. Не успел последний управитель с поклоном покинуть зал, как она уже сошла с трона, нетерпеливо вызывая свой паланкин.

Дом брата располагался к северу от дворца, у дороги, что пролегала вдоль реки. Едва носильщики опустили паланкин на землю, и она ступила под жидкую тень деревьев сада, поджидавший ее Эйе опустился коленями в траву.

– Оставайтесь у ворот, пока я не позову, – приказала она слугам и шагнула вперед, давая Эйе возможность поцеловать ступни ее ног, потом села в приготовленное для нее кресло.

Эйе поднялся.

– Я знаю, что выгляжу утомленной. – Она улыбнулась, перехватив его взгляд. – Мне почти не удалось поспать этой ночью. Но мы с тобой выпьем вина, разбавленного водой, и я немного отдохну. Здесь ничего не меняется, Эйе. Дом так величественно стареет; цветы, которые нравились мне в детстве, все еще цветут, и кроны деревьев такие же непокорные, как прежде. Немало загадок мы с тобой разрешили здесь за долгие годы.

Он сделал знак слуге наполнить чашу, тот исполнил приказание и удалился.

– Судя по веселому настроению царицы, можно предположить, что ты нашла фараона в добром расположении духа? – с улыбкой поинтересовался он.

Тейе поставила чашу на столик и посмотрела ему в глаза.

– Дело сделано, – ответила она. – Он отпустит царевича. Это моя окончательная победа над сыном Хапу, да перемелет Себек его кости! Все еще не верю, что он действительно мертв. Столько людей при дворе верили в то, что он пребывал под защитой самих богов и давно обрел бессмертие.

Эйе взял метелку с ручкой, украшенной драгоценными камнями, и принялся отгонять мух, роившихся над его влажным лбом.

– Мы с тобой часто обсуждали, как доказать, что они ошибаются, – невозмутимо возразил он. – Когда Аменхотеп обретет свободу?

– При первой возможности. Я дам тебе знать. Будь готов отправить солдат из части Птаха, чтобы сопровождать его в Мемфис. Командиром лучше бы назначить Хоремхеба. Он молодой, но очень способный.

– И будет бесконечно рад вернуться в Мемфис. Любой был бы рад. Фивы – зловонная дыра, кишащая нищими, крестьянами и ворами. В это время года вонь от реки такая, что даже цветы гибнут. Хорошо, Тейе, я с особой тщательностью отберу людей. Я несказанно рад. Мир замер в ожидании, чтобы выказать почтение твоему сыну.

– Да вознаградят его боги за потерянные годы, – тихо сказала она. – Фараон также желает скрепить печатью брачный договор между Аменхотепом и Нефертити. Он не захотел отдать Ситамон. Я и не ждала, что он отдаст ее, и это совсем не важно. Я сдержала обет, данный семье, – отстояла наши интересы при дворе. Теперь твоя дочь и мой сын сделают то же самое. У нас никогда не возникало трудностей с отпрысками митаннийского воина марианне,[10] которого пленником привел в Египет с войны еще Осирис Тутмос Третий.

Они немного помолчали. В дни ее детства, когда она была уже обещана, но еще не доставлена фараону, Эйе был ее наставником, он учил ее, что носить, что говорить, как удержать интерес юноши, который был предназначен ей в мужья. Он рассказывал ей о том, что любит царь и чего не любит, о его слабостях, о том, каких женщин он предпочитает. Он то и дело напоминал ей, что невозможно удержать мужчину только своим телом. Цепь для него следует ковать из способности к пониманию и юмора, живого ума и лукавого сердца. Когда в возрасте двенадцати лет Тейе, накрашенная, в парике, наконец, предстала перед Аменхотепом, ее встретил взгляд его черных глаз, в них светилось чувство, не входившее в расчеты брата. Они полюбили друг друга. Аменхотеп возвысил ее до положения великой царской супруги, и спустя много лет после того, как она перестала безраздельно царить в его опочивальне, их связь все еще оставалась прочной. Она не обманула его ожиданий. Она происходила из крепкого рода, который из поколения в поколение стремился к власти и господству, поэтому ее семья, простолюдины без капли царственной крови, постепенно укрепляла свое влияние при сменах верховных правителей, начиная с Осириса Тутмоса Третьего. С тех пор семейство тщательно оценивало каждого фараона, выверяло степень его могущества, отдавая дань его слабостям и умело используя их. Отец Тейе был начальником колесничих войск, смотрителем царских конюшен и главным наставником в военном искусстве молодого Аменхотепа. Эту последнюю должность он использовал, чтобы добиться расположения юноши. Ее мать была наперсницей царицы Мутемуйи и главной госпожой гарема Амона. Земля, богатство и влияние накапливались годами, как отложения плодородных иловых наносов Нила, но конец всему этому мог настать в один момент, порыв – и все могло быть сметено ветром нищеты и царской немилости. Поэтому ничто не принималось как должное, и каждый шаг тщательно выверялся.

– У Нефертити характер угрюмый, она очень беспокойна и своевольна, – сказал Эйе, немного помолчав. – Но все ее недостатки бледнеют на фоне ее необычайной красоты, недаром ей всегда потакали все, начиная с нянек и учителей и кончая моими собственными конниками. Честолюбива ли она, еще неизвестно. В свои восемнадцать она обвиняет меня, что еще не сделалась женой и матерью.

– Можешь сказать ей, что скоро она станет и тем и другим. Конечно, пока она будет на всех бросаться, потому что ей скучно и тревожно. Во дворце она быстро научится дисциплине.